Я покосилась на Лёшку Васина. Он улыбался и молчал. Всегда был такой — молчаливый. Я к нему присмотрелась и решила, что этой ночью сделаем дубль два. Потому что хочу, потому что он классный и сам не против.
По лестнице мы поднялись на второй этаж в большую столовую. Обстановка сменилась только в коридорах, сама столовая как была двенадцать лет назад, так и осталась огромным залом со сценой, кухней и стойкой для продажи обедов. В окна лил солнечный свет, были приоткрыты окна, и ветерок шевелил тюль.
Народ подтягивался. И чья-то наглая рука хлопнула меня по попе. Я резко обернулась и наткнулась на… Я вначале подумала, что это мужик. Толстый, бритый и со щеками, как у бульдога. А потом по глазкам сереньким узнала Сашку Верещагину, по прозвищу Куча.
— Ну, ты мать, похорошела! — выдала моя одноклассница в спортивном костюме. Сменила ли она пол, я не знала, но басила солидно.
— Здоров, Куча, — усмехнулась я.
— Здорово, — Сашка за руку поздоровалась с Лёшей. — Уделал Свина?
— Бл*дь, — вырвалось у меня. Нервно отобрала у Васина поддон с пирогом и пошагала на кухню.
И что, целый вечер все будут спрашивать про Антона? Конечно! Не каждый же год девочки замуж за учителей выходят. Настроение упало. Я решила помочь кухаркам. А на кухне меня встретила наша классная руководительница.
Маргарита Петровна низкорослая, худенькая старушка. С добрыми глазами за стёклами больших очков. Платье на ней висело, подчёркивая, как сильно она высохла за последние годы. Волосы седые, уложены в «дульку» на макушке, которой она мне до плеча не дотягивалась.
— Сонечка, — обрадовалась Марго.
Я быстро скинула поддон на ближайший стол и обняла самого лучшего педагога в мире. Раньше мне было параллельно, кто она. Уважала её, но так, чтобы любить… Это я только сейчас почувствовала, насколько она важна была в нашей жизни. Как строго, но справедливо к нам относилась. Она — педагог от Бога. У неё нет семьи. Всю свою жизнь она подарила нерадивым, порой безмозглым уродам этой школы. И многие обязаны ей благополучной жизнью, потому что, как никто из учителей, она тянула детей по своему предмету.
— Моя девочка, — старческие руки трогали меня, гладили по рукам. — Ваш класс был самым лучшим, Сонечка. И ты самая лучшая ученица.
Ладно. Ревела от обид на Антона, что ж здесь слёзы сдерживать от любви к обожаемой учительнице. Я обняла Маргариту Петровну. Жалко до слёз прожжённое время впустую. Двенадцать лет коту под хвост. Марго утёрла слёзы счастья и, не теряя улыбки, посмотрела в сторону от меня. Я оглянулась и замерла.
Рядом стояла беловолосая девушка. Именно девушка, потому что личико за время не изменилось нисколько. Вот только уродливое синее платье сильно портило фигуру. Хотя, какая там фигура… Под платьем сто процентов шрамы. Это была не простая девочка, а настоящий омут с чертями.
Звали Белую Плесень Анечкой, и была она со страшной судьбой и снесённой напрочь крышей. Эта мадам в нашем одиннадцатом классе появилась не с первого сентября, а позже. И проучилась всего два месяца. За это время она умудрилась инкогнито подкинуть две шикарные фотографии. На первой: Маргарита Петровна с порно звёздами, такие мужики накачанные, дерущие её во все щели. На второй: Антон Иванович, который берёт меня сзади. И если в первом случае всё обошлось лёгким испугом Марго, то в случае со Свином кончилось его увольнением и нашим недолгим расставанием. Но Антон эту фотку очень любил. Извращенец чёртов.
Так что Анечка у нас ещё та скромница. Когда мы с классом выяснили, кто у нас великий художник, хотели её избить. Но у Анечки случился эпилептический припадок. А потом Катька задрала ей юбку и мы увидели, что всё тело девчонки в шрамах и ожогах. Это её мамаша насиловала.
Историю эту я прокручивала в голове много раз. И поняла, что Анька, по сути, ни в чём не виновата. Дура девка. Все мы дуры. Поэтому, когда в списке Маргариты Петровны я увидела Анечку, не стала глупостями заниматься, а спокойно ей написала.
Мы все выросли. Всё изменилось.
