— Вы не посмеете! Я ваша дочь! И вы не можете меня запереть! Можем обговорить. Я исправлюсь, — в ее глазах появляется панический ужас.
— У тебя будет много времени для исправления в специализированных стенах.
— Мам! — вскакивает и подбегает ко мне. — Я буду такой как раньше, помнишь? Тебе нравилось? Будем болтать, ходить по магазинам.
— Будешь притворяться, как все эти годы, — делаю глубокий вдох, и едва не задыхаюсь от гнилого лицемерия родной дочери.
Эта рана никогда не затянется.
— Раскрой глаза! Ты не в розовом мире живешь! Все люди притворяются! Это норма.
— Откуда в тебе это?! — меня передергивает.
— Я просто рано поняла, какими способами можно достигнуть целей. Я способная. Я гений и талант. И ты не имеешь права лишать меня балета и нормальной жизни. Только не ты, — кривится, словно перед ней нечто низменное, недостойное ее, — И не псина-папаша.
— За эти слова наказание будет строже. И про балет можешь забыть, — говорю стальным голосом.
В этот момент дико обидно за Рому становится. Он был отличным отцом, пылинки с нее сдувал.
— Нет! Мама! Одумайся! Я талантлива, меня ждет большая сцена! Я буду звездой! — кричит и со всей силы хватает меня за руку.
— В трудовом лагере будешь.
Игорь помог найти хорошую колонию для трудных подростков, там работают профессионалы своего дела. Надо признать, что оставлять ее на свободе опасно.
— Что узнала про наследство и теперь никто не нужен? Нос кверху задрала? Ты еще уже! Правильную из себя строишь, а с родной дочерью так! — орет не своим голосом.
— Наследство я решила отдать на благотворительность. А с тобой, Зорь, на этом прощаемся, — направляюсь к выходу.
— Врешь! Ты не могла так поступить! — тянется к моему горлу.
В комнату заходит охранник, он держит брыкающуюся Зорю, а я не оборачиваясь выхожу. Стараюсь не слышать те жуткие слова, что летят в мою сторону. А в сознании дребезги разбиваются воспоминания об идеальной и милой дочери Зоряне.
Глава 86
Роман
— Заждались уже! Сейчас будем ням-ням, — Дима насыпает корм в мисочки для котов. — Кс… кссс
Рома помогает парню. Досыпает лакомство в другие миски. Кормить бездомных котов и собак — это их традиция. Она возникла пару лет назад, когда Рома забирал мальчика из детского сада. Ребенок увидел мяукающих у подъезда котов и отнес им две конфеты, бережно спрятанные в маленьком детском рюкзачке.
— Что ты делаешь? — спросил тогда Рома.
— Они хотят кушать. Я дам им свои любимые конфеты, пусть улыбнуться, им ведь грустно.
— Дим, они не едят конфеты. Мы им купим кошачьей еды.
Тогда они вместе купили корм и кормили котов, наблюдая, как бродяжки уплетают лакомство. С тех пор мальчик всегда просил покормить котов и собак. Никто кроме Ромы с Димой подобным не занимался, Надежда и Матвей называли это идиоизмом, Алена просто отмахивалась.
Иногда… в те светлые времена, когда Лера еще была рядом, она с удовольствием составляла им компанию.
— А вот тот котик похож на нас с тобой, — малыш показывает пальцев на кота, которого отогнали сородичи и он жалобно смотрит, на пиршество хвостатых со стороны. Серый, облезлый, худущий, с огромными жалобными глазами.
— Почему? — спрашивает Рома, а у самого горло сдавливает.
— Его не понимают и прогоняют, — вздыхает Дима и направляется к коту, чтобы персонально насыпать ему угощений. — Кс… кссс… смотри что у меня есть… такая вкусняшка… Не расстраивайся, ты скоро помиришься с друзьями, — малыш продолжает свой разговор с котом.
Слова Димы окунают Романа в недавние воспоминания, как он стоял в стороне и смотрел на выписку Леры. Тогда он действительно был тем самым котом… или привычнее псом… только он изгнан за дело. И прощения не заслуживает.
Но он не мог отказать себе в маленькой слабости — увидеть Леру издали. Он так истосковался по своему свету. Без нее тьма сгущается, а сердце продолжает жалобно стонать от любви.
