Дверной звонок застал меня наверху, и, пока я карабкалась вниз по лестнице, раздался опять. Это вывело меня из себя. Раскрасневшаяся, пропахшая пылью и потом, я распахнула дверь.
– Миссис… Армстронг? – Грэг сделал кратчайшую паузу между двумя словами, будто почувствовал, что они не подходят друг другу.
– Миз, – поправила я по обыкновению. – Я не хочу, чтобы меня определяли через мое семейное положение.
– Логично, – заметил Грэг; ему, похоже, было все равно.
Я впустила его в дом. Солнце било в окна, подсвечивая пыль и проплешины на ковре.
– Это наверху, – сказала я.
– С мансардами всегда так.
Я проводила его недобрым взглядом. Еще шутников мне тут не хватало.
По лестнице я поднималась первой, Грэг шел за мной. Помню, я думала только о том, что его нос маячит всего в паре дюймов от моей задницы, которая сейчас бог знает на что похожа. Давненько меня не посещали подобные мысли.
Наверху мы недолго постояли при свете голой электрической лампочки; Грэг вынул из-за уха карандаш и делал какие-то пометки. Рулетку он держал за поясом, словно ковбой с Дикого запада.
– Работа несложная, – подытожил он. – Я подготовлю чертежи с расчетами и отдам на подпись проектировщику. Решили сделать спальню?
– Нет, – сказала я, уперев руки в бока и рисуя в воображении свой будущий кабинет, залитый солнечным светом, с натертыми до блеска половицами и белеными стенами. – Я хочу написать книгу, а в доме совсем негде сосредоточиться. Вот я и подумала: почему бы не завести для этого дела отдельный кабинет? – Я улыбнулась Грэгу. – Наверное, думаете, что я сошла с ума.
– Вовсе нет, – заверил он. – Вы в своем доме хозяйка, а написать книгу – не самая плохая идея.
Грэг улыбнулся, но не мне, а в пространство – явно представив вслед за мной, как это будет выглядеть. Тогда я впервые заметила его широкие плечи, сильные руки и рельефный живот под рубашкой. И в ту же секунду поняла, что мои волосы собраны на макушке в пучок, как у героини «Маппет-шоу», а сама я одета в рваную футболку и джинсы, из которых, говоря строго, давно выросла. Ах да, и что я определенно старше его, хотя трудно было сказать на сколько. Все это пронеслось в голове, и я тут же разозлилась на себя за то, что беспокоюсь о такой ерунде.
– Может, пойдем вниз? – предложил Грэг. – Я набросаю для вас примерную смету, чтобы вы знали, на какую сумму ориентироваться. А потом, если решите меня нанять, составлю подробный контракт, где будет прописано, за что вы платите.
– Да, – сказала я. Все слова длиннее одного слога почему-то разом вылетели из головы.
Он начал спускаться по лестнице, в этот раз впереди меня, а я примерно на середине запнулась в своих дурацких вьетнамках и полетела вниз – прямо в его объятья. Однако длились они ни секундой дольше, чем позволяли приличия. Грэг очень ловко подхватил меня, помог сохранить равновесие и тут же отпустил.
– Так и не научилась держаться на своих двоих, – сказала я, необъяснимо краснея.
– Ну, нельзя уметь все сразу. Я зато не смогу написать ничего длиннее сметы.
Я точно не знаю, когда я решила, что влюблена в него, но, скорее всего, именно в тот момент, когда он всячески старался меня подбодрить. Когда я сошла с последней ступени, я была без ума от Грэга – именно что без ума, поскольку знала: эта любовь безнадежна и ни к чему не приведет. Не бывает на свете такой удачи.
Мы зашли на кухню, Грэг склонился над столом и начал прикидывать смету, а я с блаженной улыбкой пялилась на его зад, думая о том, как мы с Джулией посмеемся над этой историей. Видела бы Кэйтлин, как ее мама, привалившись к холодильнику, пускает слюни на эталонного самца… Я представила ее лицо и хихикнула.
Грэг обернулся.
– Что вас развеселило?
– Я… нет, ничего. – Я хихикала, как влюбленная школьница, и не могла остановиться. – Не обращайте внимания, это я по глупости.
Его лицо медленно расплылось в улыбке – задорной и ужасно милой.
– Вряд ли. Я хорошо разбираюсь в людях, и вы явно не глупая.
– Правда? – игриво спросила я, зная, что флиртовать бесполезно, но решив об этом не думать. – Кто же я тогда?
– Вы женщина, которая хочет написать книгу.
Я знала: наше с Грэгом счастье не продлится долго, слишком уж хорошо это было. Все так и случилось – и в то же время совсем не так. Оно не продлилось долго, но не потому, что мы этого не хотели, – и оно будет длиться, даже когда все закончится. Наша любовь будет жить, несмотря на все преграды. Она продолжится в Эстер, в Кэйтлин и в ее малыше. Любовь будет жить, даже когда уйдет навсегда, потому что в моем сердце мы с Грэгом вечно будем держаться за руки, как супруги в «Надгробии Арунделей».
А я в конце концов действительно написала книгу. Мы все ее написали – историю нашей жизни. Теперь я здесь, среди этих страниц. И я останусь здесь навсегда.
Эпилог. Суббота, 27 августа 1971 года Клэр родилась
Это первая фотография, на которой есть я и ты, Клэр. Мы сидим на больничной койке, на мне вязаная ночная кофточка, мамин подарок. Мужья в те времена не присутствовали при родах: им разрешали навещать жен по часу в день, а затем прогоняли. Я была этому рада – тем больше времени оставалось для тебя, моей малышки, моего крошечного человечка, которого я привела в этот мир. Я не желала ни с кем тебя делить.
Тогда, в первые дни, волосы у тебя были черные как смоль, без намека на папину рыжину. Ты морщила личико и жмурила глазки – не хотела смотреть на яркий незнакомый мир. Акушерка сказала, что тебе надо спать в инкубаторе вместе с другими детьми, да и мне следует отдохнуть. В определенный час детей собирали и длинной вереницей увозили по коридору. Но я тебя не отдала, Клэр, – сказала, что ты моя девочка и я хочу держать тебя на руках. В своем бунтарстве я дошла до того, что не притронулась к бутылочке с молочной смесью, а сама накормила тебя грудью. После этого нас оставили в покое.
Прошли почти целые сутки, когда у тебя разлепились глазенки – голубые, яркие-яркие, разве что не светились; у новорожденных таких не бывает – ты исключение. Я подумала: они такие яркие потому, что этот комочек у меня в руках полон жизни, надежд и будущего.
До того как я встретила твоего отца, мне казалось, что мир изменят любовь и гармония, но, заглянув в твои глазки, я поняла, что если хочу изменить мир к лучшему, то достаточно будет любить тебя и позволить тебе быть тем, кем ты захочешь.
