— Чаю? — предлагает она замогильным голосом, и я киваю:
— Давай.
Послушно карабкаюсь на высокий стул, выхватываю из держателя салфетку и до глянца натираю поверхность стойки. Ненавижу, когда не прибрано. Неуютно, когда кавардак.
Холодная рука Светы настойчиво разжимает мои пальцы и отбирает орудие труда.
— Успокойся. С ромашкой? Улун? Пуэр? Грин?
— Почему ты мне помогаешь? — с тоской проследив за незавидной судьбой салфетки, приземлившейся на дно мусорной корзины, перебиваю я.
— Ангел попросил. Ты напомнила ему его самого несколько лет назад... — не дожидаясь моего решения, она бросает в чашку комок слипшегося пуэра и заливает кипятком из электрочайника.
Не удивлюсь, если эта помешанная разговаривает с настоящими ангелами, но на всякий случай уточняю:
— Какой еще ангел? Юра?
— Ангел — это Ярик, запомни, малыш. Он, как и ты, многое пережил. Кстати, соболезную твоей утрате. Хочешь, погадаю на судьбу?
Я не хочу, но она откуда-то мгновенно достает колоду, оттопырив мизинец с длинным ногтем, причудливо тасует карты и одну за одной раскладывает на стойке.
— Вижу потерю. Удар. Препятствия...
Не верю гаданиям, в моей жизни что ни день — удары и препятствия, но Света встревоженно бросает карты, хватается за висящую на шее цепь, вытягивает из декольте массивный католический крест и, что-то нашептывая, водит перед моей физиономией.
Видимо, чистит распятием карму. Хз, как одно соотносится с другим...
Уныло глотаю чай:
— Надеюсь, это поможет...
Света ободряюще скалится и вдруг резко меняет тему:
— Тебе идет футболка! Ты душка. Удивлена, что Юрочка не разглядел: вообще-то он любит красивых людей... — она подпирает ладонью подбородок и подается вперед, и я вдруг понимаю, что настало время офигительных историй. Ночь, дождь за окнами и горячий чай подталкивают к неприкрытой лести и откровениям о парнях.
Любопытство порождает дурной азарт, и я непроизвольно подбираюсь — внезапно представился шикарный шанс хоть что-то узнать, и его нельзя профукать.
— Не обижайся на Юрочку, он хор-р-роший, — воркует Света. — Просто не может бескровно и вовремя отпускать обстоятельства и людей... Трудно начинать с нуля, когда был на десятке. Но он не ломается. Живет интересами группы. Ничего не приобрел для себя, зато в свои двадцать три для людей сделал столько, что иным не под силу за целую жизнь... Сейчас трудно — в силу разных причин площадки отменяют выступления. За день до презентации сингла нас кинули, но он нашел выход. Все состоится завтра и послезавтра, прямо здесь. Приходи.
— Не думаю, что твой парень обрадуется, — сконфуженно бубню, уткнувшись носом в чашку. Лучше бы я услышала, что Юра — высокомерный самовлюбленный мудак. Может, тогда бы в груди не жгло, и не дрожали руки...
— Не ершись. Он не мой парень, и никогда им не был.
Я едва не давлюсь вонючим пуэром. От внезапной эйфории в глазах взрываются звездочки салюта, а стыд обжигает щеки.
"Если все настолько очевидно, Кира, у меня для тебя плохие новости..."
— Но ты спала с ним, ведь так? — выдает мой вышедший из-под контроля язык.
— Я тут со всеми спала! — как само собой разумеющееся признает Света, и я икаю. — Ну, кроме ангела. И Эли. Нужны подробности именно о Юре?.. Оке-е-ей... Три года назад у него был тяжелый период. Он не любил меня, скорее наслаждался обладанием, а я... я нуждалась в тепле. Как он в деле? Очень хорош. Парни, имеющие большой опыт, не суетятся, уверены в себе и знают, чего хочет девушка...
От ее слов коробит. Ненавижу эту суку!
Отгоняю красочные картинки, услужливо нарисованные буйным воображением, залпом допиваю чай и грохаю фарфоровым донцем о пластик.
Опытный, значит...
На душе гадко — аж подташнивает, но, одновременно, горько и смешно.
