за локоть и мягко его сжав, притянул к себе девушку, которая будто состояла из металла. Настолько она сейчас выглядела холодной и отстраненной, когда заглянула мне в глаза.
— Слушаю вас, Вячеслав Александрович, — выронила она сухо. Её лицо не выдавало никаких эмоций, кроме абсолютного равнодушия и раздражения.
— Ты же понимаешь, мне плевать на остальных? — спросил я, пытаясь разглядеть в её глазах ту нежную и ласковую Наталью, без которой было невыносимо тяжело.
— Вы не обязаны передо мной оправдываться, Вячеслав Александрович, — улыбнулась она натянуто и криво уголком губ. — Развлекайтесь. На вас уже есть одна молоденькая претендентка. Вы достаточно мило смотрелись вместе, особенно в момент, когда вы взяли её за руку.
— Я взял её за руку, чтобы убрать эту руку, — процедил я, и в этот миг меня осенило. — Кого ты видишь перед собой, Наталья? Кто я?
— Что за идиотские вопросы? — вздохнула она раздраженно.
— Я спросил, кого ты перед собой сейчас видишь? Посмотри на меня внимательно и скажи, кто я?
— Слав, что за глупости? — Наталья нервно дернула головой и попыталась вырвать локоть из захвата моих пальцев.
— Вот именно, твою мать! Слава! Я — Слава! Тот Слава, который любит тебя до опизденения и которому похуй на малолетних мокрощелок. Слава Смертин, а не Серёжа Федосеев! И, если я сказал, что люблю — значит, люблю.
В глазах Натальи блеснули слёзы, но она не позволила им пролиться, замаскировав под натужной улыбкой.
— Такое я уже слышала. И видела, и знаю, чем всё это однажды закончится. И, пока мы не зашли ещё дальше, на этом и остановимся. Я не хочу проходить через всё это снова.
Наталья снова попыталась вырвать локоть из моих пальцев, но я снова не дал ей этого сделать.
— Я тебя люблю, Наталья, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. Как на сердце было, так и сказал. — Но я не хочу огребать за ошибки того, кто действительно тебя обидел. И, пока ты не поймёшь и не осознаешь, что сейчас наказываешь не того, я близко к тебе не подойду и не прикоснусь. Я шесть лет любил тебя, не касаясь, смогу ещё дольше. Тем более… — усмехнулся я горько и в этот раз сам отпустил её руку, отойдя на пару шагов назад. — … за месяц, что мы тайно встречаемся, я не услышал от тебя ничего, что дало бы мне надежду на то, что я для тебя что-то значу. Ты не хочешь говорить со своим сыном открыто о том, что происходит в твоей личной жизни, о том, что ты ко мне испытываешь, но при этом просишь его понять и принять новую семью отца. Меня ты просишь только ждать и не пиздеть, чтобы не напугать мальчика, который, в общем-то, уже взрослый соображающий пацан. Ты изначально пришла ко мне, зная, что не хочешь заходить далеко. Даже если малой примет меня, а я думаю, он уже ко мне привык благодаря Рубику, ты найдёшь ещё какой-нибудь повод, чтобы отодвинуть подальше день, когда мы съедемся. Ты обожглась. Я понимаю. Но дуешь ты не на того. Я-то в чём виноват? Чем я покалечил твое доверие лично ко мне? — Наталья молчала, стискивая челюсти, очевидно, чтобы не эмоционировать. — Хочешь, я выкину ту мокрощелку за волосы из офиса прямо сейчас? Я могу. Мне на неё плевать. Как и на любую другу. Плевать, что обо мне подумают или скажут. Только что от этого изменится лично для тебя? Если на меня посмотрит другая малолетка в любой из дней, ты так же легко вычеркнешь меня из жизни и уйдёшь? — я подошёл к ней ближе, понимая, что она смотрела перед собой, но сквозь меня. Чуть наклонившись к её уху, я тихо и сдержано произнес. — Повторюсь, я любил тебя шесть лет, не касаясь. И с этого момента больше не прикоснусь, пока ты не увидишь во мне меня.
Обойдя застывшую столбом Наталью, я вышел из её кабинета, а затем покинул офис, сорвавшись на внедорожнике, куда глаза глядят.
Глава 45. Наталья
Встреча этого Нового года походила на испытание моей нервной системы. Главным образом, по причине того, что встречали мы его у моих родителей.
Хоть мама и перестала лезть в мою личную жизнь, но от вопросов о Славе она не отказалась. Всю новогоднюю ночь она пыталась выведать, где он, что с ним и почему мы не встречаем Новый год все вместе?
Потому что, мам, твоя дочь упёртая принципиальная ослица, которая обожглась на молоке и так дунула на воду, что превратила её в бездушный кусок льда.
Но, к сожалению, ничего не может сделать с тем, что творится в её голове.
Утром после новогодней ночи мы со Стёпкой вернулись домой. Сын почти сразу ушёл гулять с друзьями на главную городскую площадь, а я осталась дома одна. Держала в руке телефон, листала нашу со Славой переписку, которой накопилось километр за последний месяц, и всё время прокручивала в голове его слова.
Я понимала, что он обижен и уязвлен. Но вместе с тем хотела, чтобы и меня он тоже понял.
Я не могу, я не готова и, в конце концов, я просто банально боюсь. Его лишь слегка коснулась девица гораздо моложе его самого, но мне хватило и этого крошечного касания, чтобы вычеркнуть его из жизни и закрыться самой от всех.
Если так будет всегда, то я рискую лишь сделать Славу несчастным своей ревностью. Он сам будет не рад тому, что связался со мной и потратил впустую годы, испытывая ко мне чувства.
Любовь ко мне в какой-то момент для него превратится в пытку. Затяжную и изощренную.
Но, честно признаться, для меня пытка началась уже сейчас, когда я смотрела на нашу переписку и видела строку о том, что Слава последний раз был в сети в тот вечер, когда мы поссорились.
Прошло уже три дня. Впереди ещё неделя, после которой я выйду на работу и, надеюсь, увидеть его.
Только я не знаю, что ему говорить, как себя вести и что, вообще, делать, когда