— Здравствуйте, — тихо поздоровалась Белая Плесень. — Я сразу хочу извиниться перед вами, Маргарита Петровна, и перед тобой, Соня, за своё плохое поведение в школе.
Я только хмыкнула ехидно и отошла к столам, где взяла большой нож и стала нарезать пирог. Анька ввязалась в готовку, привезла какие-то травы для чая. Я нарезала её пирог с вишней и всё сложила на одноразовые тарелки. Понесла в столовую.
А там зал полон людей. Набежали не только из нашего касса и параллельного, ещё те, кто на год и два младше учились.
Я быстро пробежалась по толпе взглядом. Нашла Васина. Лёшка с другими мужиками столы ставил в один ряд, организуя один большой. И выделялся мой одноклассник на фоне других мужиков, серьёзно. Фигурой своей неслабой, руками жилистыми и рубахой от Армани, что не только я заметила, но и некоторые потёртые бабёнки. Только вот Лёша ко мне приехал.
Точно ли ко мне? Я тяжко вздохнула и прошла к столу.
***
Пока я на стол накрывала, меня кто только по попе не ударил. Ну не даёт покоя моя задница мужикам! Только к залу задом повернулась, только тарелки с пирогами опустила на столешницу, по правой ягодице мощный удар. Так бил меня только Антон, но его здесь быть не могло. Кожу даже сквозь утяжку зажгло огнём. И немного накатило возбуждение, потому что нравилось мне это дело.
Но спуска я давать была не намерена. Резко обернулась, чтобы вмазать уроду. Мужик тут же увернулся от удара и встал в боксёрскую стойку, скалился, как зверь.
Смуглых да кареглазых в нашем классе было трое: Лёша Васин, Катька Тугарина и этот хмурь. Шишков Рома, полный ушлёпок и хронический долбо*б. Дикий волчонок, агрессивный хулиган. Хуже него только Трэш.
История Анечки — Белой плесени — не закончилась после того, как мы с классом обнаружили на её теле шрамы и ожоги. Конечно же, я бы так не оставила всё это дело, и Катька Тугарина тоже, так что полицию и скорую мы вызвали. А вот то, что сделал Шиша, повергло всех в шок.
Анечка с Шишей сосались по коридорам, за ручку гуляли и играли в морской бой, запихав руки друг другу между ног. И Шиша был сторожевым псом у ног этой бледной чертовки. Он бы не дал нам избить Плесень. А когда увидел, что на теле его девчонки… В общем, он догадывался, что мать у Анечки садистка. И мамашу её порезал ножом, выколол глаз и спалил волосы. Шишкова посадили на два года, потому что это был не первый случай, когда он ножом махал.
И теперь передо мной стоял не волчонок, а настоящий волк с бандитской харей. Наколка просматривалась под дорогой рубахой. И у основания большого пальца на смуглой коже тоже было что-то нарисовано. Шиша невысок ростом, но в телосложении мощный. На лицо не особо интересный, но у него обалденная белозубая улыбка, которая его преображает чуть ли не до фото-модели. Богат, видно по одежде и часам. И отвратительно опасен. Это на расстоянии чувствуется.
Рома перестал улыбаться во весь свой звериный оскал и принял нормальную позу.
— Шиша, ты, что ли? — продолжала рассматривать его.
— Здоров, Лядь, — хмыкнул Рома и усмехнулся.
Подумал, что я на него похотливо пялюсь? Нет, дружок. Нафиг нужно.
— Надо же, лягушонок в мужика обратился, — съязвила я.
— Лучше так, чем из соски в бочку, — скривил морду Шиша.
— Ты с кем здесь? — прищурилась я, полностью проигнорировав укол, и высматривала в толпе Анечку.
Можно было не спрашивать. Однозначно с ней. Там такая любовь была! Это надо было видеть, какими преданными глазами Шиша смотрел на свою Плесень.
— С Анечкой, моим солнышком, — кинул он мне.
— Понятно, — раздражённо протянула я. Задом к нему повернуться не решилась. — Ещё раз ударишь, я тебе, сука, глаз выбью. Бочка, бл*дь.
— Понял, — рассмеялся Рома, показывая мне пустые ладони.
Анечка-солнышко.
Я ни разу в свой адрес от мужчины ласкового слова не слышала за всю свою проклятую жизнь. По жизни — Лядь. Где-то произошла ошибка, сбой в программе счастливой жизни. Нужна перезагрузка.
