у нас с Юрой, как у пары, возникли серьезные проблемы. А я в упор ничего не видела. Или просто не хотела видеть.
Еще часть денег вложили Юрины родители. И этого, кажется, хватило. Процесс был запущен. Но раз Юра взял еще денег, значит всё было не так гладко, как он мне рассказывал. Я прикрыла глаза и прижалась затылком к подголовнику. Во что Юра нас втянул?
Фантазия под натиском сумасшедшего страха рисовала жуткие картины дальнейших событий. Меня убьют. Или изнасилуют. Или сделают и то, и другое. И я никогда больше не увижу ни свою дочь, ни родителей. Не стоило садиться в машину. Но у меня не было другого выхода.
Юра явно связался с серьезными людьми. И от них так просто не сбежишь и не спрячешься. Открыв глаза, я отвернулась к окну. Нет. Впадать в истерику сейчас никак нельзя. Хотя я каждой клеткой своего тела ощущала, как паника, продолжая разрастаться, стремилась накрыть с головой. И эта музыка… Она била по барабанным перепонкам.
Хотели бы убить — убили. Вряд ли стали бы церемониться. Скривившись от таких мыслей, я попыталась хоть чуть-чуть успокоиться. Этим людям нужны их деньги. А убийство никак не поможет вернуть свое.
Значит нужно было просто дождаться встречи с этим Гором и узнать все подробности. Раз уж Юра не посчитал нужным посвятить меня в свои дела, значит, это сделает совершенно посторонний человек. Оставалось только надеяться, что этот человек окажется не таким, как его дружок.
— Приехали, — оповестил Мамон и резко затормозил. — Выметайся.
Пригладив дрожащими и совсем ледяными пальцами свои волосы, я торопливо выбралась из машины.
Мы находились на территории одного из самых дорогих жилых комплексов города. Периметр окружен забором. Есть отдельный пост охраны. Мозг, чтобы хоть немного сбавить напряжение в моем сознание, тут же выдал вполне очевидный факт — здесь живут далеко не бедные люди.
Мамон широким быстрым шагом направился в сторону парадного входа, подсвеченного белым светом уличных фонарей. Прижав, сумку к груди, я последовала за ним.
В просторном квадратном холле сидел консьерж. Бритоголовый, не обращая на него никакого внимания, пошел дальше. Я на несколько секунд застыла почти у самых дверей. Может, попросить помощи? Консьерж на вид мужчина крепкий. Во всяком случае плечи и шея, которые хорошо просматривались из-за стойки, свидетельствовали именно об этом.
Но я быстро отмахнулась от этой мысли. Мамон остановился и бросил недовольный взгляд через плечо. В ярком освещении холла он выглядел еще более устрашающим. Массивная челюсть под бородой была чуть выдвинута вперед. Широкий нос явно несколько раз ломали, потому что он немного неровный. И взгляд такой колючий, ненавистный. Эта ненависть явно не предназначалась лично мне. Мамон ею окутывал всё, что его окружало.
— Вам помочь? — вежливо поинтересовался консьерж.
Я не совсем поняла, обращался он ко мне или к бритоголовому. В любом случае это уже не имело значения, потому что я сдвинулась с места и пошла вперед.
Собственный страх вдруг начал раздражать. Поздно метаться. Пока мы ждали, когда приедет лифт, я вдруг поймала себя на внезапной мысли. Я ненавижу Юру. Впервые за последние три дня своей непрекращающейся агонии я вытянула на поверхность новое чувство — ненависть. До этого была жалость к себе. Была сломанная любовь. Страх. Боль. А теперь возникла ненависть. И она возникла не из-за того, что Юра меня бросил, нет. Из-за того, что он подверг нашу семью такому чудовищному риску.
Он наплевал на меня, на Нану. Когда я вошла вслед за Мамоном в лифт и внимательно посмотрела на его спину, то интуитивно почувствовала всю его враждебность. Она витала в воздухе. Забивалась в поры и путалась в волосах. Возможно, во мне просто говорил инстинкт самосохранения. Или включился некий радар, когда в опасной близости возникло существо, что по определению намного сильней и опасней меня самой. Не знаю. Но с бритоголовым я бы не шутила.
И от этого становилось еще паршивей на душе. Куда Юра вообще смотрел, когда связывался с такими людьми? Ладно я. Меня он не любит. Давно не любит. И любил ли вообще хоть когда-нибудь? В груди снова что-то больно сжалось и кажется, будто вместо сердца образовалась черная дыра. Она медленно и болезненно начала втягивать в себя меня прежнюю, ломать каждый позвонок, рвать каждое сухожилие. Ладно… Я…
Но Нана. Господи, она же его дочь! И Юра так страшно радовался, когда она родилась. У нас первое слово было не «мама», а «папа». Нанка росла настоящей папиной дочкой. Знала бы она, что творил ее любимый папочка.
Лифт прибыл на указанный этаж. Мамон вышел первым, я сразу же за ним. В коридоре пусть и было безлюдно, но видно, что здесь живут люди. Горшки с цветочками на подоконниках. Чуть дальше на стене, кажется, висело расписание или какое-то объявление. Я не рассмотрела.
Налет домашней обстановки немного успокоил меня. Но кончики пальцев всё равно нервно подрагивали, пока мы шли к входной двери, ведущей в квартиру. Не лесополоса, не подвал и не подворотня. Что ж, это уже утешало.
Но страх всё равно не спешил отступать. Сейчас заведут меня в квартиру, закроют дверь и… Потом по частям вынесут в мусорных мешках. Пока бритоголовый набирал какой-то код на странной сенсорной панели, что видимо, была вместо привычного замка, я снова украдкой посмотрела на его резкий профиль. Не удивлюсь, если именно Мамон будет потрошить меня и раскидывать по пакетам.
Мрачное чувство юмора никогда не было мне присуще. Но в критической ситуации мозг всегда пытается любыми путями сохранить здравость мышления и отгородить от негативного воздействия шока.
Дверь открылась, и я тут же услышала женский голос, что донесся из квартиры:
— Я тебя ненавижу! Ты мне всю жизнь испортил! Ты не брат! Ты грёбаный тиран! Какого ты вообще в мою жизнь лезешь?! Я тебя об этом не просила! Никогда! Со своими тараканами в башке разберись, ладно?!
Женский голос резко смолк. В ответ никаких криков, угроз или ругательств не последовало. Я услышала стук каблуков и через несколько секунд из квартиры вышла молодая девушка. На вид мы вполне могли оказаться одногодками. Правда, она намного миниатюрней меня. Копна рыжих волос была собрана в высокий хвост. Большущие синие глаза метали молнии. На щеках выступил яркий румянец.
Девушка резко остановилась, заметив сначала бритоголового, затем меня. Во взгляде затаилась просто невероятно концентрированная злость, а полные губы недовольно скривились.
— Что смотришь? — девушка нагло
