Веник? Веник в колонию??? Мой Веник???
- Ну Самсонов, Веня. Ой, он же в том году вообще с катушек слетел, связался с компанией какой-то… Ну и попал за вооруженный грабеж… Жаль, конечно… Он в городе, говорят, видели его. Но на вечер встречи явно не придет… Да ему и не рад никто будет…
Тут у меня зазвонил телефон, я , в полной оторопи, глянула номер. Витя.
Надо было ответить, Марина замолчала, разглядывая меня с любопытством, а я смотрела и смотрела на экран… И не могла сообразить, что делать.
- Ну ладно, если надумаешь, приходи завтра, в наш класс. Ой, все так удивятся…
Я кивнула на этом моменте, развернулась и вышла из Мака, поднося трубку к уху.
- Ты чего не берешь трубку? – привычно заворчал Витя, - доехала уже до гостишки?
- Нет, я прогулялась от Коли.
- Долго гуляешь…
- Стоп… - я попыталась собраться с мыслями, хотя все еще была оглушена новостью про Веника, - а ты откуда знаешь, сколько я иду…
И тут меня осенило!
Вот значит как?
Дядя и Витя , хоть и не любят друг друга, но в благом желании большего контроля спелись и теперь единым фронтом выступили!
- Тебе Коля сказал, когда я от них вышла?
- Нет, сам допер! Конечно, Коля! Ты где? Я сейчас машину пришлю. Нехрен лазить по ночам одной. У нас не Европа!
Вся моя оторопь вылилась в такую воронку гнева, что даже удивительно, как я матом не начала на Витю орать.
Закрыла глаза, вдохнула. Выдохнула.
Спокойно, Лена. Это не поможет. Проходили уже.
- Значит так. Передай Коле, что я на него злюсь. Это первое. Второе. Ты меня достал. Здесь не Европа, но и мне не тринадцать. И если я захочу пойти погулять ночью, я это сделаю.
- Не сделаешь. Сначала мне отзвонишься, – спокойно ответил Витя, похоже, вообще не напуганный моими словами и тоном.
- Попробуешь еще меня контролировать, я уеду в тот же день, Витя. Ты понял?
- Иди в номер. Толик по пути подхватит.
И отключился.
Я постояла, сжимая трубку в кулаке.
Подхватит, значит. То есть, скорее всего, дядя Коля опять применил свои штучки ментовские. И мои контролеры в курсе , где я и что делаю…
Да что за блядство-то такое???
Ну ладно.
Ладно!
Я вернулась обратно в Мак и подошла к активно жующей бургер Марине:
- Во сколько, говоришь, вечер встречи?
Вечер встречи.
Вот вроде рано мне испытывать какое-либо чувство ностальгии, этакой тоскливой слезы по русским березкам…
Да и не делала так никогда, наоборот, всегда мне нравилось в Германии. И Мюнхен… Это вообще город-праздник для меня! Море впечатлений, веселая тусовка таких же, как я, вольных художников.
После окончания школы я училась в колледже искусств по направлению живописи, где и познакомилась со своими друзьями. Ох, как было весело!
Мы развлекались, лазили по городу в поисках подходящих площадок, даже команду райтеров сколотили.
Правда, особого места в тусовке не заимели, но все впереди!
Может, я буду вторым Бэнкси, кто знает?
Короче говоря, некогда мне, на самом деле, было тосковать по родине. И это хорошо. Очень хорошо.
Тоска – разрушает. Нехер.
И потому мое состояние, когда я подошла к школе, в которой с первого по восьмой класс проучилась, было для меня странноватым. Мягко говоря.
Нервным каким-то.
Пока шла, примечала старые места, до боли знакомые. Каменную теплицу, где мы в начальных классах на уроках труда перебирали семена цветов для того, чтоб их к высадке на школьном участке подготовить.
Березу, возле которой постоянно фотографировались на общую фотку класса.
Лестницу, наружную, железную, ведущую на второй этаж к всегда закрытой двери. Что там, за той дверью, мы не знали, но догадки строили разные: от тайного кабинета директора до склада.
Мы на этой лестнице тоже играли, воображая что во дворце, и каждые десять ступенек – новая комната.
А вот в том углу, под спортивной лазилкой…
Я торопливо отвернулась, прикусив губу.
