Еще один минус нищенского существования в том, что оно не дает, да и не может дать нужного опыта. Например, я доселе не видела таких лестниц — широких, с закругленными ступенями и шикарными коваными перилами. Как и высоких, украшенных лепниной потолков. Как и квартир настолько огромных размеров...
Мешкаю на пороге, теряю дар речи, но Элина, проходя мимо, быстро шепчет:
— У меня была примерно та же реакция... Здесь все свои. Не разувайся. Будь как дома!
По инерции делаю еще пару шагов, стягиваю шапочку, прячу в карман и глупо верчу головой.
Темное длинное помещение — флэт — занимает весь второй этаж и не имеет межкомнатных перегородок. Желто-серые стены от пола до потолка исписаны граффити, в нишах за несущими колоннами притаились огромные сводчатые окна. На небольшом возвышении впереди я впервые в жизни воочию наблюдаю колонки, ударную установку, микрофоны и гитары, и на миг захватывает дух.
Точно музыканты. Этот вывод напросился гораздо раньше, еще в кафе, но я его как следует не обдумала.
Шарю взглядом по снующим туда-сюда людям, и тут же становится стыдно. Я ищу придурка.
Вот нафига?..
«Чтобы держаться на расстоянии! — растолковываю себе. — Потому что иначе ты вцепишься ему в каре, разве не так, Кира?..»
Да, именно так.
Вокруг суматоха — парни склонились над ноутбуком и пультом и озадаченно чешут репы, несколько незнакомцев в одинаковых черных толстовках ползают по полу на четвереньках и стоят на стремянках, соединяя провода. Придурок тоже при деле — в самой гуще событий. Остервенело водит мышкой по столу, подкручивает что-то на пульте и с жаром убеждает собравшихся:
— Говорю вам: все будет ништяк! И никак иначе! Раньше тут были самые крутые концерты.
Даже я подпадаю под силу его убеждения и целую секунду твердо верю в успех предстоящего мероприятия. Хотя ни черта не секу в происходящем.
Теперь он без куртки — черная футболка с изображением самореза обнажает обвитые венами и татуировками предплечья, часть каре собрана на затылке в веселый хвостик, ничто не скрывает скулы, подбородок и шею и я... залипаю. Глупо моргаю, улыбаюсь, дышу ртом.
...Ах, как же наш красавчик растерялся, когда понял, что я девчонка!..
Для того, чтобы здраво оценивать риски, нужно подмечать малейшие детали, но сейчас от них сладко екает в груди, а в солнечном сплетении теплеет.
Красавчик отрывается от ноута, раздает указания парням и вдруг... идет на меня — все той же походочкой в замедленной перемотке. Втягиваю голову в плечи, в панике задыхаюсь и отступаю с пути, и он, состряпав до крайности надменную рожу, проходит мимо. А слетевшее с катушек сердце все еще грохочет в ушах.
«Вот мудила!» — я сжимаю кулаки.
Никто и никогда не выбешивал меня настолько сильно.
В каждой, даже самой крутой и веселой компании, по недоразумению обязательно обнаруживается такой вот жлоб и портит все впечатление!
Вспоминая все известные матерные слова, осматриваюсь и бегу к двери с табличкой WC. Закрываюсь на защелку и первым делом замываю испачканные грязью штаны — серая вода стекает по пальцам, на ткани расплываются мокрые пятна, но мне становится легче.
Приглаживаю пятерней взлохмаченные патлы и долго смотрю в заляпанное зеркало.
И все же... Что с ним не так?..
Неужто я настолько стремная?
Напряженно вглядываюсь в огромные, как плошки, глаза, обнаруживаю на носу веснушки, широкий рот беспомощно кривится.
Мне больно. Больно от его поведения, и это проблема.
Черт с ним, пусть лопнет от собственной значимости — утром я уйду, и мы больше никогда не увидимся.
Однако эта перспектива отчего-то страшит почище кураторши, ментов и приюта.
Я даже вдарить ему не могу!..
А запястья, которые он крепко сжимал теплыми пальцами, до сих пор приятно покалывает.
На ресницах проступают едкие злые слезы, но я утираю их рукавом.
Надо было идти на вокзал. Впрочем, еще не поздно...
Шмыгаю носом, отряхиваю колени, проверяю сохранность лезвия — оно на месте. И тут снаружи доносится оглушающий грохот.
