Доминик тяжело сглотнул.
— Мы можем уехать сейчас, — сказал он. — У нас еще есть почти два дня. Мы все еще можем отпраздновать нашу годовщину, как и планировали.
Как бы я ни пыталась объяснить, он не понял, почему я была расстроена. Дело было не в физических, материальных вещах, таких как бронирование билетов или столиков на ужин. Речь шла о кардинальном разрыве в наших ценностях и о том, что мы считали важным для хороших отношений. Я верила в качественное времяпровождение и общение; Доминик верил, что деньги могут все исправить.
Он всегда был амбициозным, но раньше я думала, что он достигнет точки, когда будет доволен тем, что имеет. Теперь я поняла, что этой точки не существует. Ему никогда не будет достаточно. Чем больше он приобретал — денег, статуса, власти — тем большего он хотел за счет всего остального.
Я медленно покачала головой.
— Нет.
Проснувшись утром, я не знала, в чес заключается мой план, но теперь он был предельно ясен.
Даже если это убьет меня, даже если проще всего будет упасть в его объятия и погрузиться в воспоминания о том, какими мы были раньше, мне нужно пройти через это. Я уже была оболочкой самой себя.
Если я не выберусь, пока могу, я превращусь в пыль, в не более чем коллекцию потерянного времени и нереализованных мечтаний.
Упрямый блеск в глазах Доминика исчез, сменившись замешательством.
— Тогда пойдем домой со мной. Мы все обсудим.
Я снова покачала головой, пытаясь дышать сквозь иглы, вонзающиеся в мое сердце.
— Я не вернусь.
Он замолчал. Замешательство сменилось осознанием, а затем неверием.
— А́ле…
— Я хочу развестись.
ГЛАВА 6
Я хочу развестись.
Слова витали вокруг нас, словно облако ядовитого дыма. Теоретически я понимал, что они означают, но не мог их осмыслить.
Развод означал расставание. Расставание означало разойтись. А разойтись было просто невозможно. Это может случиться с другими людьми, но не с нами.
Ее обручальное кольцо прожгло дыру в моем кармане.
— Не могу поверить, что женился на той, кто любит мятно-шоколадное мороженое, — сказал я, когда Алессандра уплетала свое любимое лакомство. — Ты ведь знаешь, что по сути ешь зубную пасту?
— Вкусную зубную пасту, — ее озорная улыбка поразила меня до глубины души. Мы были женаты ровно неделю, два дня и двенадцать часов, а я до сих пор не мог поверить, что она моя. — Ты знал о моем вкусе к десерту до нашей свадьбы, так что теперь ты не можешь жаловаться. Боюсь, ты застрял со мной и моим мятным шоколадом навсегда.
Навсегда
Год назад эта идея казалась смехотворной.
Ничто не длилось вечно. Люди, места, отношения… у всего был срок годности.
Но впервые в жизни я позволил себе поверить кому-то, кто сказал, что останется.
Я взял Алессандру за руку и переплел наши пальцы.
— Обещаешь?
Ее лицо смягчилось. Технически мы должны были смотреть последний боевик, но взрывы в этот момент были всего лишь фоновым шумом.
— Я обещаю.
В коридоре хлопнула дверь, и воспоминание улетучилось так же быстро, как и возникло.
Шум в ушах вернулся.
— Ты же не серьезно.
Алессандра просто смотрела на меня, ее глаза блестели от непролитых слез, но на лице читалась спокойная решимость.
Господи, почему мой галстук был таким чертовски тугим? Я не мог нормально дышать.
Я потянулся, чтобы ослабить его, но мои пальцы не нашли ничего, кроме влажного хлопка. Никакого галстука, только тиски на шее и кулак, сжимающий мои легкие.
— Ты никогда не говорила мне, — я опустил руку, гадая, где, черт возьми, мы ошиблись. — До сих пор ты никогда ничего не говорила об этом.
