– Ладно уж, пойдём! Вижу теперь, что не соврал.
...Всё это до боли напоминало тот самый концерт три месяца назад, разве что пошикарнее – и костюмы, и постановки и вообще размах. Кирей, хотя и не плясал здесь сольно, но и в толпе был гораздо заметнее других танцоров. А когда в одной из танцовщиц Даниле померещилась вдруг Маринка... Сердце ёкнуло, и даже непроизвольно, будто пойманный с поличным, метнулся в сторону взгляд, но тут же стало смешно. Рассмеялся невесело, и, закусив губу, снова нашёл взглядом ту девчонку. Нет, не Маринка.
Но по венам всё равно уже рассыпался колючий ворох волнения. Хотел бы её увидеть. Очень! И хотя это и означало бы, что они с Киреем скорее всего снова вместе, и тогда Данила просто ушёл бы с концерта, так и не объявившись – ему было бы достаточно и просто увидеть их, живых, как говорится, и здоровых.
Но её здесь не было, сколько он не вглядывался, а Кирей и без неё был чертовски секси и доволен собой.
И когда концерт закончился, и публика, не желая отпускать столичных звёзд, снова и снова вызывала их на поклон, вместе с подносящими цветы на сцену поднялся и Данила. Дождался, пока рассосётся небольшая очередь жаждущих Киреева поцелуя в щёчку девчонок, подошёл, протянул руку...
Кутерьма царила такая, что Кирей даже не сразу увидел. Смеясь, переложил на другой локоть охапку цветов и отвлёкся на пару слов со стоящей рядом танцоркой. Потом завертелся, окликнул кого-то из своих, и только теперь заметил, наконец, протянутую ему руку. Поднял взгляд...
– Еги-пет-ская сила... – уронив челюсть, опешил он. – Братан!
Скинув цветы на сцену, тягали друг друга, и орали от радости, как два идиота-переростка...
За сценой тоже было шумно и суетно. Длинные вешалки с костюмами стояли прямо в узких коридорах, здесь же ящики с реквизитом и аппаратура. Некоторые девчонки тоже переодевались прямо здесь, никто не обращал на них внимания, да и самим им было плевать на окружающих.
– Ты откуда тут, вообще? – всё ещё охреневая, расспрашивал Кирей, так же прямо в коридоре стягивая с себя триканы в блестящих новогодних завитушках.
– Живу, работаю! – перекрикивая гам, отвечал Данила.
– Да ладно? В Старом Осколе? Какими ветрами?
Данила неопределённо пожал плечами. Ветрами перемен, наверное, иначе не скажешь.
– А где работаешь-то?
– На электрометаллургическом комбинате.
– Да ладно?
– Серьёзно! Пока на побегушках, конечно, но зато у хорошего мастера в бригаде. Мне нравится! Летом буду на вечернее в технологический институт поступать, надо рекомендации нарабатывать, плюс рабочая общага и льготы при поступлении. Ну и зэпэха, конечно, какая никакая.
– А на кого?
– На металлурга, на кого ещё!
– Вот чёртяка, – удивлённо мотнул головой Кирей. – Значит, всё-таки железки? Ну-ну! Кто о чём, а вшивый о... О, погодь! Сейчас я! – На ходу натягивая водолазку, кинулся куда-то, окликая: – Лесь! Лесь, иди сюда! – подтащил растрёпанную, но яркую, с огромными накладными ресницами девчонку: – Знакомься, это Леська, девчонка моя. Лесь, это братан мой, друг детства, Даныч! Местный хозяин заводов-пароходов, – подмигнул Даниле, – будущий.
Девчонка – курносая смешная кнопка, ростом ниже Киреева плеча, надув большой пузырь розовой жвачки, протянула руку:
– Олеся.
Данила протянул в ответ свою, но Кирей вдруг подхватил девчонку со спины, закружил на месте:
– Воу, братан, руками не трогать! А то знаю я тебя!
Олеська сбежала, а Кир, рассмеявшись, хлопнул Данилу по плечу.
– Да шутка, расслабься!
Но как тут расслабишься, если тема повисла между ними, заслоняя собой все остальные. Поговорить нормально не получалось – слишком шумно и суетно вокруг. К тому же выяснилось, что после этого концерта они уже не едут в Старооскольскую гостиницу, а прямо сейчас грузятся и гонят домой, в Москву.
Урывками, мельком, выяснилось, что дядя Серёга ушёл от тёти Иры. Правда, уже через три недели вернулся с повинной. Но она не приняла.