Роман жадно вглядывался в ее черты, ловил каждый жест, ее улыбку… адресованную не ему. Как она обнималась со стоматологом, он знает, что это ее брат. Но Роме больно, что он не может разделить этот миг с женой. Зато это смог сделать вездесущий Калиновский.
И что бесит больше всего, именно он стал связным между Ромой и его женой. Хочет он того или нет, а ему приходиться общаться с адвокатом. И Рома чувствует, как этот человек уверенно напирает, занимая его место.
— Идем в магазин, Дим, — он берет малыша за руку.
— И купим там подарки маме, бабушке, дедушке, Зоряне и тете Лере? — спрашивает, заглядывая ему в глаза.
— А ты что вкусного хочешь?
— Друга хочу, — показывает пальчиком на одинокого кота.
— Дим… мы не можем его взять…
— Почему? Он же будет нам другом.
Как объяснить ребенку, что еще непонятно где сам Дима будет жить?
Роме позвонил Матвей и попросил забрать ребенка. От него он узнал последние новости.
Что Мотя бросит Надежду, он не ожидал. Еще так цинично и подло. Уж как раз Матвею не на что жаловаться, ему теща посвятила всю жизнь.
Нет, Роману не было жалко их. Он не испытывал злорадства. Он просто не понимал, что теперь будет с Димой?
— Рома! Мы не можем оставить тут котика, ему так одиноко! — дергает его за руку мальчик.
— Не можем, — соглашается Рома и идет ловить хвостатого. Тот даже не убегает, наоборот, спокойно дает взять себя на руки.
— Спасибо! Ты лучший! — радостно прыгает вокруг Дима.
Вечер уходит на обустройство нового жильца в некогда счастливой, а теперь пустой квартире.
Тут все напоминает о былом счастье. Угрызения совести поедом сжирают Рому. Он слишком хорошо понимает, что разрушил все собственными руками.
Постоянно думает о Зоряне, которая стала копией своего деда. Об Аришке, которую толком не видел. Сердце не на месте, не должна дочь расти без отца.
Или на это место претендует Калиновский?
Роман знает ответ. И это кажется ему концом жизни. Но нет… она продолжается, течет своей унылой черной рекой.
У него теперь даже нет работы. А там он мог хоть как-то себя занять. Роман уволился. Работать вместе с Максом не представлялось возможным. После он узнал, что Максим потерял фирму, а жена выгнала его без гроша в кармане.
Но если с работой вопрос можно довольно быстро решить, то в остальном… без Леры в его душе выключили свет и Рома блуждает во мраке.
Он укладывает малыша спать, котенок примостился у ног Димы. Долго смотрит, как они мирно сопят. Грустная улыбка касается губ Романа.
Осторожно закрывает дверь. Выходит на кухню. Вздыхает. Не хочется звонить… надо.
Один гудок и на другом конце раздаются взволнованные возгласы:
— Ромочка! Как хорошо, что ты позвонил!
— Ален, у меня тут Дима… — она не дает ему договорить, перебивает.
— Я в отчаянии! На грани! И наш с тобой ребенок в опасности!
Глава 87
— Мать переехала к тебе, я в курсе, — Рома вздыхает, голос Алены режет по нервам.
— Она не просто переехала! Она инвалид! За ней нужен постоянный уход, — рыдает.
— Это твоя мать.
— Мать?! Рома, ты серьезно? Она же монстр, что она со мной сделала! Что она с нами всеми сделала! Ромочка, помоги мне!
— За твоим ребенком она смотрела, какой бы ни была. Квартиру она тебе дала, — ему ли не знать, кто такая Надежда.
Но меньше всего Роману хочется влезать в их отношения, когда у самого жизнь разрушена.
Если бы не Алена, он бы был сейчас с Лерой. Потому к ней он может испытывать лишь омерзение. А воспоминания о совместных ночах и вовсе доводят его до безумия. Он будет корить себя за них всю жизнь.
Почему не придумал другого способа остановить ее? Почему поддался? Почему изображал чувства? Желал защитить жену, только сам пал так низко, что презирает себя.
— Она хочет заработать на нашем с тобой ребенке! Ты понимаешь?! — орет не своим голосом.
