class="p1">«Нет», - отправляю сообщение, наблюдая, как жена ставит «Беретту» на предохранитель и кладет в сумочку.
Дамская забава, блин!
«А это мамаша Вероники!» - печатает Зорро и добавляет кучу ликующих смайликов.
Случайность? Я в них не верю.
«Ну и что? - пишу в ответ. Лихорадочно вспоминаю год рождения Ириной напарницы. Вероника, блин! Благодаря ей мы и познакомились. Увидел бы на груди бейджик «Зорина Ирина», нажал бы на стоп-кран и выпрыгнул прямо в заснеженный лес, там меня волки бы и сожрали.
«У Жанны и Вероники лет десять разницы», - печатаю быстро. И окликаю жену. – У твоей Вероники братья или сестры были?
- Нет, она одна у родителей! Они уже в возрасте были, когда она родилась, - надевает сумку через плечо Ира и рассматривает себя в зеркале.
- Точно?
- Ну конечно! Мы же долгое время общались, - кивает она и замирает на месте. – Ты мою Веронику подозреваешь? Она не может…
- Почему это? – поднимаю бровь.
- Тоже ждет ребенка. Надо ей позвонить…
И не раздумывая тянется к трубке.
- Привет, кисуль, - воркует нежно. – Как у тебя дела? Как себя чувствуешь? Я как кабан бегаю…
«Бред какой-то!» - морщусь мысленно. Ну какой повод у этой Вероники? Могла бы пришибить Ирку при первом удобном случае. А они дружили, полгода вместе в рейсы ходили. Неужели совпадение? Веронике сколько исполнилось, когда Жанна из детдома в самостоятельную жизнь выпустилась? Лет восемь или чуть меньше…Ни о какой дружбе речь не идет. Но все равно странно…
- Накопай мне побольше информации, бро, - звоню Зорро. И даже сам не понимаю, как язык повернулся назвать его братом.
- Мне тоже этот поворот не нравится, - хмуро откликается он. – Но мы Веронику проверили сразу, как только их с Ирой в один вагон назначили. Никакого криминала и связи с Артамоновым я не нашел. Я же тогда ваше дело расследовал. Сразу бы глаз зацепился…
- Слабо верится, - вздыхаю я и аж приседаю, когда над головой раздается протяжный вой сирены. Пожар, что ли?
- Горите там? – небрежно интересуется Зорро. – Или учения проводите?
- Кажется, пожар, - роняю отрывисто и бегу к жене. – Надо уходить, Ира.
Но моя умная и красивая женщина стоит посреди гостиной и смотрит испуганно.
- Давай, надо спускаться по лестнице. Лифтом пользоваться нельзя.
- Там ловушка, Степа, - мотает жена головой. – Это все-таки Вероника. Она мне рассказывала, что лежит на сохранении. А в трубке послышался вой сирены. Такой стереоэффект, знаешь? Понятия не имею, что я ей сделала, - всхлипывает она. – Но это она. Здесь. В здании.
- Ты уверена? – забрав из рук жены айфон, набираю последний номер. Но вместо ответа мне в ухо бьется механический голос.
Хороший план. Объявить пожарную тревогу, обесточить вип-лифт и ждать нас на лестнице. А там можно легко заблокировать нас между этажами и ликвидировать.
- Закрыть двери! Блокировать лифт! – отдаю указания охране. –
А сам хватаю кресло и несу в ванную.
- Тебе лучше посидеть в укрытии, дорогая, - ставлю у окна мягкую мебель. – Запрись. Отцу позвони. Пусть пришлет кого-нибудь с ксивой и в погонах. Потом – брату. Надо в спешном порядке допросить эту Горбунову. Хочу понять, наконец, с чем мы столкнулись! – отдаю указания. И услышав щелчок запираемой двери, достаю из шкафа бронежилет.
Все. Понеслась душа к Богу в рай! Пойду сам. Урою гадов.
Ира
Запершись в ванной, не могу усидеть на месте. Брожу из угла в угол и все пытаюсь найти ответ на главный вопрос.
Почему? Почему Вероника меня предала?
И правда ли, она замешана в этом гнусном деле. Не верится. До последнего не верится. Может, быть совпадение? И в роддомах иногда вопит пожарная тревога.
Но будто отвечая мне на скопище вопросов, стихает сирена, потом раздаются крики и выстрелы. И наконец, как прелюдия к последнему акту, с улицы слышится другая сирена. Теперь уже полицейская.
Значит, все- таки Вероника!
Усевшись в кресло, пытаюсь хоть как-то разгадать дурацкий ребус. Почему она пошла против меня? Мы же под одной шинелькой спали, из одной тарелки ели. Делились всем! Как сестры родные были. Я ей про свою семью рассказывала. И она мне. Не было там никакой Жанны Артамоновой и связи с детским домом не было. Подкупили ее после? Так ко мне бы пришла! Степа бы в благодарность вознаграждение дал.
Но она приняла ту сторону. Боль предательства говорят сильнее, чем боль потери близкого. Потому что смерть осознать можно, принять, уповая на Бога. А вот с предательством сложнее. Сердце отказывается верить, мозг отказывается понимать. Как это? Еще вчера все было хорошо и ты думал, рядом друг, а оказывается – враг. Самый злостный. Чужие не предают. Только свои, самые близкие!
Закрываю лицо руками. В горле застревает вязкий ком, но слез нет. Не плачется мне. Поглядываю на лежащий на полке пистолет.
Не дай Бог понадобится!
Заламываю руки и жду Степана. Наверняка, он координирует действия из кабинета. А меня отослал в безопасное место. Только мне лучше с ним. Зря я согласилась. Пойти к нему? А вдруг помешаю!
Снова встаю, хожу из стороны в сторону. От раковины в мраморной столешнице до душа, потом от него до окна к джакузи и обратно. Успокаиваю себя, поглаживаю живот. Напеваю малышу что-то. Не нужно ему слышать выстрелы и сирены. А сама думаю, все время думаю о Веронике.
Почему ты поступила так, систер? Почему!
Через несколько минут все стихает. А потом в кармане вибрирует сотовый.
- Да, папа! – откликаюсь отрывисто.
- Открывай дверь, дочка. Все кончилось.
Выхожу и сразу попадаю в его крепкие объятия.
- Все хорошо. Всех взяли. Целая банда по ваши души, - цедит отец нехотя. Гладит меня как маленькую по спине, по голове. – Все закончилось, Ирочка.
- Как Жанна вышла на Веронику? – выдыхаю, стараясь держаться спокойно. – И почему та согласилась?
- Никто ни на кого не выходил, - качает головой отец. – Они – родные сестры. Следили за тобой. Хотели убить. А потом, когда Степан отправился в Коношу в их криминальных мозгах созрел план. Только ваша любовь помешала…
- Пап, а Степа где? – оглядываюсь по сторонам.
На дверях дежурит наша охрана. Лифт мигает лампочками. Наверное, это Криницкий едет.
Но вот
