– Вам оно очень идет!
Перепуганная Марина заметалась между зеркалом, шкафом с платьями и столиком с очками, которые нацепила криво, задев по пути швабру с ведром и пару стульев. Наконец, она замерла с платьем в руках, изо всех сил пытаясь придать себе вид оскорбленного достоинства.
– Кто вы? Как вы сюда попали?
– Через дверь, – проигнорировав первый вопрос, насмешливо ответил незнакомец.
Он по-хозяйски открыл дверцы шкафа, лениво пощупал подвернувшуюся под руку модель.
– Не трогайте! – Вне себя от негодования, воскликнула Марина. – Кто вам позволил здесь находиться?
Она быстро вернула платье на плечики и заперла шкаф.
– Мне нужен главный этой богадельни.
– Директор уже ушел. Прошу вас покинуть служебное помещение. Я сейчас буду закрывать.
Он, словно не слыша, медленно прохаживался по комнате.
– Послушайте! – вскипела Марина. – Здесь, между прочим, полы помыли! Выйдите, или я вызову охрану.
В дверях возник припозднившийся помреж Миша в пальто и с дипломатом.
– Марина, я ушел! Ой! – лицо его расплылось в подобострастной улыбке, точно при виде богатого дядюшки, пообещавшего долю в наследстве. – Антон Викторович, какой сюрприз! Директора, к сожалению, уже нет…
– Меня оповестили, – усмехнулся странный посетитель. – Кто эта строгая барышня?
«Как он смеет говорить обо мне так, словно меня здесь нет!»
– Это Марина, наш гример. Очень талантливая девушка. Вы уж ее извините, она из детского дома, и не вполне владеет субординацией.
Марина вспыхнула и открыла было рот, чтобы высказать Мише и этой большой шишке все, что о них думает, но вовремя взяла себя в руки.
«Если ты вылетишь с работы, другой такой не найти. За тебя некому похлопотать, так что… терпи.»
До крови закусив губу, Марина хлопнула дверью гримерной. Там, шепотом, но в красках, она дала волю своим эмоциям. Если бы латунная дверная ручка умела краснеть, то давно бы сделалась пунцовой от Марининых эпитетов…
Все это вихрем пронеслось в голове девушки, когда, утопая в кожаном кресле, она глядела сквозь затемненное стекло, как мимо проплывают дома, деревья и люди…
Стрелка на больших часах нехотя переползла на двенадцать. Ник принялся одеваться. Лежащая на широкой развороченной постели обнаженная девушка кокетливо потянулась, капризно надула губки:
– Уже уходишь?
– Да, дорогуша, мне пора.
– Завтра выходной. Может, останешься?
– К сожалению, утром у меня неотложное дело.
Ник солгал. Он терпеть не мог ночевать в чужих домах, никогда не оставался даже у постоянных подружек, менявшихся, правда, довольно часто. Однажды, сдуру, поддался на уговоры Ады – так все проклял. Во сне Ада то вскрикивала, то бормотала. Что-то вроде: «Оставьте меня», или «Что я вам сделала?»
К тому же, по утрам женщины выглядят значительно хуже, чем накануне вечером. Многие, так просто – страшнее атомной войны – волосы дыбом, под глазами круги от несмытой косметики. К чему излишние разочарования? Ник считал себя эстетом и не хотел травмировать свою чувствительную душу.
– Ты позвонишь мне, Ник?
– Конечно, дорогуша.
Нагнувшись, он нежно поцеловал девушку в лоб. Она вскочила с кровати, нацарапала что-то на клочке бумаги.
– Вот мой телефон. Ты, правда, позвонишь?
– Разумеется. После того, что было – как можно сомневаться?
Выйдя из подъезда, Ник достал записку из кармана. «Катя». Завтра он даже не вспомнил бы ее имени. Ник скомкал бумажку и бросил на землю. Случайная подружка не заинтересовала его ни с какой стороны. Он подцепил девушку вечером в баре, куда отправился, не дождавшись Ады.
«Все они одинаковы. Изображают из себя независимых женщин, этаких крутых феминисток, ложатся в постель с первым встречным, купившим им выпивку и дорогие сигареты. А сами только и думают, как бы тебя заарканить и отволочь в ЗАГС. Все одинаковы. Даже Ада…»
На «Джипе Черокки», своем единственном друге, Ник катил по ночной Москве. Он любил такую жизнь, проходящую под черным небом. Светофоры подмигивали ему разноцветными глазами. Ник нигде не останавливался. Он не признавал красного сигнала. Гаишники не решались тормозить его машину с красными посольскими номерами. Один попытался робко свистнуть на перекрестке. «Не свисти, – усмехнулся Ник, – денег не будет.»
Он поймал медленную музыку и наслаждался, чувствуя приятное утомление. Эту ночь он должен был провести с Адой. Но, во-первых, ему наскучило долго ждать, а, во-вторых, захотелось разнообразия. Он вообще не любил длительных связей. Чересчур скучно и утомительно.
По-настоящему его звали Николай. Николай Португал. Но ему нравилась только фамилия – необычная, загадочная. От нее веяло романтикой далекой чудесной страны. Имени же своего он терпеть не мог. «Коля». Оно ассоциировалось у него с недалеким подвыпившим мужиком в красной рубахе навыпуск. Наверняка, его назвала мать. Только в ее безмозглую голову могло прийти это идиотское сочетание букв. Впрочем, уже в семь лет, в первом классе английской школы, мальчик Коля услышал новое звучание своего имени – «Ник». С той поры он перестал откликаться на все иные варианты.
Отец Ника был писателем. Абсолютно неизвестным, поскольку его литературные труды составляли речи, написанные им для выступлений партийных деятелей самых высоких уровней, включая генсека. Законспирированность не помешала отцу поиметь несколько квартир в Москве, часть которых он щедро оставил бывшим женам, дом в Переделкино и кучу молоденьких любовниц. В постели одной из них семидесятилетний Станислав Португал и отдал Богу душу. Ник сильно переживал смерть отца. Лучше бы не стало матери – этой вульгарной шлюхи, «художницы» от слова «худо», малюющей свои аляповатые, бездарные картинки, которым место разве что в общественном туалете, в сорок пять воображающую себя девочкой-подростком. И как только отца угораздило жениться на такой?
Ник нахмурился. Эти мысли портили ему настроение. Чтобы переключиться, он принялся думать об Аде.
Они познакомились три месяца назад на прескучной светской вечеринке у общей знакомой, Натали, страшненькой дочки известного тележурналиста. Ей не давали покоя лавры толстовской героини Анны Шерер, устраивавшей приемы, на которых сталкивались «интересные люди», невесть каким образом подпадавшие под эту категорию. Ник курил «Парламент» и подумывал о том, как поскорее свалить в какой-нибудь веселый кабак. Внезапно его внимание привлекла красивая белокожая брюнетка в платье цвета «темный цикламен», позволяющем полюбоваться ее безупречными формами. Похоже, ее уговаривали сыграть что-нибудь на беккеровском рояле. Она отказывалась, но все-таки подошла к инструменту. По тому, как она взяла первые аккорды. Ник понял, что девушка не из дилетантов. Ник прислушался. Он уважал профессионализм. Голос у красотки был низкий и необычайно чувственный.
