– Просто я всегда слушаю, что ты мне говоришь. Помнишь, ты сказал, что если бы мог, никуда не уезжал бы отсюда?
– Я знал, что ты умная девочка, – улыбнулся Розенберг, и тут же лицо его стало серьезным. – Но ты-то зачем сюда приехала? Я же тебе весь расклад расписал.
Диана вздохнула и сделала большой глоток чаю из его кружки.
– А еще ты говорил, что мы не можем иметь детей и это наша общая беда…
– Ну?
– Баранки гну! Мы с тобой муж и жена, так пусть лучше у нас будет общая беда, чем у меня отдельное счастье.
Он хмуро посмотрел на нее.
«Я ошиблась, – горько подумала Диана, – и ему плевать на мои материнские инстинкты, просто я давным-давно надоела ему. Ну и что, все равно ведь жена!»
– Короче, Розенберг, она поехала за ним в Сибирь и испортила ему всю каторгу, ясно тебе?
– Ясно. Чего тут неясного? – Он тяжело поднялся и пошел к двери, но на пороге обернулся: – Я в баню дров подкину и за молоком.
Баню он построил новую, из белых-белых бревен. В ней замечательно пахло сосной.
Уложив Диану на второй полок, Розенберг деловито парил ее, то разминал ей мышцы, то постегивал веничком. Потом выводил в сени. Они открывали дверь и с наслаждением вдыхали холодный ночной воздух, а замерзнув, радостно возвращались в банное тепло. Попробовали заняться любовью, но в парилке оказалось слишком жарко, а в сенях – слишком холодно.
Одетые в чистое белье, валенки с галошами и овчинные тулупы, они побрели в дом. На полпути остановились подышать.
Диана запрокинула голову.
– Смотри, какие звезды! Здесь они в десять раз больше, чем в Питере, правда? И так страшно, будто мы не на Земле, а на ракете летим. И куда мы залетим? Говорят же, что солнце скоро взорвется! Куда нас занесет после этого?
Розенберг засмеялся и крепко обнял жену, хотя ему мешал овчинный тулуп.
– Земля – это не ракета, а наш дом, – ласково сказал он. – Дом под звездным небом. Солнце, оно, конечно, очень важно, но наш общий дом, как и всякий другой, питается любовью. Человеческая любовь – вот та работа, энергия которой дает в наш дом тепло и свет. И пока она существует, дом не опустеет никогда.
Они вернулись в дом и сели пить чай. И тут выяснилась удивительная вещь.
– Как же ты дни коротаешь? – спросила раскрасневшаяся после бани Диана. – Книжки читаешь? Или стихи сочиняешь?
– Когда свободное время есть, читаю, конечно.
– Так у тебя же теперь все время свободное! – засмеялась она.
– Ошибаешься, зайчик. Я ведь работаю.
– Работаешь? – Диана зевнула. – И где же это, позволь узнать? Неужели делаешь пластические операции местным красавицам?
– К счастью, мода на пластические операции сюда еще не дошла, – серьезно ответил Розенберг. – Я работаю в райцентре.
– Вот это да! – Диана даже присвистнула. – А как добираешься?
– А так же, как ты сегодня. Но это только в распутицу. Обычно на машине езжу. Через пару дней дорога подсохнет, и я тебя на станцию отвезу.
– Зачем мне на станцию? Я никуда уезжать не собираюсь.
– А как же твоя учеба?
– Так лето же на носу! А потом переведусь на заочный. Знаешь, что-то меня совсем разморило. Пойдем спать.
За деревенскими хлопотами лето пролетело быстро, осень случилась ранняя, а в октябре уже выпал снег. Нарядный белый покров на еще не опавших деревьях таял к полудню, но дороги подмерзли.
Диана вышла из дому и подставила лицо осеннему солнцу. Во дворе Розенберг менял колеса своего внедорожника на зимние. Помогал ему сосед, низкорослый коренастый мужичонка.
Она помахала мужу рукой и затопила печь. Сходила за водой к колодцу, поставила кашу и заварила кофе.
Розенберг вошел в дом, энергично вытирая тряпкой грязные руки.
Диана кивнула ему на постель, где уже разложила одежду на смену.
– Что ж ты сам возился? – упрекнула она мужа. – Дал бы ему не одну, а две бутылки.
Розенберг бросил тряпку под стол и усмехнулся:
– Народ не поймет. Если я мужик, то должен сам справляться. Иначе вся деревня будет знать, что я разгильдяй и придурок. Здесь привыкли жить натуральным хозяйством, идеи специализации и разделения труда сюда не проникли. Зачем кого-то нанимать, если можно сделать самому?
– То-то они и бегают к нам при малейшем недомогании.
Диана положила мужу гречневой каши в глиняную тарелку, бросила туда большой кусок масла и щедро налила горячего молока. Розенберг плотоядно потянул носом, быстро переоделся и сел за стол.
– А давай они запишут тебя в придурки, а? Может, будут сюда поменьше ходить? От бесконечного измерения давления у меня уже бицепс, как у Шварценеггера.
Розенберг помотал головой:
– Нет. Они все равно будут ходить. Только сейчас они ходят с уважением, а иначе будут являться с мыслью, что, коли Розенберг придурок, пусть уж оказывает медицинскую помощь, раз ни на что другое не годен. И не вздумай отказать кому-нибудь, если придут, когда меня нет! Нанесешь смертельную обиду.
Диана фыркнула.
– Не пренебрегай соседями, зайчик. А то, неровен час, они и дом могут поджечь. Это же деревня! Но вообще, если ты к ним хорошо, то и они к тебе с душой.
Она кивнула. Диана была всегда вежлива с соседями, но муж оставался здесь практически единственным ее собеседником.
Он взял чашку и вышел на крыльцо. Устроившись на лавке, неторопливо раскурил трубочку.
– Красота какая, Диана! Сколько живу здесь, все не налюбуюсь. А воздух… Хорошо, что мы тут, правда?
Она кивнула.
– Все, еду на работу.
Работа доставляла ему удовольствие, хотя и приносила очень мало денег. Из-за отсутствия сертификата по общей хирургии Розенберг считался младшим врачом. Но главный врач понимал, что гноить специалиста такого класса в поликлинике – верх идиотизма. Главврач оказался человеком энергичным. Благодаря ему сначала в местной прессе развернулась настоящая пиар-акция, а потом Розенберг поездил по поликлиникам области, и теперь людям с челюстно-лицевыми проблемами не нужно было стоять в очереди на госпитализацию в областной центр, а можно было обращаться прямо к нему. Он не отказывал никому и даже выезжал в другие районы, если пациент нуждался в срочной помощи.
Диана тоже хотела было пойти работать, но муж эту идею не одобрил. И так-то деревенское хозяйство отнимало много времени, а ведь она еще училась – пусть и на заочном отделении. Да и Лада Николаевна, новая заведующая клиникой, часто названивала, чтобы проконсультироваться с ней, – Розенберг принципиально делами клиники не занимался. Так что скучать Диане не приходилось.
Она отключила телефон, но продолжала бессмысленно держать его в руках. Вот так всегда – стоит только начать прекрасную, счастливую жизнь, привыкнуть к безоблачному существованию, как тут же что-нибудь происходит!
