— Единственная, к которой я хорошо относилась — совсем юная девушка. Она была, — далее шёпотом, — девственницей. — Господи, если бы я знала, я бы не отказалась от пива.
— Разве в наше время девственность может стать причиной для хорошего отношения?
— Оказалось, что нет. — Я знаю, о чем ей хочется узнать.
— У меня были серьезные отношения до Артёма.
— Что пошло не так?
— Я не понравилась его родителям. — кольнуло в груди. Больше этого я не обязана рассказывать.
— Хм, распространенная ситуация, но в наших отношениях такого не будет. Ты можешь всегда рассчитывать на мою поддержку, я знаю, что в его голове периодически проскальзывает разного рода дурь. Не обращай внимания на то, что сегодня было. У нас с ним различаются взгляды на ситуации в прошлом.
— Что вы имеете ввиду?
— Как тебе сказать… он иногда забывает думать умом. Похоже, что с тобой в его глазах появилось больше осознанности. Я всегда говорю, что женщина должна быть замужем, то есть за мужем. Я часто много проблем складываю на свои плечи, а потом думаю «зачем оно мне надо? У меня есть муж и сын — пусть они решают.» Но не всегда все в нашей жизни оправдывает наши ожидания.
— Артём не оправдывает ваших ожиданий? — я намеренно убираю из своего предложения упоминание мужа, так как считаю это не моим делом. Елена Николаевна выдерживает пазу, тщательно обдумывая свой ответ.
— Я надеюсь, что он изменился. — Она знает то, чего не знаю я. Она смотрит мне в глаза с серьезны выражением многозначительности. Если речь про его пропущенную смену, то что плохого в том, что он не хотел нарушать собственные принципы и не поддался соблазну алкоголя?
— Агги, ты готова? Там такой холод. Все в порядке? — да забудь ты уже про порядок! Начинаю очень не любить это слово.
— Да, мы с Агатой мило побеседовали. — я изображаю на лице что-то вроде полуулыбки. Мы обе знаем, что он никогда не узнает подробности нашего диалога. Но я уже чувствую, что оставшийся вечер я посвящу обдумыванию неоднозначного разговора. Что все это значит? И куда я опять вляпалась?
III
Когда наступает день, меняющий важную суть во взгляде человека, и мы характеризуем его как «тяжелый»? Когда жизнь кажется гораздо сложнее, чем ты думал? И когда наступает та секунда, после которой мир никогда не станет прежним? Не знаю, как у остальных, но я знала, когда это случилось со мной. Тогда мне было только девятнадцать лет.
Моя работа казалась мне местом беспросветного угнетения. Люди, которые там работали, словно на подбор обладали самыми отрицательными качествами: алчность, лицемерие, двуличие, бессердечность. Были хорошие люди, но я видела, как их с каждым днем все больше сдавливает мир, в котором они пытаются кончиком пальца тянуться к остатку света, к его мизерной щёлочке. Я видела, как с каждым днем потухают их глаза и появляются измученные мешки под глазами, пропадает интерес к жизни, и им уже больше мешает жить эта щёлочка света, чем помогает. Я видела, как они приходят на работу из последних сил, а дома еще семья и дети. Я смотрела и знала, что это не та жизнь, которой я хочу жить.
Каждый делает свой выбор, но иногда это не так просто, как кажется. Сначала ты пытаешься изменить что-то и веришь в лучшее до тех пор, пока окружающая удрученность не начинает менять тебя. По началу все кажется просто — я получил работу, буду пока искать более подходящий вариант, а потом уволюсь. Но подходящий вариант так и не находится. И каждый день превращается в серую бесконечную рутину.
Я ходила на завод, когда мне давали задание написать интервью для мотивирующей корпоративной газеты. И завод — это отдельный мир, похожий на Тартар. Невыносимый шум всевозможных машин, фрезеров, сварок, и стук молотков. Из железных ржавых печей выходит жгучий огонь, люди с измученными лицами выполняют отработанные до автоматизма действия. Их взгляд пуст и безразличен, и кажется, что вся жизнь свелась к тому, чтобы достать обожженный кусок металла, постучать по нему инструментом и отправить его на обработку. На доске висят никому неинтересные планы по выходу годного и уменьшению брака, а люди больше похожи на роботов, которые ровно в двенадцать часов оставляют работу и идут обедать в столовую. Может быть, булочка с маком — единственная отрада в этом мучительном месте, где деньги достаются адским физическим трудом.
