что озвученных тобой мотивов недостаточно, чтобы сломя голову нестись к парню, которому на меня наплевать.
— Ну правильно! — как-то неестественно бодро поддерживает меня Арик, а потом поднимает указательный палец, будто вспомнил о чём-то важном. — Погоди, а я говорил тебе, что тем утром… на пирсе… короче, что не я тебя спас?
— Как — не ты? — давлюсь словами, как недозрелой хурмой. — Я же видела тебя, да и не было там больше никого…
— Когда ты свалилась, — чешет белобрысый затылок Арик, — мы будто в прошлое вернулись, понимаешь? И снова одно только желание: спасти тебя! Плевать было на всё! Мне — на обиды, Гере — на то, что тело не слушалось. Мы за тобой тогда оба прыгнули в воду, не раздумывая особо. Вот только Герыч снова оказался быстрее…
Чувствую, как по щекам катятся горошины слёз.
— Да-да, девочка. — Выпучив свои изумруды, Арик лукаво смотрит на меня. — Искусственное дыхание делал тебе не я.
— Но… — Всё внутри обрывается, а места для манной каши в голове явно не хватает. То, о чём говорит Турчин, просто невозможно! — Савицкий видеть меня не может, какое уж там искусственное дыхание при свете дня?! Да и почему сбежал, если спас?
— Ему хреново было, очень. Я, честно говоря, вообще не знаю, как он топориком на дно не ушёл. Видимо, выложился тогда, чтоб тебя спасти, а у самого батарея села.
— Почему ты мне сразу не сказал? — всхлипываю от накатившего отчаяния. Осознание, что все эти месяцы я напрасно училась не думать о Гере, ложится на плечи неподъёмным грузом.
— Савицкий попросил. Сказал, мол, хватит с тебя этого безумия.
— Тогда почему… сейчас…? — задыхаюсь от недостатка слов и кислорода.
— А ты поживи с психотерапевтом под одной крышей! — хохочет Ар. — Ещё не так запоёшь! Держи!
Турчин протягивает мне вырванный из записной книжки листок.
— Как по мне, Герыч принял неверное решение, — подмигивает он, пока я дрожащей рукой тянусь за бумажкой. Сквозь пелену слёз пытаюсь разобрать написанное, но буквы и цифры танцуют самбу перед глазами.
— Это его новый номер! — Арик мгновенно срывается с места и спешит в прихожую. Натягивает ботинки, застёгивает пальто и даже успевает попрощаться с отцом, но прежде чем исчезнуть из моей жизни так же внезапно, как и появился до этого, добавляет:
— Мне Агата все уши прожужжала на тему этих ваших триггеров. Знаешь, что ей не давало покоя при работе с Герой?
Турчин игнорирует моё напоминание о врачебной тайне и делает вид, что не замечает, как я поднимаю глаза к потолку.
— Гера мог общаться с тобой. Касаться. Пусть даже в темноте. Но это означает только одно: ты не его триггер, Тася.
Турчин с самодовольной улыбкой ловит мой ошарашенный вздох и продолжает:
— Попробуй удалить шрам, Тася!
— Шрам?
— По крайней мере, когда Герыч откачивал тебя там, на берегу, он интуитивно закрывал его ладонью, и только тогда касался твоих губ. Не благодари, мелкая!
Довольный собой, Турчин спешит вниз, а я разворачиваю сжатую в ладони бумажку и бегу за мобильным. Дрожащими пальцами набираю заветные цифры. Считая гудки, дико боюсь, что, узнав мой номер, Савицкий не ответит. А потом окончательно возвращаюсь к жизни, стоит только услышать самое родное и любимое:
— Привет, Тая!
Несколько лет спустя
Огромная ёлка переливается разноцветными огнями. В воздухе витает аромат мандаринов и корицы. Чуть поодаль слышится детский смех и чьи-то оживлённые споры.
Я бросаю контрольный взгляд на яркие коробки с подарками, а потом спешу на кухню. Сегодня в нашем доме много дорогих сердцу гостей, а потому я совершенно не успеваю выдохнуть.
— Мама, мама! — Тонкий голосок рыжеволосого солнышка проносится мимо.
— Да, милый! Что случилось? — Камилла подхватывает на руки двухлетнего карапуза и пытается вникнуть в детские проблемы сына. Малыш что-то лепечет на своём тарабарском, а я не могу сдержать улыбку: такой он милый, да и Камилле до безумия идёт быть матерью.
Мила встретила своего героя совершенно случайно в тёмном кинотеатре за просмотром очередного фильма о вампирах. Обычный парень из семьи военных стал для Турчиной настоящей отрадой. Кирилл сумел разглядеть за необычной внешностью девчонки огромную душу и согрел любовью куда более земной и страстной, нежели это умеют делать всякие там вампиры. Ребята сыграли свадьбу через месяц после знакомства, а сегодня у них уже двое чудесных рыжиков с мамиными глазами и стойким характером Кирилла.
— Тася, чем ещё помочь? — Спустив старшего сына с рук, Камилла по-хозяйски оглядывает праздничный стол. — Погоди, а где мандарины?
— Здесь были! — развожу руками, заметив пустую вазочку на краю.
— Тоша! — кричим хором и не сговариваясь начинаем смеяться.
— Арик! — на всю квартиру вопит Мила. — А-ар!
— Ну! — Откуда-то из коридора доносится усталый голос Турчина. — Чего? — А следом появляется и он сам.
Некогда белоснежная рубашка на его теле пестрит разводами от ярко-розового маркера, а белокурые волосы украшены разноцветными резиночками.
— Господи! — Мила зажимает ладонью рот, тогда как я в открытую потешаюсь над несчастным. — Тоша спёр все мандарины, а нам за стол садиться!
— Это не Тоша, — выгораживает мальчишку Турчин. — Это я! И не смотрите на меня так! Я ими откупался от девчонок!
Как и Мила, Арик давно обзавёлся семьёй и детьми. Их у него, к слову, трое: Тоша — сын Агаты от первого брака — и две близняшки-трехлетки Танечка и Анечка. Жизнь в столице у Турчина не особо задалась, зато союз с Агатой оказался прочным и счастливым.
— Простим несчастного? — Мила с хитрым прищуром поглядывает на брата, и я киваю: что с него взять?
— У нас всё готово! Давайте за стол! — улыбаюсь Арику и наконец снимаю с красивого платья цвета ночной синевы передник.
— Кому оливье?
— А можно мне вон тот бутерброд?
— Тебе сок налить?
— М-м-м, пальчики оближешь!
Суета предновогоднего вечера плавно концентрируется за широким столом. Стучат приборы, звенят бокалы, звучат добрые тосты. Мы искренне радуемся, что в этом году нам удалось собраться за общим столом всем вместе.
Здесь и Вадим с мамой, и Арик с Агатой, и папа с Татьяной Ивановной. Да-да, мои многомесячные беседы по душам