Неужели за последние несколько лет я пропустил больше свиданий, чем следовало? Да. Мы с Алессандрой разговаривали так же много, как раньше? Нет. Но такова была природа построения империи, и я думал, что мы понимали друг друга. Мы были вместе так долго, что нам не нужно было постоянно доказывать друг друга наши чувства.
— А должна была, — Алессандра отвела взгляд. — Это была моя вина. Я держала все в себе, хотя должна была рассказать тебе о своих чувствах. Речь идет не только об одной поездке или ужине. Даже не о десятке таких поездок и ужинов. Дело в том, что означает их отсутствие, — ее глаза снова встретились с моими, и мое сердце сжалось от боли, которую я увидел в них. Неужели я действительно был настолько слеп, что не заметил, насколько несчастной она была все это время? — Ты снова и снова давал понять, что я не являюсь для тебя приоритетом.
— Это не правда.
— Разве? — она одарила меня грустной улыбкой. — Знаешь, что я спрашивала у себя каждый вечер, когда ты снова допоздна задерживался в офисе? Я задавалась вопросом: если бы одновременно на работе и дома возникла чрезвычайная ситуация, кого бы ты выбрал. Меня или своих инвесторов?
Шум у меня голове усилился.
— Ты же знаешь, я бы выбрал тебя.
— В том-то и дело. Я не знаю, — слеза скатилась по ее щеке. — Потому что ты уже давно не выбираешь меня. Очень, очень давно.
Между нами воцарилось молчание, прерываемое моим учащенным дыханием и оглушительным тиканьем часов в углу. Любой ответ, который мог бы дать, был раздавлен под тяжестью слез Аллесандры.
Бедность. Неудачи. Унижение. За эти годы я многое пережил и выжил, но единственное, что могло поставить меня на колени, — это плачущая Алессандра. Каждый чертов раз.
— Я столько раз оправдывала тебя, и перед друзьями, и перед самой собой, но больше не могу, — ее голос понизился до шепота. — Мы держались за то, чего больше не существует, и нам нужно это отпустить. Тогда мы оба будем счастливы.
Каждое слово разрушало то самообладание, которое я создавал десятилетиями. Целая волна эмоций пронзила меня: гнев, стыд и бесконечное отчаяние, которого я не чувствовал с тех пор, как был подростком, пытаясь выбраться из своего богом забытого родного города.
Я больше не должен был чувствовать ничего из этого, черт возьми. Я был проклятым генеральным директором, а не беспомощным мальчиком без семьи и денег. Но столкнувшись с перспективой потерять Алессандру…
Паника сдавила мою грудь.
— Ты правда думаешь, что если мы разведемся, то будем счастливы? Что я буду счастливее без тебя? Это же мы, — слово вырвалось из моего горла, резкое и наполненное эмоциями. — Você e eu. Para sempre. — Ты и я. Навсегда.
Тихие рыдания Алессандры разрывали мне сердце. Я потянулся к ней, и когда она отпрянула, трещина превратилась в полноценную пропасть.
— Не усложняй все еще больше, чем это должно быть, — слова были едва слышны, — пожалуйста.
Моя рука опустилась, когда кулак крепче сжал мои легкие. Я не знал, как мы попали в такую ситуацию, но, черт возьми, я не собирался сдаваться.
— Я облажался вчера, — сказал я. — И еще много раз до этого. Но я все еще твой муж, а ты все еще моя жена.
Алессандра закрыла глаза, и слезы теперь тихим, ровным потоком текли по ее лицу.
— Дом…
— Мы все уладим, — мысль о жизни без нее была непостижима, все равно что просить сердце перестать биться или звезды отказаться светить в ночи. — Я обещаю.
Мы должны были это сделать.
Возможно, я не показывал это так часто, как должен был, но Алессандра была неотъемлемой частью меня. Она была таковой с того момента, когда я увидел ее одиннадцать лет назад, хотя тогда я этого еще не подозревал.
Без нее не было меня.
ГЛАВА 7
