— О, даже не думай об этом. Я определенно не твоя девочка. — Она хмурится, но не делает ни малейшего движения, чтобы отстраниться от него.
Они оба на полу. На нее наброшено старое одеяло, но Дин явно голый и, похоже, трахает ее.
— Послушай, братец, я ценю твой звонок, но это не для меня. — Я поднимаю руки, и они оба бросают на меня убийственные взгляды.
— Серьезно, Хэнк? Думаешь, я позвал тебя на тройничок?
— Объясни мне, что, черт возьми, происходит, — говорю я, пытаясь отвести взгляд от голой задницы Дина.
— Итак, когда учился в колледже, я проиграл пари… — начинает Дин.
— Быстрее, — говорю я, обрывая его.
— Мой пирсинг застрял где-то внутри нее, и я не могу вытащить. — Он смотрит на меня и пожимает плечами, а Никки в смущении натягивает одеяло на голову.
— Подожди. — Я поднимаю палец. — Кажется, я неправильно расслышал.
— Почему земля не может разверзнуться и поглотить меня? — бормочет Никки под одеялом.
— Послушай, я не могу вызвать 911 на свадьбу и испортить день Ричу и Алише. Ты должен помочь нам добраться до больницы.
Я закрываю глаза и потираю их тыльной стороной ладоней.
— Дин, какого хрена? — я качаю головой и смотрю на него.
— Хэнк, если бы у меня был другой вариант, я бы им воспользовался. Но я уверен, что штанга застряла у нее где-то внутри.
— Это моя ВМС. — Я почти не слышу ее под одеялом, но мне очень не хочется, чтобы она его убирала. (примеч. ВМС — внутриматочная спираль)
— Подожди, ты на контроле? Ага, со мной это не сработает, нахалка.
Никки снимает одеяло с лица и смотрит так, что, если бы она могла стрелять огнем из глаз, то сделала бы это.
— Перестань называть меня так.
— Все, что я услышал, это то, что ты не против убрать эту штуку. — Дин, должно быть, хочет умереть, потому что он на самом деле подмигивает ей.
— Если бы твоя эрекция спала, все прошло бы, и ты смог бы выйти, — говорит она сквозь стиснутые зубы, и я волнуюсь, что она действительно причинит боль Дину, если они когда-нибудь разъединятся.
— И как, черт возьми, ты думаешь, это произойдет? Я внутри этой теплой, мягкой киски, которую только что лишил вишенки, а потом ты кончила вокруг меня.
— Дин! — говорим мы с Никки одновременно.
— Что? — он пожимает плечами, словно констатируя факт. — Я стану мягким только тогда, когда кончу в тебя, а я не могу пошевелиться.
— Ладно, — говорю я, потирая переносицу. — Мне либо нужно выйти, либо забрать вас отсюда и отвезти в больницу.
— Выйти.
— В больницу.
Ни один из них не может прийти к согласию относительно дальнейших действий. Ясно, что Дин хочет покончить с этим, и я не могу сказать, что виню его. Возможно, это самый простой вариант, но, похоже, Никки просто хочет сбежать.
Я вздыхаю и достаю свой мобильный телефон. Звоню одному из сегодняшних водителей и говорю ему, чтобы он подъехал. Как бы мне ни хотелось оставить Дина и Никки разбираться с этим, я не могу оставить ее с ним в таком состоянии. Возможно, она с самого начала хотела этого, но сейчас ясно дает понять нам обоим, что просто хочет убраться отсюда.
— Ладно, — говорю я, глядя на них двоих. — Похоже, мы займемся вариантом номер два. Дин, тебе придется взять ее на руки и отнести к машине. Я понятия не имею, к чему это приведет, но, если будет больно, давайте остановимся и позвоним профессионалам. Хорошо?
— Договорились, — соглашается Никки, и Дин кивает.
Я оборачиваюсь и слушаю, как они препираются, пока Дин прижимает ее к себе и поднимает. Раздается несколько стонов, но ни один из них не кажется неприятным, и на мгновение я задумываюсь, не стоит ли мне выйти из комнаты.
— Видишь, нахалка, все не так уж плохо. Просто дай мне закончить, и мы сможем вернуться ко мне.
