А назавтра все начиналось с самого начала. Но все время с разными вариациями и исполнением.
В конце концов чего они только и добились, так это моей стойкой боязни, что когда я вырасту, то стану кем-нибудь не тем, кем надо. Единственным трезвым человеком во всей этой истории был дядя Санди.
Он сказал, чтобы я ничего не боялась и что в моей жизни все еще миллион раз переменится. И если я вдруг по неосторожности случайно стану кем-нибудь не тем, кем надо, то у меня будет полно времени переучиться.
Но все-таки я очень признательна им всем. Потому что только благодаря их неусыпной заботе я читала нужные книги и смотрела лучшие фильмы.
Тетя Бетси водила меня на серьезные спектакли, а бабушка Аманда даже умудрилась привить любовь к опере. Дядя Санди ненавязчиво читал мне лекции о сценарном и режиссерском мастерстве, а мама в редкие приезды погружала меня в глубь веков, столетий и истории.
Так я постепенно становилась личностью. Со своим мировоззрением, мироощущением, взглядами на жизнь и каким-никаким кладом мудрости в душе.
И однажды я сама поняла, кем хочу быть.
— Журналистом? — удивилась тетя Бетси. — Офисным клерком, безропотно выполняющим поручения своего начальника?
— Журналистом? — подняла брови бабушка Аманда. — Вьючным мулом, скачущим по городу в поисках сенсаций?
— Журналистом? — хмыкнула мама. — Ну-ну, и что же нового ты скажешь в истории?
— А ведь это совсем неплохо, — подмигнул мне дядя Санди. — Думаю, что в этой профессии ты сможешь выразить себя.
Так мы с Ванессой решили быть журналистами. Ванесса ведь — куда я, туда и она.
Мы и с ней и современными танцами занимались, и восточными единоборствами, и на курсы стенографии зачем-то полгода ходили. Даже как-то пару режиссерских сценариев начинали писать, пока не поняли, что ни один канал их не возьмет, так как в них не было ни острого криминала, ни душераздирающего драматизма.
Школу мы окончили отлично, предложений было много, но мы выбрали местный частный университет. Потому что образование можно получить где угодно, а от любимых родственников уезжать было грустно. Это я так решила.
Бабушка Аманда и тетя Бетси по достоинству оценили мой поступок. Они ходили тихие и восторженные, светились теплым внутренним светом благодарности.
Что бы они делали, если бы я от них уехала? Кого воспитывали и оберегали от опрометчивых решений? Кому пекли пироги? Кто скрашивал бы их долгие вечера? Родители Ванессы тоже были счастливы.
Через полмесяца мы должны были сдать пару экзаменов, но дело было уже решенным. Так что пока мы только делали вид, что готовимся к этим экзаменам, а по сути — неплохо проводили время.
Мы набирали массу книг на пляж и засыпали прямо на тетрадях. Периодически нас будила тетя Бетси со стаканом свежевыжатого сока, или кто-то из отдыхающих попадал в нас волейбольным мячом.
Когда-то давно, в моем глубоком детстве, дядя Санди сказал мне, что все его фильмы — это его тайный диалог со всеми нами. Я понимающе кивнула.
— Со всеми нами, зрителями?
— Нет, не со всеми зрителями, — сказал он, — а только с вами. С тобой, твоей мамой Моникой, тетей Бетси и бабушкой Амандой. Ведь мои близкие люди — это вы.
Я тогда не совсем поняла, о чем он говорит. Но по мере взросления я стала это видеть, и мне все это очень нравилось.
То Лорена Ламберт говорила какую-нибудь любимую фразу моей бабушки Аманды и патетически подносила руку ко лбу. Точь-в-точь как это любила делать бабушка Аманда, когда хотела привлечь внимание окружающих к своим бесчисленным проблемам.
То Кэролайн Мембир пекла яблочную шарлотку и причитала при этом, как тетя Бетси. То Хилари Кейл моталась по миру, забыв про воспитание собственного ребенка.
А то и сам Николас Ланг смотрел прямо в камеру и говорил те слова, которые, как я надеялась, однажды скажет мне мужчина моей мечты.
— Ну вот, опять мы тайно прославились на весь мир, — говорила, глядя на экран, тетя Бетси.
— Это все — его дары нам, — умилялась бабушка Аманда, — мы должны это ценить.
Они были горды и счастливы, это трудно было не заметить. Их ненаглядный Санди Хоггард таким образом разговаривал с ними о своей любви.
Но были в его фильмах и такие скрытые моменты, которые приходилось разгадывать не один день. И частенько я вдруг совершенно случайно понимала, о чем хотел сказать мне тот или иной его герой или почему какая-нибудь героиня поступила именно так, а не иначе.
Думаю, таким образом Санди тонко направлял меня по моему истинному пути. Он был другом, опытным и мудрым.
Достаточно мудрым, чтобы не делать какие-то вещи напрямую. А потому в моем воспитании этот человек играл большую роль.
Мой отец обо мне не вспоминал, но это меня совсем не расстраивало. Разные бывают семьи, у нас была такая, какая есть, и нас это устраивало.
Мир все равно бережно держал меня в своих ладонях. И если мне чего-то не хватало, в моей жизни это непременно появлялось.
Какие-то слова посторонних людей, чьи-то поступки, интересные книги, неожиданные мысли. Мир раскрывался передо мной точно так же, как и перед любым другим человеком. Никто на этой земле не бывает чем-то обделен, это я точно знала.
Даже тепло мамы, которую я видела редко, я не переставала ощущать никогда. Главное, что эти люди были в моей жизни. А сколько дней в году я их видела, это было уже не суть важно.
Думаю, что и к мысли о журналистике меня тоже дядя Санди подвел. Так однажды я вдруг поняла, что хочу именно этого.
Я могла заниматься чем угодно. Новостные репортажи, светская хроника, культура, туризм, религия, история, политика, экономика, спорт, наука, реклама, в конце концов.
Поездки по миру, знакомство с новыми людьми, собственные проекты. Профессия журналиста охватывала все аспекты в жизни, и только от тебя зависело — выбрать для себя то, что тебя больше всего интересовало.
Дядя Санди всегда был на моей стороне.
— Это потому, что он не несет за тебя такой ответственности, как мы с твоей тетей, — говорила бабушка Аманда.
— Нет, — говорила я, — это потому, что он и правда меня понимает.
Когда мы с Ванессой хотели быть криминалистами, дядя Санди приносил нам нужные книги. А когда мы готовили себя в археологи и, досконально изучив пляж, перекинулись на участки соседей, именно он договаривался с нашими соседями и полицией о смягчении нашего наказания.
Когда я решила стать актрисой, он познакомил меня с Кэролайн Мембир, Хилари Кейл и Лореной Ламберт.
Кэролайн Мембир и Хилари Кейл — утонченные дивы, из картины в картину их бездонные глаза с поволокой методично разбивают сердца зрителей. А я ела с ними мороженое на веранде у дяди Санди и видела грусть, неустроенность личной жизни и бытовые проблемы в этих их невозможных глазах.
