раздеваюсь сама?
Роберта не нужно было долго упрашивать, он стянул с нее белье и унес на руках в ванную.
Круглая джакузи стояла посередине просторного помещения и под белоснежными ароматными сугробами бурлящая вода неспешно меняла цвета. Уличные луны фонарей немного добавляли света в царившем полумраке. Роберт посадил Юлю на бортик и, стянув джинсы и трусы, сел рядом и обнял ее за плечи.
— Полное погружение, — прошептал он ей на ухо и утянул за собой в воду.
Роберт повернул краны и нажал кнопку. Бурление прекратилось и наступила блаженная тишина. Юля с наслаждением вытянулась в полный рост, прижавшись спиной к возлюбленному.
Он водил ладонями по ее плечам, животу, бедрам слегка массируя их.
— Как ты хороша любимая! — шептал он, упираясь твердым членом ей в спину. — До сих пор недоумеваю, как ты до двадцати четырех сумела сохранить невинность.
— С каждым годом становилось легче. — Юля потерлась о грудь Роберта затылком. — Опыт и методы по отшиванию множились в геометрической прогрессии.
— Я так благодарен тебе за ту ночь в «Англетере». Моя сладкая, терпкая как вересковый мед, девочка. — Возлюбленный коснулся губами ее плеча и жадно смял груди.
— Аккуратнее, львенок, — вскрикнула она.
— Прости! — Роберт вывернулся из-под Юли и, усадив ее к себе на бедра, выдохнул. — Ты не представляешь, как мне сложно сдерживаться рядом с тобой. Но тебе ведь уже не больно?
Сердце от его слов забилось сильнее, а внизу живота и так уже полыхал пожар.
— Чуть-чуть. Ты такой огромный, но я все равно каждый раз жду с нетерпением, — Юля потянулась к нему, облизала его губы и прижалась в жарком поцелуе. Два пальца проникли снизу, и она выгнулась дугой, застонав от наслаждения. Рот тут же нашел ее сосок и, посасывая, затеребил его языком. Бережно и нежно играл он одной рукой с ее грудью, терзая другой распалившиеся лоно. Когда член толкнулся между бедер, Юля уже находилась полностью во власти Роберта и тонула в диком удовольствии. Когда возлюбленный пальцем коснулся самой чувствительной ее точки, она закричала, и его семя ударило мощной струей в ее плоть.
Они тяжело дышали, будто только что бежали наперегонки стометровку.
— Мне кажется, я умерла, — прошептала она, утопая в его объятьях.
— Рановато, счастье мое. Ты еще не видела спальни.
Юля, завернутая в пушистое полотенце, вошла в спальню и обомлела: "В такой комнате могла бы почивать принцесса или фея, но не молодой повеса-холостяк". Овальная спинка двуспальной кровати из светлого дуба с мягкой обивкой винного цвета и такие же яркие шторы на двух окнах выделялись на фоне пастельно-розовых обоев и светлого с цветочным орнаментом ковра. Симпатичная козетка с крупными пионами на обивке так и манила прилечь на ней с книжкой. Напротив кровати располагался встроенный белый, частично застекленный гардероб с золочеными ручками. С потолка свисала люстра, похожая на канделябры из гостиной. Небольшой столик и трюмо, пара стульев прекрасно вписывались в интерьер. Неожиданно Юлю осенила догадка. Она повернулась к Роберту и увидела неподдельную боль в его взгляде.
— Это квартира принадлежала Элизабет Фаррелл?
— Мама предпочитала жить подальше от сестер отца и не любила Фаррелл-Холл. — Роберт подошел к постели и, стянул с нее покрывало. Сложив, он кинул его на нижнюю полку встроенного стеллажа, уставленного статуэтками и фотографиями. — Поэтому родители чаще жили на Итон-Сквер, и мать здесь все сделала по своему вкусу. После ее смерти отец думал продать квартиру. Слишком много воспоминаний. Но потом вручил ключи мне.
Юля подошла и взяла в руки золоченую рамку с фотографией женщины с зелеными смеющимися глазами и каштановыми волосами. На другом фото, точеная, как статуэтка, она тонула в объятьях Эдварда, взгляд которого лучился от счастья. На семейном портрете Роберт, смешно сложив губы «уточкой», стоял между родителями в шапке и мантии выпускника университета:
— Идеальная семья из идеального мира. — Юля поставила фото на место и подошла к Роберту. Он сидел на подоконнике и открывал бутылку вина.
— Ну, с идеальным миром ты загнула, дорогая. — Роберт наполнил бокалы и протянул один Юле. Она забралась с ногами напротив Роберта и отпила пару глотков.
— А с семьей? Смогу ли я стать для вас с Эдвардом той иконой, что была Элизабет?
Роберт хитро посмотрел на нее:
— Напрашиваешься на комплимент?
— Нет, я вполне серьезно. Мне кажется, от меня одни проблемы.
— Как мы тебя вызволяли из рук твоего ненормального жениха — отдельная песня.
— Элизабет — потомственная аристократка, внучка русских эмигрантов, а я…
— А ты та, за кого я загрызу любого. А мой отец…
— А твой отец выложил за мою свободу целое состояние…
Роберт с Юлей перебивали друг друга. Слезы наворачивались на ее глаза, и она держалась из последних сил.
— Джу, — строго оборвал ее Роберт. — Эдвард никогда просто так ничего не делает. Не будем лукавить, он влюблен в тебя, и в этом его счастье и боль. Ни он, так я выдернул бы тебя из того дерьма, в которое тебя столь активно макали все кому не лень, смакуя твое, скажем так, не лишенное криминального душка прошлое. Ты в нашем круге, и ты уже делаешь нас счастливыми. Со временем все встанет на свои места. Мы поженимся, ты подаришь мне детей, а Эдварду внуков. Я закрою глаза на те вечера, когда отец захочет почитать тебе Диккенса или погулять с тобой вдвоем по дорожкам поместья.
— Почитать Диккенса? Что ты имеешь в виду?
Роберт расхохотался:
— Ты бы видела свое лицо? Не понимаю откуда у девственницы такая извращенная фантазия. Под чтением Диккенса я имею в виду чтение Диккенса.
— Я люблю тебя! — Юля встала с подоконника, и полотенце соскользнуло с ее тела.
Роберт поставил бокал и, облизнув губы, окинул ее восхищенным взглядом:
— Кажется, мы заболтались, детка.
Когда Юля уснула, Роберт прошел в кабинет и включил компьютер. Напевая под нос, он не торопясь просматривал почту. Писем за неделю накопилось много, и ему пришлось терпеливо отделять зерна от плевел. В одном из сообщений неизвестный адресант писал, что Роберт позволил себе перейти границы дозволенного на чужой земле, и за это его и известных ему людей ожидает расплата. Роберт перечитал высокопарное послание несколько раз и задумался, откуда могла исходить угроза. Часы показывали полночь, но он все-таки набрал номер Дмитрия. Тот ответил сразу. По звукам разгульной музыки Роберт понял, что не разбудил друга.
— Британец, здорово! — радостно забасил Дмитрий в трубку. — Как долетели?
— Самурай, — в груди Роберта клокотало от негодования, — нужно поговорить.
— Тогда погоди… — Музыка стихла, и
