class="title1">
ГЛАВА 29
ГЛАВА 29
Я тебе зачем? И что это рядом с тобой за чел?
Зачем? Останемся родинкой на плече.
Под чем всю жизнь друг от друга куда-то мчим, молчим.
И раз уж решилась – давай, мочи…
«Не полетаем» – NЮ
Лала
Тайком. Просто забрать вещи на первое время. Зарядное. Свой Макбук, без которого мне на учебе никак. А я ведь хочу вернуться к учебе. С чего-то же надо начинать возвращаться, правда? Да и просто захватить вещи на смену.
Захожу в квартиру. Оказывается, я успела ее полюбить. Раньше мне не очень нравился этот стиль. Я искренне верила в то, что предпочитаю классику, и даже мечтала обустроить наш будущий с Назаром дом по примеру родительского, но не срослось. Не будет никакого дома. Да и нас… Нас с ним тоже уже не будет.
Кажется, я начала понимать, что такое фантомные боли. Отрезала его от себя, отсекла, а все равно будто живу с гангреной. Разлагаюсь и умираю. Наверное, времени, которое лечит, должно пройти чуточку больше. Если моя болезнь вообще поддается лечению.
– Лала!
Всем телом вздрагиваю. Ну же, трусиха! Давай! Рано или поздно вам бы все равно пришлось встретиться. Так чем один день хуже другого?
– Ты что делаешь, лялька? Я весь город на ноги поставил, я… Ты что? Ты почему со мной так?
Звягинцев быстро пересекает комнату, но на подходе ко мне резко останавливается, впялив взгляд в лежащую у моих ног сумку.
– Как видишь, я в порядке, не переживай, папочка, – кривлю губы, – сейчас заберу кое-какие вещи и освобожу тебя от своего присутствия.
Глаза Назара недобро темнеют. Он снова смотрит то на сумку, то на меня. Едва дым из ушей не валит.
– Так. А. Теперь. Русским. Языком. Что случилось?
Странно. Допустим, я на него смотреть не могу! Не могу. Это выше моих сил. Во мне кислотой пузырится ревность. И на повторе – кадры вчерашней страшной ночи. Худшей ночи в моей жизни.
– Я от тебя ухожу. – Хватаю полупустую сумку, но Назар с силой выдергивает ремень из моих рук, и вместо того, чтобы спастись бегством, я едва не падаю, по инерции пролетев вперед. Дезориентированная происходящим, вскидываю ресницы.
– Хера с два ты куда пойдешь! Я сутки тебя с собаками ищу! – орет он так, что стекла в панорамных окнах дрожат, и уши закладывает. Я вообще в первый раз слышу, чтобы кто-то так громко кричал. В семье у нас не ругаются.
– А зачем? – искренне недоумеваю.
– В каком это, блядь, смысле?! Ты сказала, что поедешь домой, я приезжаю – тебя нет. На звонки ты не отвечаешь. Это что вообще было?!
– Я тоже тебе звонила.
На короткий миг Назар как будто теряется.
– Хм… Черт, детка, прости. Я уснул. Вообще не понимаю, как это произошло. Не знал бы, что пойло у меня акцизное, подумал бы, что подсунули какую-то паль.
– А я видела, Назар.
– Что видела?
Он снова как будто хочет подойти ближе. Я выбрасываю перед собой руку, давая понять, что это совершенно лишнее.
– Тебя с любовницей. В твоем кабинете, – мой голос все-таки срывается. Ну вот, а я же несколько часов репетировала, как это ему скажу! Обещала себе, что он ни за что не узнает, какую боль я испытываю. А на деле… Аллах! Это что, слезы?! Не хочу. Слезы все искажают. Вон, как вытягивается его лицо. Будто я какую-то несусветную чушь сказала.
– Лялька… Ты че? Ты че такое говоришь, а? Да перебрал я, вот и вырубило. Ни хрена не помню.
– Что ж. Значит, ты в гораздо более выигрышном положении, – прохожусь ногтями по предплечьям. Мне так плохо, мне так невыносимо плохо, что я бы сердце из груди вырвала. Лишь бы оно не болело. Только бы не болело. Но сердце вырвать я не могу и потому вспарываю кожу на руках. Когда я успела так в нем потеряться?
– Понятней не стало, Лал! Ты можешь перестать говорить загадками?
И впрямь растерян. Ведет пятерней ото лба к макушке – жест, выдающий крайнюю степень замешательства. Только сейчас понимаю, что, оказывается, успела изучить каждый его жест. Какая насмешка! К чему теперь мне эта азбука тела?
Делаю глубокий вдох, чтобы голос звучал как можно тверже. Не помогает.
– Ты не можешь вспомнить, а я не могу забыть.
– Что не можешь?
– Тебя с ней. Отойди, пожалуйста. Мне нужно собраться.
– Ты какой-то бред несешь.
И пофиг, что я не хочу! Подходит, руками сграбастывает и к груди своей прижимает. Меня затапливает теплом и до дрожи знакомым ароматом его тела. И, может, впервые за эти сутки с хвостиком я делаю глубокий вдох. Легкие печет. Горло саднит… Наверное, я все-таки простыла, когда бродила по улицам. Вцепляюсь пальцами в воротник его толстовки. Трясет меня – ужас. Мысли путаются. И если честно, я уже вообще не понимаю, почему сопротивляюсь. Что мне стоит ему поверить? Если правда – такая отрава лютая…
– В отличие от некоторых, я была трезва, Назар. И видела тебя с ней своими глазами.
– Это не может быть правдой!
– Может. Ты же ничего не помнишь, – пожимаю плечами и начинаю отдирать от себя его пальцы. По одному. А он опять и опять меня хватает. Оттесняет к стене. Все еще растерянный. И решительный очень. Может, это был всего один раз? Ошибка? Так ведь бывает? Но даже если в это поверить, какого черта?! Что это меняет?!
– Ты мне изменил! – визжу как ненормальная, кидаясь на него с кулаками. – Я своими глазами видела! А ты из меня решил дуру сделать?! Я не дура! Я не дура! Понял?! Вы голые на диване лежали!
Это не истерика даже. Это что-то сродни агонии. Я как в шредере. В лоскуты… В лоскуты!
– Я разберусь, что это было! Клянусь. Я разберусь. Не мог я ни с кем. Клянусь тебе, что не мог. Я ж тобой живу, лялька. Ты как будто не знаешь? – сбивчиво шепчет Назар, спеленывая меня руками, как рукавами смирительной рубашки. – Я клянусь тебе, что не мог…
– А я могла! – визжу в ответ. –