– Разводятся теперь, прикинь, – не особо-то переживая, просто, как факт, сообщил Кирей. Остановился рядом с автобусом. – Я мамке говорю, чего удумала-то на старости лет? А она мне – «Прям! Сорок пять, баба ягодка опять», прикинь!
– А батя как?
– Как обычно, по рейсам. Ему мамка-то зачем – чтобы было кому стирать и жрать готовить, а живёт он всё равно сам по себе. Разберутся, короче, не маленькие.
Данила жадно, не перебивая, слушал. Отчаянно потянуло вдруг к ним – и к тёте Ире, и к дяде Серёге, и даже к мамке. Не говоря уж о...
– А Маринка как там? – всё-таки решился он.
– Понятия не имею, – небрежно пожал плечами Кирей. – Я если честно, думал вы с ней теперь вместе, а ты, оказывается, и сам на вольные хлеба рванул. Когда уехал-то?
– Да в тот же день, считай.
– Серьёзно? И я.
Помолчали. Танцоры, разбежавшиеся по ларькам в поисках бухлишка и закуски на дорожку, начинали активно подтягиваться к автобусу. Тут же уже кружила, отдавая указания и докалёбываясь до всех, кто попадался под руку, дородная тётка – руководитель ансамбля. Ещё минута-другая и отчалят.
– Кирей, ты прости, братан, за тот раз. Реально, не со зла я. Сначала не знал, а потом просто не стал лезть, думал, сами разберётесь. Казалось, что так будет лучше. Для тебя же. Но, похода, лоханулся.
– Да не, – слепив снежок, Кирей запустил его в спину стоящей неподалёку в девчачьем кружке Леське. Она обернулась и задорно крутанула пальцем у виска. – Я после того раза тоже много думал, и понял, что на твоём месте поступил бы так же. Серьёзно. Один раз – не водолаз, и иногда лучше не знать. Спокойнее спать будешь. А вот за то, что потом сказал – за это реально спасибо. Вот это по-пацански.
– Едем! – дала отмашку руководитель, и все вокруг засуетились, создавая на входе в автобус толчею.
– Давай, братан, ни пуха тебе! – схватил Кирей Данилу за руку. – Ты кстати, где новый год встречать будешь? Может, дёрнешь ко мне в Москву?
– Не знаю, на сам новый год вряд ли, у меня ночная смена, как раз с тридцатого на тридцать первое. Я просто не успею. Может, после. Попробую хотя бы недельку за свой счёт сторговать... – Договаривали уже на ходу, на ходу же понимая, что о многом так и не успели. – Бля, Кирей, ты это, ты хоть адрес-то мне оставь!
– Египетская сила! – резко остановился он. – Охренеть бы сейчас разъехались! Ты это, номер мобилы моей запиши!
– У тебя мобила? Хренасе, буржуй!
– Это Москва, Даныч! Там даже воздух другой – свободный. Я только когда туда приехал и понял, что такое настоящие танцы и шоубиз! Это ни с какой вахтой в Китае или Европе не сравнится! Это реально круть! – сунул ему в ладонь бумажку с номером. – Приезжай, братан! Только набери сначала, чтобы я в отъезде не оказался.
Глава 48
Ночка выдалась бессонная. Сосед по комнате храпел так, что это этажом ниже, наверное, слышно было.
Хотя нет, дело, конечно, не в соседе.
Просто думал, не переставая, обо всём – и о новой Кирюхиной жизни, и о дяде Серёге с мамкой и тётей Ирой. Вспоминал как глупо, поддавшись жалости к себе несчастному, вляпался в Рамазановское дерьмище, и, вроде, сам-то и не беспредельничал, но, как говорил в армии прапор: «Если в бочку мёда добавить ложку говна – получится целая бочка говна!» Поэтому, всего лишь потоптавшись возле Рамазановского дерьмища, и сам он, один хрен, стал дерьмищем. Да к тому же – мокрушником, а это уже совсем не хулиганка!
Казалось, никогда не забудет хруст, с которым пропарывал брюхо нож. Попервой спать из-за этого не мог, тени своей шугался, в каждом менте видел следака. Но если сам он со временем всё равно договорился бы с совестю, то Маринка...
Про неё он вообще думал часто и много, даже в тот период, когда, в начале ноября, взяв волю в кулак, решился начать новую жизнь и, для верности, стал встречаться с девчонкой из отдела кадров. И вот отношения-то замутил, но по факту... Смотрел на неё – а думал о Маринке, обнимал её – думал о Маринке. Даже то и дело называл её Маринкой... Короче, хватило его тогда всего на полторы недели, зато такую тоску из самых тайных закромов своей души поднял!
