счастье только потому, что решили, что их желания важнее. А ведь прислушайся я к советам Жени все было бы не так! Мы бы ходили с Маратом на нормальные свидания, ссорились и мирились, у нас был бы нормальный секс и нормальный брак. Конечно, нельзя давать стопроцентной гарантии, что муж был бы мне верен, потому что чувства приходят и уходят, но, по крайней мере, у нас был бы шанс.
Но вышло так, как вышло. Я слишком хотела родительского одобрения и сделала неверный шаг, потом его сделал Марат, и вот уже наши ошибки разрастаются, как снежный ком. И неизвестно, что будет дальше. Потому что измену иногда можно простить, но как снова научиться верить?
Я молча качаю головой, потому что не нахожу для нее цензурных слов. Она продолжает что-то яростно кричать, но мой организм воспринимает это как белый шум. Мне нужно уйти из этого гадюшника, мне нужно домой. Я отчаянно хотела правды, не зная, насколько сильно она меня может ранить.
Слез нет, но пальцы еле заметно дрожат и мне с трудом удается отправить Марату сообщение. Всего пару слов. “Пожалуйста, приезжай”. Он отвечает сразу же, словно весь вечер ждал от меня весточки. Три буквы, которые согревают мое израненное сердце. “Еду”.
Муж встречает меня у подъезда, растерянную и поникшую, и сразу же заключает в свои объятья. Мы стоим так около десяти минут, практически не двигаясь. Мне нравится заниматься с Маратом сексом, но сейчас мне нужно тепло и забота. Я не справляюсь с этой болью, и она тянет меня за собой в бездну.
— Пожалуйста, останься сегодня со мной. Не уверена, что смогу с тобой переспать, но…
— Не надо, не говори так, словно мне нужен только секс. Конечно, я останусь с тобой, потому что ни за что на свете не брошу тебя одну в таком состоянии.
Он бережно отнес меня на руках в квартиру, позволив мнет быть беспомощной маленькой девочкой, о которой нужно заботиться. Марат помог мне раздеться, приготовил мне ванну и заварил травяного чая, чтобы я могла хоть немного расслабиться и перестать дрожать. В его взглядах или движениях рук не было сексуального интереса или возбуждения, его переполняла нежность и желание позаботиться обо мне.
Уже позже, когда мы вместе легли в постель, муж нежно поцеловал меня в макушку и тихо прошептал в темноту комнаты:
— Мне жаль, что так получилось.
— А ты знал о моей матери? Откуда?
— Она сама мне рассказала. Будучи в изрядно пьяном виде, вовсю хвасталась своими подвигами. Это было через пару недель после первого судебного заседания.
— Почему ты не рассказал мне?
— Динь, на тот момент ты меня ненавидела. Я предал тебя, а твоя мать сделала бы вид, что это клевета и что она не могла сказать такое. Ты бы мне поверила. — Он замолчал на пару минут, а потом продолжил еле слышно. — А еще я не хотел делать тебе еще больнее.
Мне было нечего ему возразить, потому что Марат был полностью прав. Тогда я бы сразу же поверила маме. А к тому времени, когда правда всплыла бы наружу, уже было бы поздно что-то менять. Поэтому мне оставалось только крепче прижаться к любимому телу и закрыть глаза, находя умиротворение в его руках.
Потому что именно нашу семью я всегда считала настоящим домом. Домом, который мы вдвоем разрушили.
Диана
День судебного заседания
Последнюю неделю мы провели вдвоем. Да, Марат уезжал по делам компании, но каждый вечер приезжал ко мне. Мы вместе ужинали, обсуждали его работу и мой магазин, занимались сексом, а потом ложились спать. Он даже смог подружиться с Джоем.
Но некая недосказанность продолжала висеть между нами, потому что предстоящее судебное заседание мы так и не обсуждали. С одной стороны мы наконец раскрылись друг для друга по-настоящему, без масок и лжи, но с другой — стоит ли вообще сохранять брак, который строился на обмане?
У меня не было ответа на этот вопрос, как и четко представления о том, что будет дальше. Я надеялась поговорить вечером, накануне заседания, но Марат неожиданно не приехал. Он объяснил это тем, что мы сделали что могли для нашего брака, и теперь мне надо обдумать все, а ему не хочется на меня давить своим присутствием.
Это было разумно, но какой-то часть меня искренне расстроилась от того, что не сможет провести еще одну ночь с любимым человеком. Возможно, последнюю. Порой общего языка мало для того, чтобы выстроить нормальную семейную жизнь, потому что яд недоверия способен убить даже самые светлые чувства.
Промучившись всю ночь вопросами брака, наутро я выглядела уставшей и бледной. Пришлось наложить основательный макияж, чтобы перестать походить на больного человека. Вместе со строгим вишневым платьем до колена мой образ больше подходил какой-нибудь успешной адвокатессе, а не девушке, которая не знает чего хочет.
Марат ждал меня на парковке около здания суда. Он тоже не выглядел выспавшимся и отдохнувшим, скорее всего прошлой ночью ему тоже не давали уснуть мысли и сомнения. Хотя именно муж настаивал на примирении и сохранении семьи, так может быть он тогда боялся моего решения?
— Здравствуй, милый. — Я тянусь к нему и прижимаюсь губами к гладко выбритой щеке. Еле уловимый аромат парфюма приятно щекочет ноздри. За последние дни простыни моей кровати пропитались этим запахом.
— Как спалось родная? Выглядишь не лучшим образом. — Он попытался улыбнуться, но это больше походило на кривую горькую усмешку.
— Да, много думала. Ты, кстати, выглядишь не лучше. Все в порядке?
— Наше заседание через пятнадцать минут, давай пройдем в здание.
Он привычным движением подставил мне локоть, чтобы я могла на него опереться. То, что Марат проигнорировал мой вопрос казалось мне плохим знаком. Может он понял, что нам будет лучше по отдельности? На мое выстраданное решение это, конечно, не повлияет, но сердце все равно кольнуло болью.
По коридорам суда постоянно сновали люди — серьезные прокуроры и высокомерные адвокаты, убитые горем потерпевшие и непроницаемые приставы. Лишь только мы вдвоем двигались слишком медленно, словно оттягивая неизбежное.
Но наше заседание началось вовремя, не оставив никакого шанса избежать то, что скоро произойдет. Тот же серьезный судья, секретарь, наши адвокаты. И совсем другие мы, которые никогда больше не станем теми, кто вошел в этот зал три месяца назад. Монотонные голоса по очереди зачитывающие материалы дела навевают сон, но я держусь из последних сил, ожидая главного вопроса.
— Осталось ли ваше
