она семейная. Заставляю себя улыбнуться. Надо же. Ничего ведь не случилось, а я накрутила себя до трясучки!
Открываю кран, подставляю запястья под ледяные струи и стою так долго, пока от холода не начиняет жилы тянуть. Выхожу. Мимо носятся официанты. И каждый мне улыбается. Неужели и их доброжелательность не более чем ложь?
Нет, Лала. Это уже попахивает паранойей.
Возвращаюсь наверх. В зале, кажется, стало еще более шумно. Посреди танцпола искрятся фейерверки, воткнутые в шикарный многоярусный торт. Я покачиваюсь, неосторожно врезаясь в какого-то парня в толпе.
– Как говорится, не так страшен торт, как количество свечек на нем! – юморит ведущий. – Набирайте побольше воздуха, Назар. Желание загадали?! Десять, девять, восемь…
Назар скалится своей фирменной улыбочкой. Вокруг него сбились подчиненные. А по правую руку встала счастливая Ольга.
И да, я понимаю, как важно поставить ее на место. Подойти к мужу. Взять его под локоть или, может, даже обнять, но я не могу. Мне физически плохо. Я возвращаюсь за стол, уговаривая себя, что ничего непоправимого не случилось. Просто какой-то супернезадавшийся день. Как назло, еще и голова разболелась.
– Эй! Эй, Лала. Ты чего грустишь? Хочешь сладенького? – Назар касается моего рта нанизанным на вилку кусочком торта.
– Я хочу домой.
– Хм… Я тут еще не со всеми успел поздороваться. Народу тьма! Дай мне минут двадцать, и поедем. – Звягинцев проводит по моей щеке горячими пальцами. Температура его тела явно немного выше, чем в среднем по популяции.
– Не торопись. Я вызову такси. Голова трещит. Видно, от вина.
– Нет. Так не пойдет, – хмурит брови.
– Я прекрасно доберусь сама. Веселись, ага? Ну не зря же ты их всех позвал, – сглотнув слезы, храбрюсь я из последних сил.
– Точно? Все нормально?
– Все прекрасно, – произношу нараспев. – Выпью таблетку. И буду ждать тебя дома.
Ну не могу я здесь больше находиться!
Назар выходит меня провожать и напоследок так целует, что все мои сомнения притупляются. Все-таки я очень мнительная. И неопытная. Знаю же, с каким трепетом Назар ко мне относится, а все равно как последняя истеричка себя веду. С чего вдруг? То, что Ольга перешла в наступление, совсем не означает, что мой муж ее в этом как-то поощряет. С чего бы вдруг после стольких лет ему воспылать к ней страстью? Ну, не из-за танца же! Что, он ее на шесте не видел?
Все так. Очень правильные мысли. Другой вопрос, что мне с этим делать? Рассказать Назару о своих подозрениях? И как это прозвучит? «Ольга поставила для меня танец, а потом сама тебе его станцевала». Детский сад какой-то.
Нет, конечно, всегда можно вспомнить, как она меня уронила. А еще мой торт. Его ведь тоже наверняка Ольга испортила. Но как я это докажу? Без доказательств все мои обвинения выеденного яйца не стоят. Вот будет потеха, если Назар встанет на ее сторону! Могу представить, как эта тварь будет злорадствовать.
Выходит, мне нужно молча ждать, что она в очередной раз выкинет? И долго я так протяну? Это ж никаких нервов не хватит.
Принимаю душ. Меряю шагами комнату. То и дело смотрю на телефон, но тот молчит. Спустя час я сдаюсь и сама набираю мужа. Назар не отвечает. Мое волнение усиливается с каждой минутой.
«Ты не слишком-то загулялся?» – строчу я. Оп! Прочитано.
«Возвращайся. Узнаешь».
Что за глупости? Перезваниваю. Раз, другой. Но мне никто не отвечает. И тогда я надеваю первые попавшиеся под руку шмотки и опять вызываю такси. Никаким весельем в клубе уже не пахнет. Плетусь по притихшим темным залам. Кручу головой по сторонам. Я всей душой успела полюбить это место, но в данный момент мне здесь как-то жутко. Чувствую себя героиней фильма ужасов. Вот сейчас толкну дверь и…
Нервно посмеиваясь, толкаю дверь в кабинет мужа. И… застываю, глупо моргая. На разобранном диване лежит голый Назар. А рядом с ним, вызывающе на меня глядя, его подружка.
Знаете, а я ведь ничего, оказывается, о боли не знала. До этого момента – нет.
Я прикрываю глаза и делаю шаг назад в спасительную темноту коридора. Оглушенная, абсолютно дезориентированная. В груди нестерпимо ноет. Или это ною я? Скулю, как побитый щенок. Одной рукой затыкаю рот, второй машинально потираю грудь, в которой диковинным жгучим цветком распускается боль, и иду, иду. Все равно куда, лишь бы подальше отсюда.
Больше не его девочка.
Как же так?
Мое сердце переполняется чем-то невыносимым. Оно замещает кровь, не дает дышать, отнимает зрение. Я еще пытаюсь это контролировать, но невыносимое потому так и зовётся, что вынести это нельзя.
Где-то уже у самого выхода меня ломает. Я падаю на колени. Обхватываю себя ладонями и, округлив губы в беззвучном крике, начинаю медленно раскачиваться из стороны в сторону. Огненный цветок в груди лениво колышется, опаляя лепестками пламени.
Как он мог? Как он мог?! Как он мог…
Убить нас.
В себя меня приводит шум наверху. Я вскакиваю и бегом устремляюсь к двери. Потому что не хочу, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии. На улице страшно холодно, а на мне легкая парка. Обычно за тем, чтобы я одевалась по погоде, следил Звягинцев, но сегодня ему не до этого.
Задираю лицо к одинокому фонарю и смеюсь, захлебываясь слезами. Наверное, проще всего вообще раздеться – так быстрее замерзнешь. Я где-то читала, что смерть от переохлаждения абсолютно безболезненная. Ты просто навсегда засыпаешь. Как было бы здорово! Вот просто так уснуть и не проснуться.
Растираю взявшееся ледяной коркой лицо. И куда-то иду. Центр города… Богатые дома. Охраняемые дворы. Вот этот почему-то кажется знакомым. Ах да… Если я ничего не путаю, тут живет Дубина. Заледеневшие пальцы проходятся по стальному боку почти в ноль разрядившегося айфона. Пятый час. Он наверняка спит. Пожав плечами, жму на дозвон. В конце концов, если это нам суждено, Антон возьмет трубку. А если нет – перезванивать я не стану.
– Алло? Лала?
– Да. Неожиданно, правда?
– Еще бы. У тебя что-то случилось?
– Можно и так сказать. Я тут возле твоего дома. Ты не мог бы меня впустить? Холодно.
– Господи, конечно. Набери тридцать пять и решетку. А охрану я предупрежу.
