Папа, не снимая, носит такую же. Хочется верить, что под маской Мусы я увижу то, что и под маской отца – тепло, любовь, принятие. Но в ушах звучит его разговор с любовницей, и я понимаю, что мне придется иметь дело с тем, с чем я никогда не сталкивалась.
– Не скажу.
– Дерзкая?
– Нет. Просто не хочу выдавать секретов, которые мне могут еще пригодиться.
– Думаешь, сможешь убежать от отца?
Вязну в давящем взгляде Мусы.
– Или от кого-то другого, – вспыхиваю я и осекаюсь тут же – ну вот что я за идиотка? Зачем его провоцирую, а? Ясно же, что мы с ним повязаны. Отец говорил, что свадьбу сыграем осенью…
– Все-таки дерзкая.
– Ну и что? Вам дерзкие женщины, кажется, нравятся.
Ой, да просто заткнись, Динар! Я не договариваю. Он не переспрашивает. Готова поспорить – не переспрашивает как раз потому, что ему и так ясно – я подслушивала!
Ну зачем? Зачем я это ляпнула? И куда делась моя бравада? Нет ее. А ведь Муса завелся, и как теперь мне ему противостоять – вообще неясно. Хорошо, мы уже подъезжаем к дому. Можно просто сбежать.
Отец встречает нас прямо в холле. Здоровается с Гатоевым за руку и сгребает меня в объятья.
– Выпорю!
А мне так хорошо в отцовских руках, что все равно, даже если он впервые в жизни осуществит свои угрозы. По-детски всхлипываю.
– Прости, пожалуйста. Прости…
– Все хорошо, мышка. Иди… давай, приведи себя в порядок. Что это на тебе за… – отец даже слов не находит, чтобы как-то описать мой наряд. Это смешно. И в то же время грустно.
– Это Маринкино, – смеюсь сквозь слезы.
– Да уж понял, что не твое. Иди.
Ощущая приближение истерики, срываюсь с места и торопливо взмываю вверх по лестнице.
– Эта ее подруга мне никогда не нравилась… – оправдывается отец перед Мусой. И то, что ему… ему! приходится за меня оправдываться, напрочь выбивает почву у меня из-под ног. Я готова на что угодно, лишь бы папе больше никогда не пришлось за меня краснеть.
Платье в стирку. Разодранные колготки в мусор. И душ. Горячий-горячий, чтобы смыть с себя гарь.
Вниз я спускаюсь в закрытом наглухо платье и с покрытой головой. Иду, ничего не чувствуя, к отцовскому кабинету. Дверь чуть приоткрыта. Как это ни странно, в комнате папа один.
– Отец…
– Муса уехал. У него в связи с последними событиями много дел. А ты чего это… – крутит пальцем, будто вынуждая и меня покрутиться.
– Ты сам сказал…
– Что? Привести себя в порядок? Я не это имел в виду.
– Да?
– Я вроде никогда не требовал от тебя быть той, кем ты не являешься.
Это правда. От которой у меня опять на глазах выступают слезы.
– Прости. В последнее время я делаю все не то.
– Ты просто на распутье. Так бывает. Зря я вообще тебя дергал. Шла бы ты спать.
Удивленная, я послушно поворачиваюсь к двери. Но, не сделав и шага, вдруг вспоминаю, о чем очень хотела, но так и не успела спросить:
– Пап, а о пострадавших или… жертвах что-нибудь известно?
Отец устало опускается в кресло.
– В тяжелом состоянии один из тех скотов, что открыли стрельбу. Несколько человек в больнице. Но поскольку на месте почти сразу же оказалась группа Гатоева, жертв и разрушений удалось избежать.
– Он так быстро отреагировал?
– А ты думаешь, я тебя из садистских побуждений оставил дома?! Динара… – Отец вскакивает, делает два шага ко мне и столько же от меня. Словно рассерженный тигр по клетке носится. – Да если бы к нам не поступили данные о том, что назревает…
– Ладно, ладно, пап! Я все поняла. Ты только не волнуйся.
Подлетаю к нему, обнимаю со спины. Прижимаюсь щекой к так вкусно и знакомо пахнущей рубашке.
– Ну, сглупила я. Это больше никогда не повторится. Обещаю.
– Хорошо, мышка…. Хорошо. Я не уверен, что Муса и в третий раз успеет.
– Слово тебе даю, – шепчу я, и только потом доходит, что отец повторяет ровно то, что и Гатоев: – А почему в третий?
Спина отца каменеет. Он медленно, будто нехотя, оборачивается.
– Ты и впрямь ничего не помнишь, да?
– О чем?
– Это Муса тебя вынес в тот раз.
В тот раз? Я моргаю, с недоумением вглядываясь в папины глаза. В тот раз… Когда мама и братья погибли? Да… Кажется, именно в этот. Но как такое возможно? Разве подобные совпадения случаются в этой жизни, а?
– С тех пор мы с отцом Мусы вас и сосватали.
Папа натужно улыбается, чтобы не позволить горю затащить нас в свое болото. И я знаю, что для современного человека это звучит несколько диковато, но так у нас до сих пор все порой и решается. – Он хороший мужик. Ты его держись, слышишь? Если вдруг со мной что-то случится, только он тебя защитит.
Я машинально киваю, ощущая стекающий по спине холодок.
– Ну что с тобой может случиться, пап? Ты как выдумаешь. Хватит меня пугать.
– Я не пугаю. Просто пообещай больше не устраивать ничего подобного!
– Так ведь я уже пообещала.
– Вот и славно. А теперь давай, дуй к себе. Выспись как следует. Помолвка состоится сразу же после Ураза-байрама. Если ты, конечно, не против.
Последняя оговорка – пустая формальность с целью потешить мое эго. Но теперь, когда я знаю, какую роль Муса сыграл в моей жизни, как я могу отказать?
– Не против.
– Я в тебе никогда не сомневался. – Отец целует меня в лоб. – Беги.
К себе поднимаюсь в еще большем раздрае. Долго не могу уснуть. Брожу тенью от стены к стене. А потом делаю то, на что никогда раньше не осмеливалась. Нахожу в сети древний ролик, запечатлевший мое освобождение и последовавший за этим штурм… И жму на «плей».
От автора: друзья, спасибо за теплый прием книги! Не забудьте понставить лайк, если она вам нравится и добавить книгу в библиотеку, чтобы не потерять.
Дыма в машине столько, что даже приоткрытая форточка не спасает. Ну что ж… Других вариантов у меня не было. Дурацкая помолвка и так слишком долго позволяла мне