Вздрогнув, выползаю из укрытия и, робко притулившись у стенки, осматриваюсь.
Под потолком горят софиты, Дейзи, создавая неимоверный шум, проворно машет палочками и отбивает удары по бочке, остальные ребята держат в руках гитары. Света и Элина сидят за барной стойкой, потягивают из стаканов пиво, доедают мою пиццу и мило общаются. Атмосфера причастности к чему-то великому витает в пространстве, поднимается к потолку и прячется в темных углах, инструменты загадочно поблескивают, ритм барабанов сливается с ритмом сердца.
Любопытство разгоняет по венам адреналин, я передумываю уходить.
Вот он — новый опыт. Первый кирпичик в надстройку.
Красавчик как угорелый взлетает на сцену и сорванным голосом орет:
— Нет, нет. Не с нее, вашу мать!
Здоровяк складывает палочки и покорно кивает. Судя по тому, как беспрекословно ребята слушаются этого придурка, он тут... главный?
— «Куклой» будем завершать. Понятно? В начало поставим вот это... Так, посмотрим, что можно выжать из ситуации. Оул, мочи.
Ярик достает из кармана джинсов медиатор, поворачивается спиной к пустому флэту, прикрывает глаза и вдруг выдает нечто настолько мощное, красивое, неправильное, но честное, что мои кеды под воздействием высвободившейся энергии отрываются от пола.
Я не могу прийти в себя, даже когда повисает тишина, а Ярик, сняв с плеча ремень и бережно прислонив гитару к стене, отходит к пульту.
— Скоро этот адок закончится, Кир! Иди к нам! — Элина машет от стойки и кивает на пиво, но я мотаю головой.
Я не имею и сотой доли таланта этих ребят. Их красоты. Их силы. Так какого же...
Бреду к самому дальнему окну, сбрасываю рюкзак и взбираюсь на подоконник. Прислоняюсь щекой к холодному стеклу и заставляю себя вернуться в свой безрадостный мир. Набираю папе, но он не отвечает даже после двадцати монотонных гудков. Возможно, ведет светские беседы с собутыльниками за кухонным столом, возможно, дрыхнет, пуская в подушку слюни. Я тоже смертельно устала и хочу спать.
Да, мой отец пьет. Пьет сильно. Вынес из дома все мало-мальски ценное, часто бывает бит. Его ругают соседи. Участковый грозит протоколами.
Но он — хороший человек. Когда трезвеет — пытается все исправить. Раскаивается и плачет. И обещает измениться.
С детства упрямо верю: папа заколдован злой ведьмой. Но я его вытащу, даже если ради этого придется свернуть горы...
Здесь, в огромном, населенном чужими мечтами флэте, в компании едва знакомых взрослых ребят, меня оглушает, выворачивает наизнанку, растаскивает на кусочки своя собственная чудовищная боль. В такие минуты я...
Вытягиваю из рюкзака нелепую жилетку и, надкусив зубами шерстяную нить, увлеченно ее распускаю. Сматываю разные цвета в отдельные клубки, складываю на коленях, вздыхаю и осматриваюсь.
Вообще-то тут мрачно: запустение, мусор и пыль. Вот бы забраться на стремянку, избавить мутные плафоны от паутин и вычистить стекла.
Нахожу во внешнем кармане вязальный крючок, накидываю на него нитку и создаю первую петлю.
Сегодня это будет грустная Мальвина, вся в черном, и темноволосый одинокий Пьеро.
* * *
Незнакомые чуваки, собрав пассатижи и отвертки, наконец уходят — аристократ закрывает за ними дверь и, пару секунд помолчав, вдруг дергается и повелевает:
— Так, народ. До особого распоряжения поймали тишину! Все!
Звуки мгновенно смолкают.
Не замечая меня, он встает возле ближайшей колонны, наводит на лицо камеру дорогущего смартфона, глубоко вдыхает и, натянув шикарнейшую из улыбок, беззаботно выдает:
— Привет, человечество. Вы же в курсе современных трендов. Итак... По независящим от нас причинам клуб «Сбитый летчик» пролетел, но мы нашли решение! Наша постоянная точка давненько не принимала гостей, не находите? Мы сыграем для вас два концерта. Вход по ранее купленным в «Летчик» билетам. Спасибо за понимание. Всех люблю! Пока!
