взглядом. Не успокаивается, пока не находит.
Конечно, шоу ведь для меня.
А потом я слышу ее робкий голос:
— Если по-другому до тебя не достучаться… Я сделаю, как ты хочешь, Артем.
Она говорит это и замирает, будто решается на последний шаг. Но я даю десять из десяти, что передо мной сейчас разыгрывается спектакль.
Ни хрена Майя не сделает.
Не станет унижаться перед десятками людей, пусть она здесь никого не знает. Эта девчонка не того склада характера.
Меня вот унизила легко, буквально выпотрошила своей изменой и последующим поведением.
А чтоб самой признать, что накосячила… Ни за что, ведь до последнего отпиралась, даже когда все доказательства были налицо.
Гордая птичка-королек.
Что ж, посмотрим, что ты придумала, на что надеешься. Думаешь, пожалею тебя, да? Скажу: «Ой не надо извиняться, милая, я тебе так все дам, принесу на блюдечке с голубой каемочкой». Три миллиона тебе надо? Пф-ф, легко. Прям щас.
Проявлю широту души, треклятую доброту…
Вот только нет во мне никакой доброты. Была, да вся вышла, по крайней мере по отношению к первой жене.
Я салютую ей — мол, давай, милая, продолжай, раз начала.
Складываю руки на груди, всем своим видом показываю, что внимательно слушаю.
Предвкушаю момент позорного бегства Майи со сцены. Потому что никакой нормальный человек не станет на аудиторию из нескольких десятков людей признаваться во всем том, в чем я велел ей признаться. Унижаться, просить прощения.
Даже ради трех миллионов.
Я бы ни за какие деньги не стал. Она берет меня на понт, не более.
И тут Майя выдает:
— Я — блядь. Ты это хотел услышать, Артем?
Замираю в полнейшем ступоре.
Народ вокруг в тихом ауте. Все с круглыми глазами пялятся то на мою бывшую, то на меня.
Майя тем временем продолжает:
— Я нагуляла нашего ребенка. Прости меня за это, Артем! Я гулящая дрянь, которая тебя так обидела…
Наверное, в теории мне должно было бы понравиться это выступление бывшей, но в реальности… Ее слова действуют на меня как оплеухи.
Я понимаю, сам заказал этот конкретный концерт, даже пообещал его оплатить. Но, еб вашу мать, меня всего аж поджаривает изнутри после ее слов. Не могу ни смотреть на это, ни слушать.
Она это все мне назло. Клянусь, назло!
Майя смеет продолжать:
— Я предательница, тварь… Все что хочешь признаю, если тебе так легче…
Легче, ага. Куда там!
Не передать, как ее слова бьют по нервам.
Странное дело, унижается она, а больно от ее унижения почему-то мне.
Просто смотреть на нее больно. Наблюдать, как влажнеют ее глаза, как трясутся губы. Еще чуть-чуть — и она разрыдается при всех. Видно, что речь дается ей с огромным трудом, через себя сейчас переступает. Да что там, уже переступила, и не один раз.
Дура она, что ли? Я ведь не имел в виду то, что сейчас происходит. Я ведь на эмоциях сказал ей так сделать. На самом деле не хотел заставлять ее унижаться при всем честном народе.
Не успеваю понять мозгом, что делаю, а тело уже реагирует.
Я сбрасываю с плеча руку жены, которая впилась в меня мертвой хваткой.
— Артем! — зовет Инесса.
Но я даже не оборачиваюсь в ее сторону. Пробираюсь вперед, внаглую распихиваю гостей, которые замерли, разинув рты. Спешу к сцене, взлетаю на возвышение в один прыжок.
Сам не понимаю, зачем это делаю, почему. Но своего порыва остановить не могу.
Бросаюсь к Майе, сгребаю ее в охапку и буквально утаскиваю за сцену.
Подальше от любопытных глаз. Подальше от всей той мерзости, в которой мы оба искупались минуту назад.
Артем
Я не успокаиваюсь, пока не притаскиваю Майю в первую же попавшуюся свободную комнату. Ею оказывается небольшая гримерка за сценой, которую обычно используют артисты, что выступают в моем ресторане.
Сейчас здесь пусто.
Запихиваю Майю в комнату и показательно защелкиваю щеколду, отделяя нас от внешнего мира.
Майя отпрыгивает к противоположной стене, будто я заразный, будто ей жизненно важно находиться от меня на приличном расстоянии. Само собой, это только подкидывает углей в жаровню моего гнева.
— Что это сейчас было? — рычу на нее. — Что за показательное выступление?
— Не понравилось? — шипит она с видом оскорбленной невинности.
— А должно было? — возмущаюсь я.
Вскользь отмечаю, насколько взволнованной она выглядит, кусает нижнюю губу чуть ли не до крови.
— Ты сам хотел, чтобы я это сделала, — стонет она с обидой. — Ты сказал…
Она определенно издевается надо мной. Неужели вправду верит, что своим поведением хоть сколько-нибудь улучшила ситуацию?
— Ты дура, что ли? — с раздражением развожу руками. — На хрена ты это все устроила? Вот на кой черт?
— Чтобы до тебя достучаться! — она стоит на своем. — Ты ведь отказался слушать, ты…
Я злюсь еще больше, снова на нее рычу:
— Ко мне подхода не знаешь? Могла бы как-то по-женски подойти, по-хорошему. Я не изверг, между прочим, младенцев в полнолунье не ем. Дал бы я тебе денег и так, зачем ты…
Майя задыхается от возмущения.
— Я подходила! Я пыталась по-другому! — Она кривит губы, смотрит на меня со вселенской обидой. — Ты нормальный вообще? Сначала одно говоришь, потом другое…
Я-то нормальный, в отличие от некоторых.
— Мне этот спектакль на хер не нужен! — строго ее отчитываю. — Грош ему цена при нынешнем раскладе. Ведь я прекрасно понимаю, что виноватой ты себя не чувствуешь. Зато вышла на сцену, прямо как махровая жертва. Кидайте в нее камнями… А Артем типа такой мудак, что мало того что извиняться заставил, поиздевался, так еще и денег на лечение ребенка зажилил. Так у тебя все в голове складывается в пазл, да?
— Да, именно так! — Она смеет с обвинением на меня смотреть.
Она. С обвинением. На меня!
С этим Майя явно не по адресу.
— Тебе ничего не стоит мне помочь, — стонет она и складывает руки в молитвенном жесте. — Для тебя ведь это не деньги даже!
Неужели она и вправду не понимает, что дело совсем не в деньгах.
— Не хер было ноги перед другим раздвигать, — я шумно дышу. — Сейчас бы не пришлось унижаться, просить. Все бы у тебя тогда было. Я бы тебе все обеспечил, даже луна с
