всегда сложно, поверь мне, — смотрю в его голубые, как море глаза снизу вверх. — Всем это удается с трудом. Нужно наслаждаться настоящим, отбросив прошлое в сторону. Старайся не думать о том, что когда-то было…
— Мне больше стыдно перед тобой, — его голос превращается в хрип. — Прости меня, Маша. Прости нас.
Я киваю, а потом устремляю взгляд на его мать, которая все еще обнимает поочередно детей, что-то им шепчет. Забрав коробку с машиной, протягивает Саше, а вторую, с куклой — Даше. Дети с интересом разглядывают подарок, но больше бабушку. Она для них сейчас гораздо важнее.
У них никого, кроме меня и моей бабули не было на протяжении нескольких лет. А буквально пару недель назад появился отец, теперь бабушка. Кто там ещё остался? Дедушка? Нет, он никогда не наступит себе на горло, несмотря ни на что. Да, Виктория Сергеевна по телефону говорила мне, что он тоже очень сожалеет и был в шоке, когда узнал о внуках, но то, что может захотеть увидеть их… Я сомневаюсь. Он не осмелится.
Я сажусь за стол, Виктор опускается рядом. А дети разговаривают с бабушкой. Они задают ей вопросы, женщина терпеливо отвечает. Господи, в ее глазах столько боли, что самой не по себе становится. А еще она выглядит безумно усталой. Видимо это болезнь ее выматывает, всю энергию высасывает.
Да, бумеранг жестокая штука. Когда-то она сделала все… Выставила меня лгуньей, не осознавая, что творит. Что лишает не только своего сына собственных детей, но и себя внуков. А сейчас, глядя на них, она понимает, что эти малыши — ее собственная кровь. Жалеет. Совесть ее уничтожает.
Я понимаю, как ей сейчас больно…
А ещё больнее признавать факт, что не сможешь провести с ними столько времени, сколько хотелось бы…
Виктор заказывает ужин. Мы молча едим, лишь дети постоянно чем-то интересуются. Ловлю себя на мысли, что я наблюдаю за действиями Виктории Сергеевны. Она почти ничего не съела, как и все сидящие за столом. Женщина то и дело поглядывает на детей, то обнимает их, то целует, то говорит, какие они красивые.
— Настоящие ангелочки, — шепчет, едва они отправляются в игровую комнату. — Такие умные…
— Их воспитала умная женщина, — чеканит Виктор. — Отец знает?
— Да, я ему сказала, что еду видеться со внуками.
— Он не захотел? — подключаюсь к их разговору.
— Почему же, — тихо проговаривает, а потом опускает глаза на стол, кусает нижнюю губу. — Просто, совести не хватило… Не смог он приехать. У меня же другого выхода нет. Через пару недель мне вообще будет сложно ходить. Уже устала. Хочется выпить лекарства и лечь в кровать.
— Может, вас отвезти домой? Я привезу детей к вам, как только будет время.
Виктория Сергеевна смотрит на меня неверяще, а Виктор, поперхнувшись соком, откашливается, вытирает рот салфеткой.
— Маша?!
— Что? Дети полюбили бабушку, — пожимаю плечами. — Вы мне позвоните, когда будете готовы… — снова обращаюсь к Викторие Сергеевне.
— Ты настоящий ангел, Маша… — и опять женщина плачет.
— Ну, хватит, прекратите, пожалуйста, а то я передумаю, — шучу, конечно, чтобы обстановку хоть как-то разрядить. — А так, да, мое предложение всегда в силе. Не забывайте об этом, хорошо?
— Спасибо тебе, Маша. За все…
Виктор все еще смотрит на меня так, будто я с катушек слетела. Не понимаю, что его больше удивляет.
— Чего? — поворачиваю к нему голову.
— Разве все так просто? Вот так вот взять и простить…
— Кто сказал, что просто? — хмыкаю. — Просто смысл сейчас отталкивать друг друга от себя? Что изменится? Я бы не простила, не сожалей твоя мама о содеянном.
Виктор хмыкает. Встаёт с места и, достав мятую пачку сигарет из кармана, вытаскивает одну и зажимает ее губами.
— Не смей… — говорю, увидев зажигалку.
— Мне это сейчас необходимо…
— Ну, потом не говори, почему я злая.
— Маш.
— Я все сказала.
Наверное, Виктория Сергеевна впервые улыбается, слушая наш диалог.
Дверь в помещение приоткрыта. И, едва я кошусь туда, как вижу на пороге мужчину.
Я его узнаю не сразу. Потому что видела вживую всего один раз.
Это точно отец Виктора.
Сглатываю.
Пришел, чтобы увидеть внуков? Почему меня так разглядывает? И в его глазах я вижу то же самое, что в глазах Виктории Сергеевны. Сожалеет? Ведь слишком поздно. Почему не искали меня ранее?
Я хочу встать, пойти к нему. Смотрю на Виктора — он тоже замечает своего отца. Делает шаг вперед — к двери. Но именно в этот момент дети возвращаются.
— Папа! — смеется Даша. — А мы можем сладкую вату заказать?
Не могу отвести взгляда от отца Виктора. Он шумно сглатывает, глядя на детей. Такой хмурый, задумчивый. А потом вовсе уходит, так и не решившись познакомиться с ними.
Заключительные 4 главы.
Девочки, кто ещё не знает, у нас с Верой Шторм пишется ещё один роман в соавторстве. БЕСПЛАТНО В ПРОЦЕССЕ! ЭМОЦИИ ЧЕРЕЗ КРАЙ. ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАГЯДЫВАЙТЕ, ПОТОМУ ЧТО ТАМ ТОЖЕ СКОРО ФИНАЛ И ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ СТАНЕТ ПЛАТНЫМ!
ПРИМИ МОЮ ДОЧЬ, ЛЮБИМАЯ
— Айлин, не выгоняй, — просит муж, сжимая в руках плачущий сверток.
— Кто это? — киваю на малыша.
— Моя дочь, — отшатываюсь от его слов как от огня. — Прими ее, Айлин. Пусть она станет нашей.
Мы были в браке пять лет. Пережили два неудачных ЭКО. А потом он и его семья выставили меня за дверь, когда выяснилось, что я не смогу иметь детей.
Теперь он пришел, чтобы я приняла… Его дочь? Я не намерена воспитывать ребенка мужа от его любовницы.
— Я не уверена, что это хороший план, — цокаю языком, снова пробегаясь глазами по строчкам. — Мне совершенно не нравится этот проект, Виктор. Решать в итоге, конечно, будешь ты, но ты спросил мое мнение — я его озвучила. Интуиция меня почти никогда не подводила.
— Почему ты считаешь, что он будет неудачным? — Амиров хмурится, склонив голову на бок, изучает меня пристальным взглядом.
— Не знаю. Тут, наверное, дело не только в самом проекте, но и в том человеке, с которым мы вчера вели беседу. Он с кем-то разговаривал по телефону…
— И? Какое это имеет отношение к нашему контракту?
Он хмурится сильнее — между бровями образовывается глубокая складка. Подаётся вперёд. Виктор верит мне — в этом я уверена. А ещё я ничуть не сомневаюсь, что он сам подозревает его в чем-то, однако хочет для начала услышать мое мнение.
— Он так уверенно говорил, что решит вопрос… Что проект обязательно будет его. Виктор, ну так не разговаривают, когда думают лишь