Я задавала для газеты простые вопросы по типу «Чем вы занимаетесь в свободное время?» или «Что является вашей главной целью в жизни?». Ответы были почти одинаковые — менялись только люди: «Моя главная цель в жизни — закрыть эту нескончаемую ипотеку», «В свободное время я смотрю дома телевизор», «Смысл моей жизни— дети, пусть у них никогда не будет такой жизни». Все это было похоже больше на страшный сон, чем на жизнь.
К счастью, на завод я приходила очень редко, чему была несказанно рада. Я писала статьи, заметки и публикации для интернет-пространства и печатных изданий предприятия. У меня была творческая работа, но иногда я ненавидела даже просто дышать воздухом, который был в помещении. Буквально, это было так, без преувеличений. Прямо по линии, где находилось главное здание — проходила теплотрасса среди безлюдного пустыря, поэтому, когда я открывала окно — я сразу оказывалась у бабушки в деревне, внутри деревянного уличного туалета с большой дыркой в полу. Иногда в помещении становилось очень жарко, но и дышать токсинами было просто невыносимо.
Я раскладывала новый номер газеты, которую практически никто не читал. Один раз я увидела её в сортире, вместо туалетной бумаги. Мне не было обидно, я понимала, что людям нужно было повышение зарплат, а не фотография уставшего лица, с никому неинтересными заслугами, на плохопропечатаном листке бумаги. Но все равно, руководство видело в газете большой смысл, поэтому ее выпускали каждый месяц. Когда для газеты придумывали название, объявили конкурс за вознаграждение. Победитель — тот, кто придумает лучшее название. Я в нем победила. И я же теперь занимаюсь газетой. Похоже, это интересно только мне, и только я знаю, о чем в ней пишут, точнее, о чем в ней пишу я. Мне официально при всем коллективе вручили подарок — тысячу рублей в книжный магазин- щедрость сияла в глазах генерального руководителя. Я купила книгу, на которую мне пришлось добавить примерно столько же, сколько я выиграла. Это моя любимая книга «Унесенные ветром», я носила ее, чтобы почитать на обеде. Я всегда читала в обед. Меня даже стали называть «девушка, которая читает в обед». Разношу по кабинетам новый выпуск газеты, как подбегает секретарь, почти задыхаясь произносит:
— Агата, где тебя носит? Срочно зайди к Неждановой, она в ярости!
Поднимаюсь на этаж выше, и пытаюсь предположить, что меня может ждать. Вчера отдала на согласование статью о тяжелой работе на заводе, с мечтами, целями и надеждами работников цеха и отдела подкраски, но о ней мне не стоит переживать — я хорошо поработала над детализацией. Я показала их своей подруге на работе. Она была вдвое старше, да и в целом, я была самой молодой во всей компании. Катя оценила мою работу и сказала, что её восхищает моя поразительная способность проникаться чужими жизнями. Слово — мой конёк, я стараюсь им владеть в полной мере, не зря же я закончила курсы по письменной и устной речи. Я подошла к кабинету «406» с надписью «Нежданова Н.Д», не стучусь в дверь, а сразу открываю ее. По правилам рабочего этикета, на работе не нужно стучать перед входом в кабинет.
— Здравствуйте, вы меня звали?
— Что это за хрень?
— Извините?
— Извиняю. Что это за хрень? Это можно только в помойку выкинуть. — Нежданова тычет острым красным ногтем на мою статью.
— Я не вижу, о какой херне идет речь, я вижу только свою работу. — я пытаюсь быть спокойной. У этой тётки явно проблемы с мужиками.
— Нет, это полная хрень! — ярость во плоти смяла бумагу с моим текстом и выбросила его в мусорку.
— Ты для чего здесь работаешь, я понять не могу? Чтобы писать, как людям плохо и тяжело? Где Юрий Борисович? Какие-то дебильные две строчки и фотография размером с копейку. Он — человек, который все это основал! Юрий Борисович — человек с большой буквы. А ты пишешь про какого-то сварщика, тетку с покраски и ещё хрен знает вообще кого. Мы за что твои курсы оплатили? Чтобы ты писала эту чушь?
