с прибабахом! Стас! Выслушай его!
— Я на ее месте тоже был бы с прибабахом, Ариша. Этот гнойный прыщ уже поведал тебе, что он с ней сделал, м-м?
Что он имеет в виду?
И снова попытка удара, которая заканчивается моим блоком, а потом еще одна, но эта успешно уже реализуется, разбивая мне губу. Чувствую металлический привкус крови. Зверею.
Да какого, собственно хрена?
— Нарисовался — не сотрешь. Че, вкурил за ее непричастность, теперь пригорело? И тебе, гандон штопаный, понадобилось три недели, чтобы дойти до этой простой истины?
Очередной замах в сторону моего лица и меня прорывает. Обманный выпад, а затем делаю подсечку и скрутку, переходя к удушающему. Теряем равновесие. Оба падаем на пол. Гордеев успевает сгруппироваться и выкрутиться. Теперь мы с ним с успехом двух придурковатых баранов пытаемся друг друга придушить к чертовой бабушке.
— Я косяк, но не предатель, — хриплю, выталкивая из себя слова.
В глазах темнеет.
— Басни Крылова…
В мозгах взрываются гранаты.
Бам! Бам! Бам!
— Да пошел ты на хуй! Сам ее найду!
Отпихиваю от себя Гордеева и с кряхтением пытаюсь встать на ноги. Голова кружится. Гребаный бугай — удар поставлен мастерски. Силищи не занимать.
Но я кроваво и довольно скалюсь, когда вижу, что и этот придурок валяется на полу, тяжело дыша, пока Толмацкая, зажав рот ладонью, взирает на нас как на полоумных.
— Стоять! — орет мне и прокашливается.
— Лежать! — рявкаю в ответ, а потом начинаю истерически ржать, но недолго, ведь разбитая губа саднит и кровоточит, — Разговаривать с идиотом неверующим больше нет желания.
Все-таки поднимаюсь и ковыляю в прихожую, где пытаюсь обуться и натянуть на себя куртку. Почти преуспел и ретировался, но тут почувствовал, что заваливаюсь назад.
А-а, это меня за капюшон тянет Гордеев.
— Куда собрался?
— Отвали от меня, — скидываю его руку и делаю тычок в грудь.
Стоим. Сопим сбито. Смотрим друг на друга исподлобья. В глазах жажда убийства. Руки сжаты в кулаки.
Меня травит так, что просто пиздец.
— Ты как в ее жизни появился, Хан, так только проблемы одни и приносил. Пока твои школьные подстилки травили Таню и шантажировали, ты не был лучше. Предложил ей секс за деньги! Ей, девочке, которая даже детства нормального не видела. Только унижения, побои, да вечно прибуханную мать. И сейчас ты ничего не вывез, не защитил ее, а только натравил очередную свору бешеных собак.
— Я знаю. За это мне ответ перед ней и держать, а не перед тобой.
— Так ты к этой своре присоединился! — его кулак впечатывается в дверь в миллиметре от моего лица.
Даже не моргнул. Но ответить был обязан.
— Все мы иногда ведем себя так, что потом приходится краснеть. Или это все не про Стаса Гордеева, да? У тебя нимб где-то на полке сушится?
Ничего не говорит. Молчит. Скалится. Видно, что цепанул его за живое.
Разворачиваюсь. Уверенно берусь за ручку входной двери, но вынужденно торможу. Меня снова дергают за пуховик.
— Нахуя сюда приперся?
— Потому что не могу ее найти, хули ты такой тормоз, Гордеев?
— Зачем ищешь?
Вздыхаю. Смотрю на него как на конченного идиота. Отвечаю, уже ни на что не надеясь.
— Люблю ее, потому что. Все, давай. И, да, спасибо за фонари, я их заслужил, — и опять пытаюсь покинуть эту квартиру.
Открываю дверь. Почти перешагиваю порог. Но снова торможу, остановленный за капюшон.
— Ладно, хер с тобой, послушаю. Пошли. Если что не понравится, то еще раз тебе по морде пройдусь.
Ничего не отвечаю. Молча раздеваюсь, разуваюсь, прохожу в кухню. Там на столе уже дымятся три кружки с чаем. Аринка ждет нас, нервно жамкая в руках салфетку.
Сажусь. Немного зависаю, а потом начинаю говорить, орудуя только фактами.
Марк
— Я к Тане серьезно относился еще в школе, реально хотел с ней отношений. Она меня динамила. Очень жаль, но я не ясновидящий, чтобы понять причины почему это происходило. Не таскался за ней и не клянчил, потому что гордый был. Потом приревновал ее к тебе страшно, — и на этих словах покосился на Толмацкую, которая мне коротко кивнула, — дальше газанул, да. Поступил, как конченное мудло. Оправдываться не буду. Неважно, что я был пьян и что не знал отказов в своей сытой жизни. Неважно! Это мой стопроцентный косяк, но былого не воротишь. Дальше Таня пришла ко мне в отдел, и крышечка у меня потекла, ибо за все эти годы я к ней и на градус не остыл. Я был зол на нее за мнимое прошлое, месяц пытался держаться подальше, но не выдержал. Да, в то время у меня была Лиана. Да, однажды был разговор о браке, но инициатива исходила от нее. Не от меня! Ясно? Почему согласился? Блин, я как это видел? Как чисто выгодный союз двух семей. Удобно, практично, но на этом все. Лиану я никогда не любил, и она это прекрасно знала. Я ее и за девушку-то свою никогда не считал, так больше боевая подруга, которая всегда под рукой. А тут Таня. Я сразу же разговоры о свадьбы пресек, но рвать с Лианой окончательно не стал, потому что с другой стороны меня бортовали по жести.
— Чисто мужской подход, — зло выплюнул Гордеев.
— Давай, суди меня, Стас. А я припомню тебе Рябову.
— Дальше что? — в моменте скис парень.
— Дальше. Когда у меня с Таней все выгорело, Лиана была уже за границей. Я не мог ставить точку по телефону, но намекнул, что она обязательно будет поставлена сразу же, как только та вернется. И Тане я сразу же сказал, что да — есть Лиана, и да — она моя бывшая. Ни слова ей не соврал. Но и нагнетать не хотел, потому что мы уже жили с Таней у меня. Все было так чертовски идеально. По крайней мере, я так это видел.
— Выключенный телефон? Конспирация на работе? — загнул пальцы на руке Гордеев.
— По телефону был прессинг от Лианы. Извини, что не желал перчить им нашу с Таней ванильную стори. Что же до работы? Я не хотел, чтобы о Тане судачили в офисе и склоняли ее по поводу этого. Неуставные отношения между работниками запрещены вообще-то. Босс и подчиненная — многие бы навыдумывали грязи. Только вот о нас все равно пронюхали и вот, как видите, подставили Таню. Но я не верил, что она могла так поступить, поэтому копал, копал и наконец-то докопался до правды. Разумовский — отец Лианы.
— Тот несостоявшийся депутат? — охнула Аринка.
— Да.
— Ну ладно.
