И согласитесь…
— Я дам ответ в пятницу, обещаю, — Кира робко улыбнулась и уже хотела попрощаться с ухажером на лестнице, чтобы не давать новую пищу для сплетен. Но Стас, остановившись на площадке у входа на этаж, задержал Киру. Подошел чуть ближе, легко дотронулся до ее щеки, опалил восхищенным взглядом.
— Я с нетерпением буду ждать вашего согласия.
Кира дернулась от прикосновения, чуть побледнев и, виновато улыбнувшись, поспешно скрылась за дверью в свой кабинет.
Стас приложил пальцы к губам и мечтательно улыбнулся. Он все равно добьется ее, во что бы то ни стало!
До конца рабочей недели Кира ходила тенью. Она перестала обедать с Ирой, ссылаясь на головную боль или на то, что много недоделанной работы. С грустью смотрела на огненно-красные цветы в вазе и ругала себя за то, что не знает, как поступить.
Кире нравился Стас и, наверное, ей не стоило отказывать мужчине. Все, что она могла разобрать в бессвязном клубке своих чувств, это тоску по другим глазам, по другой, дорогой сердцу улыбке. Сегодня пятница, и она должна дать ответ, но отчего-то Кира тянула этот момент до последнего.
С каким же облегчением она вздохнула, когда на телефон ей пришло сообщение с неизвестного номера.
"Кира, меня вызывают на объект, и после обеда меня не будет в офисе. Позвоню вечером. Целую, моя прекрасная фея."
Стас. Это мог быть только он. И телефон узнал… Как же все быстро…
Она удалила сообщение. И как только стрелка часов встала на цифру пять, Кира схватила вещи и, словно за ней гонится стая волков, поспешила покинуть офис. Ей казалось, что еще минута, и она задохнется в помещении.
Кира обогнула стоянку со служебными автомобилями, прошла через улицу и села на простой рейсовый автобус. От остановки до дома, где Кира снимала квартиру, ей придется пройтись немного пешком, но так даже лучше. Холодный воздух остудит бушующие чувства и приведет мысли в порядок.
Что ей ответить Стасу? Решиться и пойти на свидание? Возможно, Ирина права, и она ведет себя как пугливая мышь, забившаяся в нору.
Глеб дул на немеющие от холода пальцы, поглядывал на наручные, оставшиеся на память от отца часы и провожал взглядом отъезжающие рейсовые автобусы. Сегодня ее снова нет…
Может она и не ездит на рейсовом? Может быть ее кто-то каждый день подвозит на машине до дома…
Жгучая ревность ослепила, но Глеб осадил сам себя за несдержанность. Кира имеет право на личную жизнь. И он приехал сюда лишь для того, чтобы поговорить, попросить прощения и, возможно, поставить в их истории точку. Хотя к чему врать, он все еще до сих пор на что-то надеется…
Чувствовал себя дураком, мальчишкой, но по-другому не мог. Подыхал без нее, понимал, что не имеет права на прощение, но все равно мечтал лишь о том, чтобы снова прикоснуться к любимой, увидеть ее улыбку. Боролся со своими желаниями и сомнениями каждый день. И понимал, что проигрывает. Кира навряд ли его когда-нибудь простит.
Снова перед глазами встал тот страшный день, когда он прощался с матерью. Единственным человеком, в ком нуждался в тот тяжелый момент, была Кира, но она не пришла даже на похороны. Конечно, Глеб уже после узнал от Люды, что Кира была там, на кладбище, и ей было настолько плохо, что ее пришлось отвезти домой. Но в тот день он не знал, и проклинал, и ненавидел, и отчаянно желал, чтобы она была рядом.
А потом поминальный обед, слова утешения от знакомых, все как в тумане. Глеб вышел лишь на пять минут проводить тех, кто пришел. А когда вернулся в квартиру, застал момент откровения пьяной Шурки и буквально потерял дар речи. Разрывался между желанием защитить любимую от Шуркиных жестоких слов и необходимостью услышать и всю правду до конца. Правду, которая как воздух нужна была им обоим.
Как же хотелось ему придушить эту тварь там, на месте. Но Глеб понимал, что не остановится. Что вся ненависть, боль, накопившаяся за эти годы, и горе, поглотившее его в этот день, выльется на Шурку. Не стоило пачкать о нее руки…
Оглушенный ее словами, едва стоял на ногах. Сделал шаг вперед, чтобы подойти к любимой, обнять ее, защитить… Но она обернулась, опалила взглядом, оттолкнула его, ушла…
Заслужил. И она его не простит. Он не должен был уезжать. Не должен был верить письму.
Шурку припер к стене, заставил все рассказать в подробностях. Узнал и о больнице, и о попытке самоубийства. И возненавидел больше всех себя. Где-то там геройствовал, доказывал свою правоту, но любимую не уберег….
— Простите, вам плохо? — девчушка лет двенадцати дотронулась до Его рукава и участливо посмотрела на Глеба. — У вас слезы..
Глеб, очнувшись от воспоминаний, утер влагу с обросших щек.
— Спасибо, не переживай. Все в порядке.
Девчушка кивнула и, завидев как выруливает на повороте нужный ей автобус, отправилась к краю тротуара.
Глеб вздохнул, осмотрелся. Вечерело. Наверное, стоит отправиться прямиком по адресу, где теперь живет Кира. Или просто уехать, все же отпустив ее…
Боковым зрением выхватил из толпы знакомый силуэт и едва не задохнулся от нахлынувших чувств. Трясло. И заготовленные слова куда-то подевались все разом. Что он ей скажет?
Через полчаса Кира уже пожалела, что не поехала на служебной вахте. В маршрутке было не продохнуть, народ галдел, и от шума разболелась голова. Еле протиснувшись к выходу, Кира успела выскочить из задних дверей на нужной остановке. Кто-то больно толкнул ее в бок, и она, отскочив в сторону, уже готова была разреветься. Сделала пару шагов, поправила полу пальто и сбившийся на бок шарф.
— Девушка, девушка, подождите! Вы, кажется, забыли…
Время повернулось вспять и остановилось в этом мгновении.
В глазах потемнело и Кира, чувствуя как подкашиваются ноги, вдруг оказалась в кольце сильных рук. Его рук…
И запах от его пальто, такой родной, и дыхание, и стук сердца…
— Кира, девочка моя, прости… — испуганно прошептал он, прижал ее крепче и довел до скамейки, стоявшей у остановки. Чувствовал как трясет его самого, чувствовал как дрожат хрупкие девичьи руки в его ладонях.
Как же все по-дурацки…
Так много хотел сказать, хотел начать все сначала, но получится ли…
Простит ли она его… Простит ли за то, что оставил ее одну, что поверил в чужие лживые слова, отдал на растерзание двум шакалам, что назывались друзьями…
Соленые капли падали на его руки. Глеб дотронулся до ее щеки легко, невесомо, но
