Ксюта по-прежнему называла хозяина Александром Филипповичем. Саньку несколько коробило подобное официальное обращение, но молчал, не предлагал перейти "на ты", опасаясь излишней фамильярности прислуги. Как и раньше, Ксюта каждый вечер отсиживалась в своей каморке, коротая вечера за книжкой или просмотром многочисленных телесериалов. После очередной близости с хозяином молча одевалась или, если встреча происходила внезапно где-нибудь на широкой плоскости рояля красного дерева, попросту одергивала платье, и совершенно спокойно, словно принесла хозяину чашечку кофе или тапочки, шла обратно в каморку, не слишком задумываясь о происходящем.
Постепенно Саньку стала тяготить такая "любовь". Нет, он не отказывался от секса с Ксютой, по-прежнему регулярно приглашая ее в постель, но все чаще снова стал бывать в кабаках. Из похода он каждый раз возвращался не один. Ксюта же, встретив утром на лестнице полуголую всклокоченную девицу, смотрела на нее отрешенным взглядом. Сашку удивляло абсолютное отсутствие признаков ревности с ее стороны. Как-никак, а они близки уже несколько месяцев, и ни разу за это время Ксюта не проявила по отношению к нему хоть малейший намек на собственнические чувства. Словом, вела себя, как бесчувственное бревно.
С одной стороны, Саньке вовсе ни к чему были все эти шуры-муры, любовь-морковь и прочие нежности. За все месяцы он ни разу не подумал о том, что у них с Ксютой могло бы получиться что-нибудь серьезное. Ни в коем случае! Но с другой стороны, была крайне неприятна ее отрешенность от всего происходящего. Ему надоело видеть ее равнодушный взгляд во время секса, красноречиво говорящий о том, что ей абсолютно до фени то, какие фортели он с ней проделывает. Пожалуй, надувную куклу иметь приятнее — та хоть не афиширует свой пофигизм…
А Саньке так хотелось любви! Он перечитал уже почти всю библиотеку, безжалостно отбрасывая в сторону детективы. Его интересовали теперь произведения классиков, и чтобы в них непременно присутствовала любовь. Увы, из русской классики в его библиотеке имелся лишь многотомник Пушкина. Видимо, остальные классики в последних изданиях вышли в свет в иной цветовой гамме, а потому не удостоились внимания дизайнерши. Вероятно, она решила, что заказчик, пожалуй, не слишком склонен к сантиментам и библиотекой все равно вряд ли воспользуется. Зато ей удалось достигнуть желаемого эффекта — все книги максимально гармонировали с мебелью красного дерева и панелями розового тополя.
Аметист старательно пытался проникнуться божественной поэзией блистательного полуарапа, но надолго его усилий не хватило — уже на половине "Евгения Онегина" он понял, что поэзия не для него и с чистой совестью перешел к иностранной литературе. Вслед за Цвейгом он открыл для себя Теодора Драйзера, поначалу очарованный им, но скоро остывший от однообразия: все романы построены по схеме "бедная девушка встречает богатого негодяя". Из схемы выбивалась разве что трилогия "Финансист", "Гений", "Оплот". Великое произведение! И любовь в достатке, и кое-какие экономические тезисы почерпнуть можно. Но, как у Драйзера в каждом романе героиня непременно рыжеволосая и зеленоглазая бестия, так и во всех Санькиных мечтах героиня неизменно оказывалась маленькой хрупкой брюнеточкой со смешным коротким хвостиком на затылке…
Санька стоял голый посреди спальни, собираясь принять душ. Ксюта равнодушно застегивала черное форменное платье. Сашка уж было взялся за ручку двери, как остановился от неожиданного обращения:
— Александр Филиппович!
— Да, Ксюта. Ты чего-то хотела? — нагота Саньку не смущала. Он ведь привык считать Ксюту неодушевленным предметом. Что это с ней сегодня?
— Я беременна, — сказала просто, без лирического вступления, излишних сантиментов и с полным отсутствием интонации. Абсолютно буднично, словно давала привычный ежедневный отчет о проделанной работе.
Сашку как обухом по голове шандарахнуло. Вернулся к кровати, сел на помятые шелковые простыни. Ксюта же говорила совершенно спокойно, будто о том, что швабра поломалась и надо купить новую. Она просто ставила его в известность обо всем, что происходит в его доме. Даже о такой мелочи, как ее беременность.
Мысли о том, что это не его ребенок, не было. Как же, она несколько месяцев из дому не выходила, от кого же понесла — от домового? Нет, это его ребенок… Ведь он, дурак, и не думал предохраняться — не со шлюхой ведь спал с Тверской, с порядочной домработницей. Подцепить ничего не боялся, о возможной же беременности не думал. Сколько лет живет на свете, сколько баб перетрахал, а такого с ним никогда не было. Никто никогда не заявлял ему о скором отцовстве, вот он и расслабился, напрочь забыл о возможности такой неприятности. Трижды был женат, а известие о беременности получил от собственной прислуги! Ха, импровизация на тему "Стефан Цвейг. Двадцать первый век начинается". Дела…
— И что ты собираешься делать? — спросил растерянно.
Ответа не последовало. Ксюта даже не пожала плечом, мол, сама не знаю. Она просто тупо смотрела вперед, упершись взглядом в бледно-желтую стену. Этакая бетонная свая, столь же монолитная и "чувствительная".
Сашка потеребил подбородок, словно не зная, на что решиться. Он как-то никогда раньше не задумывался о детях. Ни будучи женатым, ни находясь в свободном полете. Он не был категорически против появления детей в своей жизни, он не был обеспокоен их отсутствием. Он просто никогда об этом не думал вообще! А тут нате вам, пожалуйста!
Нет, пожалуй, принципиально он непротив завести ребенка. Почему бы и нет? Он с радостью воспринял бы подобное известие от любимой женщины, от жены… Не важно — первой ли, второй, третьей… Вот если бы о беременности заявила Тамара, он был бы бесконечно счастлив. Но от Ксюты!.. Не хватало ему жениться на домработнице и заиметь от нее наследника. Нет, он не сноб, он не возомнил себя лордом и не считает недостойным себя, любимого, жениться на прислуге. Но не на Ксюте же, в самом деле! Да и какого ребенка она ему родит, в ней же вместо крови циркулирует тормозная жидкость!
— Я так полагаю, что из подобного положения существует только два выхода — рожать или не рожать, третий выход пока не придумали. И принимать решение придется тебе. Я в любом случае приму участие в твоей судьбе, не оставлю тебя один на один с этой проблемой. Если ты решишь прервать беременность, я устрою тебя в хорошую клинику. Там тебе все сделают по высшему разряду, ты даже ничего не почувствуешь. Ну а с моей стороны тебе причитается некоторая сумма, так сказать, компенсация морального ущерба. Если же ты решишься рожать…