— Дин, — предупреждаю я и слышу, как он ругается у меня за спиной.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он говорит, что она укрыта, и я оборачиваюсь и вижу, что их обоих покрывает большое темное одеяло. В моей руке звонит телефон, и, опуская взгляд, я вижу, что водитель присылает мне сообщение о том, что он уже дома, и это в часе езды. Тут я понимаю, что мне придется самому отвезти их, и у меня замирает сердце.
Я хочу вернуться в гостевой домик и сказать Шугар, куда я ухожу, но на это нет времени. Надеюсь, я смогу отвезти их в больницу и позволить врачам разобраться с этой неразберихой, а сам вернусь сюда до того, как она проснется.
— Держи одеяло покрепче, Никки, — говорю я, открывая дверь в кладовку. — Я не хочу видеть задницу Дина.
Я проклинаю своего брата и Алишу за то, что они устраивают свадьбу так далеко от всего. До больницы больше часа езды, и все это время мне приходится слушать их разговоры на заднем сиденье. Они чередуется стонами и спорами, но в основном Дин ведет себя как идиот и говорит всякую чушь, чтобы позлить Никки. Что я хочу сделать, так это спросить ее о Шугар, но сейчас, кажется, неподходящее время.
Я добираюсь до больницы, паркуюсь на стоянке скорой помощи и выбегаю, чтобы попросить носилки. К тому времени, как они, наконец, вытаскивают носилки и укладывают их вдвоем, Дин и Никки снова начинают ругаться, и я больше не могу этого выносить. Я закрываю заднюю дверь и говорю Дину, чтобы он самостоятельно добирался домой, а сам мчусь прочь из больницы.
Обратная дорога занимает столько же времени, и, как только я оказываюсь на месте, сразу же выскакиваю из машины и бегу. Я задыхаюсь, и мое сердце бешено колотится, когда я подъезжаю к гостевому дому, но еще до того, как я до него добираюсь, у меня появляется предчувствие. В ту секунду, когда я открываю дверь, мои опасения подтверждаются — она ушла.
— Блядь. — Я хлопаю дверью и оглядываюсь в поисках знака, куда она пропала, или записки, но ничего нет.
Она — единственная, я чувствую это внутри, и каким-то образом она ускользает. Я должен найти ее, я должен вернуть ее, и нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы заполучить ее.
Глава 8
Шугар
Я вставляю ключ в замок входной двери, вымещая свое раздражение на замочной скважине. Дверь распахивается, как только я толкаю её, поэтому я падаю в гостиную лицом вниз. Никки вскрикивает, пытаясь поймать меня, но я только увлекаю ее за собой. Содержимое моей сумочки вываливается наружу, когда мы вместе падаем на покрытый ковром пол и лежим там среди оберток от жвачки и мелочи долгую минуту. Никто из нас не двигается, пока я лежу, частично растянувшись на Никки, но это глазурь на торте нашей дерьмовой недели.
Ее тело начинает трястись, и я понимаю, что она борется со смехом. Я прикусываю губу, потому что сейчас не в настроении смеяться. Напоминаю себе, что злюсь, но она продолжает трястись, пока дрожь не усиливается, и я поднимаю на нее взгляд. Она борется с собой, все ее лицо краснеет, и я закрываю глаза и сдаюсь. Позволяю смеху взять верх, и мы начинаем хохотать. Никто из нас не хочет говорить о том, что произошло, или о том, какими ужасными были последние несколько дней. Но это так чертовски приятно.
К тому времени, как мы заканчиваем смеяться, по нашим лицам текут слезы, и я снова поднимаю на нее взгляд.
— Мне это было нужно.
— Ага, — соглашается она, глубоко вздыхая. — Может, нам все же стоит подняться с пола. Я не хочу вставать, но мы не можем лежать здесь с распахнутой входной дверью.
— Ладно. — Я переворачиваюсь на спину и смотрю в белый потолок. Раньше мне нравилась эта квартира, но в последнее время я этого не чувствую. Никки первой поднимается с пола, и я подгибаю ноги, чтобы дверь закрылась. — Может, я останусь здесь, на полу.
Никки протягивает мне руку, чтобы я могла ухватиться.
— Вставай. — Я хватаюсь за нее, и она поднимает меня на ноги. — По крайней мере, сегодня выходные, — бормочет она, пока мы убираем то, что выпало из моей сумочки.
— Ура. Выходные. — Я закатываю глаза, глядя на стену. Я собираюсь провести все выходные в этой квартире, потому что у нас нет никаких планов.
