престижном учебном заведении благодаря Генри и его хоккейной карьере, но это не означало, что я думала, что у меня будет шанс поехать туда. Я думала, что Ричард наверняка захочет оставить меня здесь, чтобы присматривать за мной.
Но я ошибаался.
Отслеживая края заветной клюшки — наследия моего деда, — я пытался осознать всю грандиозность обещания Крествуда. На меня легла ответственность за наследие моей семьи, и это бремя одновременно вдохновляло и пугало меня. Генри должен был стать спортсменом, а я — владельцем. Наши роли определяли нас.
Я просто не была уверена, что смогу оправдать ожидания деда.
Стук без предупреждения вывел меня из задумчивости. "Войдите, — позвала я, отложив в сторону последний предмет одежды, который складывала, — любопытство разгорелось.
Дверь со скрипом отворилась, и на фоне мягкого света, проникающего в комнату, показался силуэт моего брата Генри. Его черные волосы и пронзительные голубые глаза резко контрастировали с моими чертами лица, постоянно напоминая о наших различиях. "Генри, что ты здесь делаешь?" воскликнула я, удивленная его неожиданным визитом.
Он вошел в комнату, нахмурившись.
"Разве ты не должен быть уже в Крествуде?" спросила я, недоумевая по поводу его присутствия, когда он, как игрок, уже должен был быть на пути к престижному учебному заведению. "Я думала, у тебя утреннее катание".
"Лиам что-то говорил о том, что вчера за ужином вы расторгли помолвку. Это правда?" Его вопрос повис в воздухе, а его глаза искали объяснения в моих.
У меня пересохло во рту от удивления и дискомфорта. Я не считала Лиама сплетником и не думала, что ему есть дело до того, чтобы упоминать об этом. Я полагала, что это был частный разговор, не предназначенный для чужих ушей. Возможно, Генри спросил об ужине, поскольку сегодня утром у них была тренировка. Как бы то ни было, внезапное откровение заставило меня почувствовать себя незащищенной.
Отойдя от кровати, я поспешно собрала вещи, пытаясь вернуть самообладание. "Я не ожидала, что Лиам…"
"Минка", — сказал он. Я сразу же узнала его тон, и у меня по коже пробежали мурашки. Я ненавидела, когда он обращался ко мне таким властным тоном. Он не был папой.
"Мы оба знаем, что я не буду счастлива с Сойером", — сказала я.
"Дело не в этом", — сказал он, и тяжесть его слов повисла в воздухе. Он шагнул в комнату, осторожно закрыв за собой дверь. "Браки были заключены по определенной причине — твой и мой". Его взгляд встретился с моим, непоколебимый и твердый, словно я осмелилась бросить вызов традициям, которые определяли наши жизни.
Мои пальцы сжались вокруг мягкого осьминога, которого мама подарила мне на Рождество, когда мне было восемь лет.
"Я отказываюсь чувствовать себя виноватой за то, что приняла первое решение для себя за долгое время", — сказала я, и в моих словах прозвучала спокойная решимость. Положив милых зверушек в свою огромную сумочку, я успокоилась. "Если ты захочешь разорвать отношения, я с радостью поддержу тебя".
Но хмурый взгляд Генри говорил о многом, и я знала, что он никогда не пойдет на это.
"Как бы я ни хотел освободиться от брака, связанного с незнакомкой, — начал он, — я не могу". Его глаза заблестели, и на кратчайшее мгновение маска сползла, и я увидела его разочарование. Но оно исчезло так же быстро, как и появилось. "Мы с тобой оба знаем, что я не могу".
Я ненавидела то, что он был прав.
Будучи первенцем в уважаемой семье Мэтерсов, Генри с ранних лет был окутан тяжелыми ожиданиями величия. Обладая врожденными спортивными способностями, он без труда преуспевал в спорте, получая внимание и возможности, предвещавшие многообещающее будущее. Однако, несмотря на его исключительные таланты, на пути к его судьбе возникли препятствия. Когда два года назад он попал на драфт, на него возлагались огромные надежды, но ему удалось занять лишь третье место — результат, не оправдавший папиных надежд. Разочарование тяжким грузом нависло над семьей, и Генри молчаливым грузом нес на себе эту тень.
Неважно, что я пыталась его успокоить. Неважно, что он был так чертовски хорош. Этого было недостаточно. Ни для моего деда, ни для Генри.
Замысловатый гобелен браков по расчету в семье Мэтерс не был случайностью; это был тщательно продуманный проект, призванный охранять и регулировать семейное наследие. После неожиданной трагедии — безвременной гибели родителей в результате несчастного случая на лодке, когда мне было всего три года, — была сплетена паутина контроля и защиты, чтобы оградить семью от уязвимости. С самого раннего возраста мы оба были привязаны к тщательно продуманным нитям наследия Мэтерсов, наши жизни переплелись в грандиозном замысле, призванном укрепить влияние и власть семьи.
Среди ожиданий и предначертаний судьбы Генри нес на себе груз надежд предков и бремя исполнения чаяний семьи. У меня были свои ожидания, но они не шли ни в какое сравнение с его ожиданиями.
"А Ричард знает?" спросил Генри, понизив голос до шепота.
Моя кровь похолодела от вопроса Генри. От одной мысли о дяде Ричарде у меня по позвоночнику побежали мурашки. Но я взяла себя в руки, не желая показывать свою уязвимость.
"Даже если это так, Ричард уже ничего не сможет сделать", — сказала я. "Что сделано, то сделано".
"Он наследник, — напомнил мне Генри, его голос звучал резко, — он может выкинуть тебя из наследства, если захочет".
С решительным взглядом я опустилась на кровать. Я унаследую "Змей" — команду, которую Ричард жаждет заполучить в свои руки. Он ни за что не станет рисковать", — сказала я, будучи уверенной, что мое положение в семье и наследство, которое я получу, послужат щитом от любых резких действий со стороны дяди Ричарда.
"Ты бы поступила так неосмотрительно, если бы папа все еще был здесь?" Его слова ударили как лезвие, открывая раны, которые, как я надеялся, уже зажили.
Я стиснула зубы, избегая его взгляда, чувствуя тяжесть его пристального внимания.
Я отказывалась смотреть на него, пока он продолжал, и его обвинение вгрызалось в меня. "Ты подчинялась только тогда, когда папа подкупал тебя игрушками и книжками", — утверждал он, в его тоне сквозило осуждение. "Что бы он
