Из динамиков на потолке льется какая-то знакомая рок-музыка. Слева небольшая сцена, где обычно выступают музыканты, но сегодня она пуста. Впрочем, это совсем не портит тусовочной атмосферы заведения: что говорит мне Эндрю, едва можно разобрать — все заглушает музыка и громкие голоса вокруг.
— Ты в бильярд играешь? — кричит он, наклоняясь к самому моему уху.
— Играла несколько раз! — кричу в ответ. — Только плохо получалось, похвастать нечем.
Он тянет меня за руку, и, осторожно проталкиваясь сквозь плотную толпу, мы направляемся к бильярдным столам: там хоть свету побольше.
— Сядем здесь, — говорит Эндрю; теперь он может слегка понизить голос, хотя динамики орут прямо перед нами. — Это будет наш столик.
Сажусь за небольшой круглый столик, прижатый к стене прямо под лестницей, ведущей на второй этаж. Кончиком пальца отодвигаю подальше полную окурков пепельницу. Скоро подходит официантка.
А Эндрю уже возле бильярдных столов, разговаривает с каким-то парнем, наверное, хочет вступить в игру.
— Извините, — говорит официантка, убирая грязную пепельницу и ставя на ее место перевернутую вверх донышком чистую. Влажной тряпкой протирает крышку стола, а заодно и пятно под пепельницей.
Я улыбаюсь ей. Это хорошенькая черноволосая девушка моего возраста, может, чуть старше; в одной руке у нее поднос.
— Вам что-нибудь принести?
У меня только один шанс: надо вести себя так, как ведет себя всякий, у кого не спрашивают документа, подтверждающего возраст.
— «Хайнекен», пожалуйста.
— И мне тоже, — говорит Эндрю, подходя сзади с кием в руке.
Увидев Эндрю, официантка пялит на него глаза, а я наслаждаюсь этой сценой, как недавно он наслаждался в лифте. Придя в себя, она кивает, бросает на меня взгляд («Ну и повезло же тебе, сучка», — читаю в ее глазах) и уходит.
— Вон тот парень еще раз сыграет — и стол наш, — произносит Эндрю, садясь на пустой стул.
Возвращается официантка, ставит перед нами пиво:
— Захотите еще чего, помашите рукой.
— Она не спросила у тебя документа, — говорит Эндрю, наклоняясь ко мне через столик, чтобы никто не слышал.
— Да, но это не значит, что не спросит еще кто-нибудь… Со мной такое бывало. Мы с Натали однажды успели уже напиться, как вдруг подошли и спрашивают, а потом выставили.
— Лови момент, пока есть возможность.
Он улыбается, берет пиво и делает быстрый глоток.
Я следую его примеру.
Зря, конечно, взяла с собой сумочку, не надо было, приходится все время за ней следить. Когда подходит наша очередь играть, я ставлю ее на пол под бильярдный стол. Мы находимся как бы в отдельной каморке, никого рядом нет, поэтому я не очень о ней беспокоюсь.
Эндрю подводит меня к стойке с киями:
— Выбирай, какой тебе больше по руке. Прикинь вес, длину…
Это становится забавно: он, кажется, действительно считает, что меня надо учить.
Прикидываюсь дурочкой, делаю вид, что стесняюсь, мало что понимаю; разглядываю выставленные в ряд кии, словно передо мной полка с книгами; наконец выбираю. Провожу рукой по всей его длине, потом как бы пробую ударить по шару, делаю вид, что прикидываю, каков он в руке. Понимаю, что со стороны выгляжу глупой, смазливой блондиночкой, которая в первый раз в жизни держит в руках кий, но у меня свое на уме.
— Кий как кий, не вижу, чем он отличается от других, — пожимаю я плечами.
Эндрю укладывает шары в треугольную рамку, равняет, осторожно поднимает рамку и кладет под стол.
Потом кивает мне:
— Хочешь разбить?
— Не. Давай ты.
Хочется полюбоваться на него, как красиво он будет наклоняться над столом, сосредоточиваться, — ох, он сейчас просто неотразим.
— Хорошо, — отвечает он и устанавливает биток.
Несколько секунд тщательно возит по кончику кия кусочком мела, кладет мел на бортик стола.
— Если ты раньше играла, — начинает он, занимая позицию перед битком, — тогда, наверное, знаешь основные правила. — Наставляет на биток кончик кия. — Бить можно только по белому шару.
Меня смех разбирает, но бог с ним, пусть позабавится.
Я смиренно киваю.
— Значит, так: тебе можно забивать в лузу только шары с полосками, понятно? Если ударишь по одному из этих, видишь, окрашенные, засчитывается в мою пользу.
— А вон тот черный? — указываю я на шар с цифрой 8 в середине стола.
— Если забьешь его до того, как забьешь все свои, — усмехается он, — ты проиграла. А если забьешь белый, теряешь ход.
— И это все?
Я принимаюсь усердно тереть мелом кончик своего кия.
— Пока да, — отвечает он.
Кажется, Эндрю опускает кое-какие правила, считает, что мне знать их не обязательно.
Эндрю наклоняется над столом, ставит пальцы на голубое сукно и кладет кий в основание большого пальца. Скользит им взад и вперед пару раз, прицеливается, делает паузу, бьет по шару, и все остальные раскатываются по столу.
«Неплохая разбивка», — думаю я.
В лузах оказываются сразу два шара: один окрашенный, другой с полоской.
— Ну что? — спрашивает.
— Что — что? — продолжаю я валять дурочку.
— Какие шары выбираешь? Окрашенные или с полоской?
— А-а… — Я делаю вид, что только что поняла. — Есть разница? Ладно, беру с полоской.
Это не совсем по правилам, но он, кажется, хочет дать мне фору.
Моя очередь, я иду вокруг стола, ищу удобное место для удара.
— Объявлять или как?
Смотрит на меня с любопытством. Наверное, надо было выразиться иначе, что-нибудь типа: «Бить в любой мой шар, в какой захочу?» Но я уверена, что он еще ни о чем не подозревает.
— Просто найди любой с полоской и постарайся загнать его в лузу, вот и все.
Ладно, похоже, мне удалось навешать ему лапшу на уши, он ничего не понял.
— Погоди, может, сыграем не просто так, а на что-нибудь? — спрашиваю я.
Смотрит на меня удивленно, но потом в глазах появляется хитрый блеск.
— Давай… На что?
— Если я выиграю, буду свободна от твоих дурацких правил.
Эндрю хмурится. Но вдруг его красивые губы снова растягиваются в обольстительной улыбке: что с меня взять, ведь я совсем не умею играть.
— Обидно, конечно, слышать, что тебе не нравятся мои замечательные правила, — говорит он, ставя кий толстым концом на пол, а тонкий перебрасывая из руки в руку, — но уж так и быть, принимаю.
Я уже считаю, что соглашение достигнуто, но он поднимает вверх палец.
— А если побеждаю я, то основное правило «слушаться меня беспрекословно» поднимается на новый уровень.
Теперь моя очередь удивленно вздымать брови.
— Как это? На какой такой новый уровень? — Я украдкой бросаю на него настороженный взгляд: тут явно какой-то подвох.
