— О чем, черт возьми, ты говоришь?
Я поднялся на ноги, даже если они казались резиновыми. Я не мог вести этот разговор, сидя у ног Витиелло, как собака.
— Я спрашиваю, заметил ли ты испуганного пятилетнего мальчика, съежившегося под диваном, пока ты калечил людей, которых он считал своей семьей?
Лицо Луки оставалось бесстрастной, суровой маской, которую я знал. Марселла тоже владела холодным бесстрастным лицом, но это ничто по сравнению с лицом ее старика.
— В тот день я не видел мальчика.
— Это изменило бы ситуацию или ты убил бы меня вместе с моим отцом и его людьми?
— Я не убиваю детей или невинных женщин, — сказал Витиелло.
Трудно поверить, что он мог кого-то пощадить. История Марселлы о ее отце просто не соответствовала образу мужчины, которого я знал.
— Значит, ты бы развернулся и ушел, если бы знал, что я там?
Это риторический вопрос. Взгляд Витиелло не был взглядом человека, способного отвернуться от кровопролития. Он жаждал насилия и неистовства. Ничто, даже маленький мальчик не смог бы его остановить.
Его проницательный взгляд дал мне ответ, которого я ожидал.
— Что бы ты тогда сделал со мной?
— Запер бы тебя в моей машине, чтобы тебе не пришлось смотреть в идеальном мире.
— Твой идеальный мир включает в себя запирание маленького мальчика в машине, чтобы ты мог убить его отца и его людей?
— Сомневаюсь, что твой идеальный мир наполнен солнечным светом и радугами. — он прищурил глаза. — И ты похитил невинную девушку, так что у тебя определенно нет права судить меня. Моим единственным судьей будет Бог.
— Ты веришь в Бога? — он не ответил. — Ты забываешь о правоохранительных органах. Однажды они могут осудить и тебя тоже.
— Маловероятно. Но дело не в этом. Ты похитил мою дочь.
— Чего бы никогда не произошло, если бы ты не убил моего отца и клуб! — я резко выдохнул, снова погружаясь в гнев прошлого.
Блядь. Я все еще хотел убить его.
— Ты заслуживаешь смерти, и я ничего так не хочу, как убить тебя, но я не могу, потому что люблю твою дочь!
Лука сделал шаг ближе, свирепо глядя.
— Ты заслуживаешь смерти так же, как и я, и я хочу убить тебя больше всего на свете за то, что ты позволил случиться с Марселлой, но я не могу, потому что люблю свою дочь.
Мы уставились друг на друга, пойманные в ловушку нашей ненависти и обузданные нашей любовью к одной девушке.
— И вот мы здесь, — сказал я криво. — Ты мог бы позволить одному из твоих людей убить меня и инсценировать самоубийство. Сказать Марселле, что чувство вины погубило меня из-за смерти моих братьев по клубу.
— Это вариант, — ответил Лука. — Ты чувствуешь себя виноватым из-за этого?
— Большинству из них пришлось умереть, чтобы Марселла оказалась в безопасности.
Лука долго ничего не говорил. Может, он действительно обдумывал план самоубийства.
— Моя дочь считает, что ты верен ей.
— Да, — сказал я. — Я бы сделал ради нее все, что угодно.
Лука мрачно улыбнулся.
— Думаю, что она проверит нашу любовь к ней. Не знаю, должен ли я надеяться, что ты потерпишь неудачу или нет. В любом случае, Марселла столкнется с препятствиями, которых я никогда не хотел для нее. — он задумчиво наклонил голову. — Мне не нужно говорить тебе, что я сделаю, если подумаю, что ты с ней играешься.
— Я бы отдал за нее свою жизнь. Я никогда не причиню ей вреда.
— Если это так, то тебе следует уйти и никогда не возвращаться. Поезжай в Техас и в чертов закат со своим братом, но позволь Марселле иметь будущее, которого она заслуживает и которое всегда планировала для себя, прежде чем ты все разрушил. — он бросил мне журнал. — Открой первую страницу.
