Ознакомительная версия.
У Буся внешность победителя. В этом он похож на нашего с ней отца. У него волосы чуть светлее и совсем не тронуты сединой, не так высок лоб, но во всем остальном они были красивой парой – два хозяина жизни: тесть и зять. О том, что зять сильно уступает своему тестю, стало ясно только тогда, когда отец скоропостижно умер. Тоже от сердечного приступа. Как мама. Я тогда сразу подумала, что это расплата за нее. Отец был еще полон сил и энергии, на него продолжали заглядываться женщины всех возрастов, но однажды он был найден мертвым в своем рабочем кабинете. Его пальцы сжимали кофейную сигариллу (он их очень любил), рядом с телом валялась дорогая золотая зажигалка. Он собирался закурить – явно был не намерен прощаться с жизнью. Но получилось не так, как он рассчитывал.
Бусь оказался не столь хваток и дальновиден, как отец. Фирма, конечно, и сейчас продолжает приносить большой доход, но, думаю, только благодаря тому, что отец когда-то хорошо наладил дело. Бусь лишь снимает сливки, благо молока еще достаточно.
Мне всегда хотелось работать у отца, но он никогда не подпускал меня к себе близко. Возможно, он испытывал чувство вины перед моей рано умершей матерью и не хотел, чтобы я своим видом напоминала о ней. Я всегда чувствовала, что он меня не любит, а только выполняет свой отцовский долг. За всю жизнь он ни разу не обнял меня, не прижал к себе. Даже в мой день рождения отец ограничивался только холодным поцелуем в лоб. Когда была девочкой, мне часто снилось, как я иду одна по пустынной дороге, а впереди маячит едва различимая фигура. По мере приближения делается ясно, что мне навстречу идет отец. Я с радостным визгом срываюсь и бегу к нему, он тоже прибавляет шагу, и очень скоро мы бросаемся в объятия друг к другу. Отец поднимает меня на руки, прижимает к себе и беспорядочно целует в щеки, лоб, подбородок. А я смеюсь, уворачиваюсь, а потом сама обнимаю его за шею и тоже начинаю целовать. Мы оба счастливы.
Не знаю, был ли когда-нибудь счастлив мой отец. Я – никогда. Ну… разве что в тот день, когда Бусь впервые остался у меня на ночь. Да… Тогда я наконец почувствовала и себя победительницей. Шикарный мужчина у моих ног. И не просто шикарный. У моих ног – ее муж. Он и сейчас у моих ног, но, как выяснилось, лучше бы было наоборот, то есть – я у его ног… Мне хотелось бы подчиняться и чувствовать себя за мужчиной, как за каменной стеной. Но таких жизнь мне никогда не посылала. Возможно, потому, что я всех своих мужчин всегда сравнивала с отцом, и все они перед ним проигрывали. Здорово проигрывали…
Отец всегда держал руку на пульсе моей жизни. В детстве он редко баловал меня игрушками и нарядами, но у меня всегда было вдоволь книг и учебников. У меня первой из моих приятельниц появился компьютер, а потом и мобильный телефон. Отец покупал для меня абонементы в театры и концертные залы. Мы ходили с ним по картинным галереям и всевозможным выставкам. Самыми счастливыми в моей жизни были зимние каникулы в десятом классе. Отец вывез меня тогда в Москву, чтобы познакомить с достопримечательностями столицы. Он был со мной сух и строг, как всегда, но я радовалась тому, что он со мной, а не с ней, со своей другой дочерью, которую я уже тогда ненавидела.
Чтобы соответствовать красавцу-мужчине, с которым ходила по музеям Москвы, я тогда впервые накрасила губы бледно-сиреневой помадой, которую выпросила у подруги. Отец, увидев на моих губах помаду, тут же потащил меня в ванную и так долго тер мое лицо мочалкой, что содрал кожу на подбородке. Я не задавала лишних вопросов. Понимала: раз отцу не нравится, значит, не надо этого делать. Он вообще не церемонился со мной. Например, он запросто резким движением мог выбить из моей правой руки вилку, если я забывала, что в ней надо держать нож, когда ешь мясо. Думаю, я делала бы куда меньше ошибок, если бы правила хорошего тона преподавали мне с любовью. Но отец не умел любить. Никого. Возможно, это было главным несчастьем его жизни. Возможно, это неумение он передал по наследству своим дочерям: и мне, и ей. Но мы с ней не умели любить по-разному. Любят по-разному. Не любят, как оказалось, – тоже.
Что касается меня, то, может быть, дело и не только в наследственности. Я отдавалась ненависти к своей сестре с такой силой, что меня не хватало ни на что другое. Человеческие возможности не безграничны. Если одно чувство заполняет душу под завязку, другому просто нет в ней места. Бусь иногда застывал, вглядываясь в мое лицо, а потом неизменно спрашивал одно и то же:
– Ты меня любишь?
Я так же неизменно отвечала:
– Конечно.
Но он, видимо, чувствовал зыбкость наших отношений. Причину, правда, скорее всего, видел не во мне, а в том, что женат на другой. Я его не разубеждала.
Вот и сегодня он наверняка очередной раз задаст мне все тот же вопрос. И я отвечу… Впрочем, было бы кому ответить! Что-то его слишком долго нет…
Я взглянула на экран мобильника. Хоть я и отвлеклась на воспоминания, время все же ползло медленно. Но по-настоящему тревожиться рано. До одиннадцати все еще далеко. Может, заказать кофе с булочками? Последний перекус у меня был днем и тоже всего лишь кофе с бутербродом. Крошечную чашечку арабики с корицей и чили, что выпила у сестры, не стоит даже принимать в расчет. Может, заказать что-нибудь посерьезнее? Нет, есть мне не хочется. Разве что убить за едой время и хоть как-то снять нервное напряжение? Или принять душ? Возможно, он меня взбодрит. Кофе в этом отеле наверняка паршивый.
Душевая кабина в номере была далеко не новой. Она так же сверкала чистотой, как все вокруг, но стыки пластика пожелтели от времени и, видимо, уже не оттирались никакими моющими средствами. Я понимала, почему Бусь выбирал для наших свиданий подобные отельчики. Самое подходящее место для адюльтера. Никому не пришло бы в голову искать нас в подобных заведениях. Зять моего отца никогда не смог бы до них опуститься. Он даже шлюх должен был бы (все по тому же протоколу) водить только в пятизвездочные отели. Что же до меня… В общем, Бусь понимал, что отец никогда не одобрит измену одной дочери с другой и вышвырнет его из совета директоров одной левой, потому он серьезно страховался и конспирировался. Теперь, когда отца уже нет в живых, Бусь своим привычкам не изменяет. Я не протестую, поскольку понимаю – это все еще правильно на данный момент. Береженого бог бережет. Наше время придет. Хочу думать, что уже пришло. Во всяком случае уже можно, пожалуй, и позвонить.
Я вытащила из сумки мобильник и набрала номер. Пока в ухо пищал зуммер, заметила, что ладонь почему-то взмокла, и пришлось сделать усилие, чтобы аппарат не выскользнул из нее холодной лягушкой. Надо признаться: я никак не ожидала, что буду нервничать до такой степени. Даже не знаю, стало бы мне легче, если бы никто не отозвался на мой звонок. Но трубку стационарного аппарата сняли. Женский голос жадно выкрикнул:
Ознакомительная версия.
