– Ну что, Ийка, как тебе твоя первая любовь? – пьяным шепотом осведомилась Алина.
– Какая там любовь, – поморщилась Ия.
– Ты ж по нему умирала…
– В детстве, это не считается.
– А он, кстати, на тебя запал.
– Не выдумывай!
– А что, это вероятно интересно, закрутить роман с мужиком, к которому питала совершенно безнадежные чувства в детстве. Что-то от истории Онегина и Татьяны…
– Алинка, ты пьяная!
– Девочки, вы о чем шепчетесь? – полюбопытствовал Роман.
– О нашем, о девичьем, – засмеялась Алина.
– Господа, давайте еще раз выпьем за нашу красавицу Алину! Она по-прежнему прекрасна! – произнес кто-то из гостей, и застолье потекло своим чередом.
Как хорошо, что я ушел! Ни к чему мне все это. А вот предложение Нины может оказаться очень интересным. Выжду дней пять и обязательно ей позвоню. А пока надо подумать, какую историю предложить для пилотной программы. И дописать статью для «Известий». О, а ведь послезавтра исполняется девяносто лет Марии Евграфовне Вольской, звезде советской разведки, о которой он неоднократно писал и которая очень его привечала. Никто не дал бы ей ее лет, она была по-прежнему остра умом, безмерно иронична и кокетлива. И, пожалуй, даже красива. Лет пять назад, с его подачи, освоила компьютер.
– Владик, – говорила она, – вы плохой человек! – и грозила пальцем.
– Почему, Мария Евграфовна?
– Я старая женщина, а вы меня погрузили в такую пакость!
– Вы о чем, Мария Евграфовна?
– Этот ваш Интернет – редкостная пакость! Всемирная помойка, болото, вонючее болото…
– Мария Евграфовна, ну если он вам так противен, не лазайте туда!
– Легко сказать! Я ведь старая, кроме Киры и Уинстона у меня никого нет, мне скучно жить одними только воспоминаниями!
Кира была ее племянницей, а Уинстон – английским бульдогом, невероятно похожим на Черчилля, оттого и получившим такую кличку. Бульдог, правда, был еще не стар и очень симпатичен, на взгляд Владислава Александровича.
– Ну, лучше бы смотрели телевизор!
– Вы смеетесь? Что там смотреть? Новости меня мало интересуют, я слишком стара. Политика? Я слишком хорошо понимаю, что почем, к музыке я глубоко равнодушна, правда, люблю фильмы и даже сериалы с красивыми актерами.
Актеров она признавала только российских, заграничное кино не смотрела. Иногда просила Владислава Александровича отвезти ее на Донское кладбище, где был захоронен человек, которого она любила. Подъехав к воротам кладбища, она покупала цветы, как правило, четыре розы, и говорила:
– Владислав, ждите меня в машине!
– Может, я провожу вас?
– Нет. Это слишком интимно… Незачем вам знать…
И он покорно ждал ее, правда, не в машине, а на лавочке совсем близко от входа. Это она ему позволяла. Конечно, у него был соблазн проследить за ней, но, во-первых, он опасался, что она может его заметить, как-никак профессионалка высочайшего класса, а во-вторых, ему просто было совестно.
Да, пожалуй, надо поговорить с Вольской, и если она согласится, сделать программу о ней.
В молодости она была ослепительна, сохранились фотографии, и теперь уже многое можно рассказать…
И он позвонил ей.
– Влад? Рада вас слышать! Надеюсь, послезавтра я вас увижу?
– Разумеется, Мария Евграфовна!
– Кира испечет свои пирожки, будет еще человек пять…
– Непременно буду! Но у меня к вам есть еще деловой разговор, дорогая Мария Евграфовна!
– Я не ослышалась? Деловой разговор?
– Да!
– И что ж это за дела такие? Все, что я могла вам о себе рассказать, я уже рассказала, а остальное…
– Нет-нет, речь о другом.
– Вы сейчас заняты?
– Не слишком.
– Тогда приезжайте ко мне сейчас же, а то умру от нетерпения!
– Я вас обожаю, Мария Евграфовна. Буду через час!
Он купил букет васильков, старуха предпочитала полевые цветы.
Как ни странно, в квартире не пахло старостью. Кира, женщина лет шестидесяти, в прошлом врач-физиотерапевт, выйдя на пенсию, поселилась у тетки, оставив свою квартиру дочери.
– Вам не трудно с ней? – спросил он как-то.
– Ну что вы! Марусенька на редкость интеллигентный и деликатный человек, мне хорошо и спокойно с ней. К тому же она очень благодарная… Чего о моей дочери не скажешь… И тут я чувствую себя нужной и даже необходимой, а там… там я была лишней.
Дверь ему открыла сама Мария Евграфовна. В первый момент он даже не узнал ее.
– Ну что вы вытаращились?
– Вам необычайно идет седина!
– Знаете, я решила, что в девяносто уже приличнее быть седой, а не крашеной!
– Да вы помолодели лет на двадцать!
– О! Васильки! К седине васильки очень идут! Ну, милый друг, проходите! Хотите кофе?
– Если можно!
– Отчего же нельзя? Кируся, сделай Владику кофе! И не забудь свои крендельки! Ну-с, молодой человек, чего вы от меня хотите?
Он подробно рассказал ей о предложении Нины.
– И вы думаете, я соглашусь сниматься? Да никогда!..
– Боже упаси! Нет! Только ваши фотографии и рассказ о вас.
– А рассказывать в кадре будете вы или какой-нибудь идиот?
– Да нет, я. Честно говоря, приятно, что не числите меня в идиотах.
– Числила бы, не стала бы с вами общаться. Слишком много идиотов я встречала, их идиотизм иной раз мог стоить жизни. А скажите-ка мне, вы часом не влюбились ли? – вдруг перебила она сама себя.
– Боже! С чего вы взяли?
– Милый друг, если б я таких вещей не замечала, грош была бы мне цена! Рассказывайте!
– Да нечего рассказывать, честное слово!
– Она хороша?
– Очень. Но…
– Сколько лет?
– Двадцать восемь, – засмеялся он. Пожалуй, эта старуха единственный человек, с кем он мог бы поговорить об Ие.
– И где вы с ней встретились?
– В Берлинском зоопарке.
– Как интересно! А что вы там делали?
– Гулял с сыном.
– А она?
– А ее там не было.
– То есть? – нахмурилась Мария Евграфовна.
– Там был детеныш жирафа…
– Но вы же, надеюсь, не зоофил! – рассмеялась старуха. – Что вы мне голову морочите!
Он расхохотался.
– Нет, я не зоофил.
И он рассказал ей все.
– А как вам показалось, она любит мужа?
– Не понял.
– А он ее?
– Тоже не понял. Но они красивая пара. Он бывший летчик…
– А она чем занимается?
– Как мне сказали, у нее салон вечерних и свадебных платьев.
– Как скучно! Хотя… В свое время я даже держала подобный салон в Сиэтле. Но шить как следует никогда не умела, мне это было скучно. И что, больше вы с нею не виделись?
– Нет. Зачем? Я дал себе слово, что у Саньки не будет мачехи.
– Это глупо, друг мой!
– Почему?
– Потому что сын ваш живет не с вами, то есть в быту они сталкиваться не будут. А быт, дорогой мой, самое ужасное в таких вот историях. Но в вашем случае… И потом, кто, собственно, говорит о браке? Я имела ввиду любовь, а вовсе не брак. Иной раз это вещи взаимоисключающие. Говорите, девочка была когда-то к вам неравнодушна? Вы исключительно интересный мужчина…