— Дорогая, секс — это не грязно. Взрослые мальчики и девочки вправе сами решать, с кем им спать... — растягивая слова, увещевает Света с таким упоротым видом, что мне тут же хочется умыться и прополоскать с мылом рот, но то, что она произносит затем, окончательно лишает дара речи: — Когда я училась в девятом классе, меня похитил маньяк. Три дня удерживал в гараже, требуя у родителей выкуп... Вот что было грязно... Действительно грязно.
Не догоняю, серьезна она или шутит, соболезновать или смеяться.
— Ты прикалываешься? — выдыхаю с надеждой, но она барабанит ногтями по забытым картам и задумчиво смотрит в пустоту:
— Он до сих пор пишет письма из зоны, пробивает адреса... И только Ангел научил меня, как этому противостоять. Оставить урода со всем его дерьмом в прошлом, не искать в посторонних людях утешения и подтверждения своей нормальности. Это путь в ад...
За слоем грима и отстраненного пофигизма проступает усталость, но Света переводит взгляд на кукол, распластавшихся у рюкзака, и оживляется:
— О, Элина и Юра...
— Мальвина и ее Пьеро — поправляю я. — Если их чем-нибудь наполнить, они даже смогут стоять рядом...
— Нет, не смогут, чем ни наполняй... — вишневые губы трогает грустная усмешка. — Подари. Я рассажу их по разным полочкам. Два часа ночи. Пойдем-ка спать.
* * *
Дождь шуршит по стеклам, за сводчатым окном стоят зловещие черные деревья и затесавшийся в их ряд одинокий фонарь. Синий призрачный свет заливает комнату, осторожно ощупывает корешки книг, подсвечники с оплавленными свечами, рамы картин, лица фарфоровых кукол и моих вязаных фигурок.
Странная девушка Света — мутная, пугающая, окутанная ореолом тайны — разметав по подушке светлые волосы, мирно спит и видит сны. Вероятно, история про маньяка — чистая правда, по крайней мере, очень похоже на то...
И я не вижу в ней конкурентку, более сильную соперницу в борьбе за сердце Юры — богатую, красивую, развратную но абсолютно пустую, какой она кажется непосвященным.
Ее усталый беспомощный взгляд не дает покоя, и угол леопардового пледа, зажатый в моей ладони, все сильнее мокнет от слез.
Земля кружится с огромной скоростью, душа пульсирует, исторгая из себя ошметки боли. Я беспокоюсь о ней. Беспокоюсь о бедном папе. И само существование великолепного Юры царапает по живому...
«Уймись, это всего лишь значит, что у него есть прошлое, и в нем наверняка отметилась сотня похожих Свет. Разве шикарный парень на столько лет старше тебя может его не иметь?..»
Гормоны присмирели, фантазии больше не играют и не сбивают с толку. На законное место робко и осторожно возвращается похмельный разум.
Если откровенно, я увязалась за ребятами только из-за Юры, но больше сюда не приду.
Участь жалкой сталкерши не прельщает. Света права: искать в посторонних людях утешение — это путь в ад.
Потому что Юра действительно слишком взрослый: увлеченный, крутой, опытный.
И недосягаемый, как холодная лампочка, освещающая мир с высоты фонарного столба.
* * *
6
Просыпаюсь в семь ноль-ноль — биологические часы работают без сбоев.
Из огромного незашторенного окна льется нестерпимо яркий свет и раскаленной плазмой стекает по золотистым обоям. Спешить некуда — до второй пары еще столько времени, что можно успеть состариться и умереть в окружении правнуков, но стойкое желание по-английски свалить из этого зазеркалья заставляет поскорее вылезти из-под теплого пледа.
Аккуратно сворачиваю постельные принадлежности, кладу на уголок матраса и, чтобы не потревожить сон Светы, тихонько крадусь в ванную.
Я ни за что бы не ушла, если бы Юра проявил дружелюбие. Если бы он был хоть немножко неидеальным. И если бы нас не разделяли шесть гребаных лет и пропасть в сознании...
С сожалением сбрасываю теплую уютную футболку, но еще долго держу в руках. Как нечто, связывающее меня с этим загадочным парнем. Как последнее вещественное доказательство его существования.
Я твердо решила не возвращаться — чтобы не усугублять странную зависимость и не давать волю мечтам.