Я открыл журнал и, прищурившись, посмотрел на бумагу. Это была своего рода газета новостей, и Марселла перечисляла свои планы на следующие пять лет. Получить диплом в двадцать два, выйти замуж в том же году, разработать маркетинговые планы для бизнеса Фамильи, родить ребенка в двадцать пять...
— Жизнь нельзя так планировать, — я пробормотал, но надежды Марселлы на ее будущее рухнули. Ее жизненные планы до сих пор не совпадали с моим жизненным выбором. — Ты уверен, что это не то, что ты хотел для нее?
— Она их писала. Ты действительно думаешь, что ты когда-нибудь смог быть с ней вместе? Марселла образованна и социально подкована. Она преуспевает на светских мероприятиях. Она всегда старалась защитить свой публичный имидж. Если станет известно, что она с тобой в отношениях, все, что она построила для себя, рухнет. Ты действительно хочешь погубить ее?
Я не мог поверить, что он платил карточкой вины, и не мог поверить, что он действительно давил на меня.
— Ты бы позволил девушке, которую любишь, уйти?
Лука мрачно улыбнулся.
— Я эгоист. Возможно, ты хочешь быть лучше меня.
— Ты делаешь это не ради нее.
Он схватил меня за горло, и в моем ослабленном состоянии я не смог отбиться
от него. Моя спина ударилась о стену. Его глаза горели чистой яростью.
— Не говори мне, что я делаю это не ради Марселлы. Я бы умер за нее. Я хочу для нее только лучшего, и это, черт возьми, точно не ты. — он отпустил меня и отступил назад, тяжело дыша.
Я потер горло.
— Марселла не ребенок. Она может сама делать свой жизненный выбор.
На мгновение я был уверен, что Лука убьет меня прямо на месте, но потом он развернулся и ушел. Я не был удивлен, что он не одобрял того, что я был с Марселлой. Мы пришли из разных миров, этого нельзя отрицать. Я ничего так не хотел, как быть с ней, но я не был уверен, как наши миры когда-нибудь смогут слиться.
Несколько часов спустя вошла Марселла, а за ней ее брат, который посмотрел на меня так, словно хотел разбить лицо. Чувства взаимны. Она была похожа на девушку, которую я видел до похищения. Высокие каблуки, обтягивающие кожаные брюки, шелковая блузка и бриллиантовая серьга на отсутствующей мочке уха, которая, вероятно, стоила больше, чем мой Харлей.
Мне стало интересно, почему она здесь. Выражение ее лица было чистым контролем, прекрасным совершенством, которое дразнило меня, когда я сидел в своей собственной вони, ожидая конца.
Марселла повернулась к Амо.
— Я хочу поговорить с Мэддоксом наедине.
— Я должен охранять тебя.
— Не будь смешным, Амо. Мэддокс убил своего дядю и братьев байкеров ради меня. Он не причинит мне вреда.
Амо посмотрел на меня так, что стало совершенно ясно, что произойдет, если я прикоснусь к ней.
— Ты можешь принести Мэддоксу что-нибудь выпить и поесть?
Моя последняя трапеза?
Амо коротко кивнул и вышел. Марселла закрыла за ним дверь, прежде чем полностью повернуться ко мне.
Я вскочил на ноги, пытаясь скрыть тот факт, что у меня обезвоживание и я умираю от голода. Я не хотел, чтобы она запомнила меня слабаком.
— Это прощание? — я спросил.
— Мой отец тебе не доверяет. Он не думает, что ты верен.
Я придвинулся ближе, с каждым шагом по моему телу пробегала боль. Я был совершенно уверен, что у меня было несколько сломанных костей, которые нуждались в лечении.
— Разве я не доказал это, предав клуб ради тебя?
Я бы все отдал за эту девушку, за вкус ее губ, чтобы услышать признание в любви с этих красных губ.
— Я так и думала, да, но потом ты попытался убить моего отца. Я видела колотую рану у него на ноге и порез на голове, где ты промахнулся.
— Промахнулся? — эхом повторил я, а затем рассмеялся. — Я не промахнулся, Белоснежка. Я решил не убивать его, потому что не мог поступить так с тобой, и это именно то, что я ему сказал. Полагаю, он не упомянул эту деталь?