И тут же наругав себя за потерю контроля.
Во-первых, губы у меня сиреневой помадой были накрашены. И , вполне возможно, что и зубы теперь тоже. Хотя помада стойкая, но… Мало ли…
Во-вторых, нечего… Неважно это уже все.
К крыльцу подходили люди.
Много взрослых, кое-кто на солидных машинах. Они оставляли своих коней за пределами школьного двора, на парковке, и шли пешком.
И выражения лиц у них были… Ну, на мое похожие. Тоже с ностальгией и прикушенными губами.
Какие мы все-таки одинаковые!
Я улыбнулась и толкнула тяжелую дверь с отполированной тысячами детских ладоней и многими годами ручкой.
И уже в вестибюле , вдохнув полной грудью неповторимый школьный воздух, сейчас разбавленный всеми возможными запахами , от парфюма до перегара, остановилась в растерянности.
Народу было полно.
Они толпились, собирались в кучки, болтали, смеялись, разглядывали друг друга.
Прямо в середине вестибюля стоял столик с десятиклассником, записывающим всех подошедших, год окончания школы, литеру класса, а потом распределяющим по кабинетам.
Я подошла, дисциплинированно записалась.
Получила удивленное разглядывание, улыбнулась.
Хотя уже не особо ловко себя чувствовала.
На меня пялились. Причем, не сказать, что дружелюбно.
И в это мгновение маленькая девочка Леночка, застенчивая тихоня, очень сильно хотела спрятаться, а, возможно, и убежать.
Но независимый райтер, без пяти минут студент Берлинского художественного университета, Элен – только выпрямилась и небрежно повела плечами, стягивая пальто.
Пусть пялятся. Мне стыдиться нечего.
Я сегодня была во всем черном, что очень неплохо контрастировало со светлыми волосами.
Пирсинг в носу тоже сменила на черное кольцо, добавила черные здоровенные серьги в уши. Узкие, рваные на коленях джинсы, грубые ботинки, тонкий трикотаж футболки с вырезом. Яркий мейк в легком намеке на гранж. Ничего особенного.
Но в глаза бросалась.
Ну так того и хотела!
После вчерашнего демарша моих родных, решивших, что Лена – все та же наивная дурочка, ребенок, я , конечно, повела себя по-детски. Полностью подтвердив их выводы по мне.
Но определенным уровнем взросления всегда считалось умение прислушиваться к себе и своему мнению, а не идти на поводу у окружающих.
А потому я сделала так, как захотела сама.
То есть , отрубила телефон вчера вечером и ушла спать.
А утром первым делом купила себе новый.
С новой симкой. Правда, Витя все равно был в курсе моих перемещений, скотина Толик даже не скрываясь, ходил за мной хвостом.
Но мой сегодняшний вечерний выход проморгал.
Потому что я – не только дочь криминального авторитета, но и племянница опера. Умею незаметно рубить хвосты.
По крайней мере, я на это очень надеялась…
- Лена? Это ты что ли?
Мужской голос, довольно приятный, прозвучал практически над ухом.
Я развернулась, разглядывая … Ну да, Павлов. Не изменился. Вернее, конечно изменился. Заматерел.
Стал такой… Кобелистый. Он и в восьмом от девчонок отбивался, а сейчас… Да, наверно, не отбивается уже. Просто трахает и выбрасывает. По крайней мере, взгляд у него был очень даже недвусмысленный. Говорящий взгляд. Не двадцатилетнего пацана. А вполне уже сложившегося молодого мужчины.
- Привет, Вова.
Вообще, Павлова звали Виктор, но почему-то все звали Вовой, с первого класса.
- Привет! Тебя не узнать! Очень хорошо выглядишь!
И взгляд, медленный, нахальный, по моей груди… Ну да.
Все тот же Павлов.
Правда, он ко мне не подходил в восьмом, но, говорят…
Ладно.
- Ты в городе давно?
- Нет, только приехала…
Мы пошли к классу, болтая так, словно в школе прям дружили, общались. Мне было странновато, но прикольно.
Павлов производил впечатление слегка пресыщенного мажора. Не любила таких никогда, но, сейчас он, наверно, единственный, кто на меня не пялился, как на диковинку, разинув рот.
