— Чего ты боялся?
— Что меня снова обидят. В тот последний раз конец казался таким неотвратимым. Я думал, что ты меня не захочешь.
— Со мной было то же самое! Даже когда я написала это письмо, то не успела бросить его в почтовый ящик, как тут же об этом пожалела.
— Но почему?
«Сейчас возможна только полная честность», — решила Аманда.
— Я думала, — сказала она, — что ты наверняка нашел кого-то менее сложного, с кем легче.
— Нет, — покачал он головой. — Вокруг меня было столько людей — и ни одного.
Их взгляды встретились, и его глаза напомнили ей своим цветом океанскую синеву, такую неожиданную на этом лице с неправильными чертами.
— Ты узнаешь, что я разная, — сказала Аманда.
— Прошу тебя, слишком большого разнообразия не нужно.
— Только в одном. — Она встала. — Я собираюсь сказать нечто, чего не могла бы сказать раньше.
— Милая Аманда, говори побыстрее.
— Давай займемся любовью. Если ты меня хочешь. Если нет, пожалуйста, скажи сразу, и я больше никогда тебя не побеспокою.
Вместо ответа Тодд обнял ее и отвел в спальню, где уложил на кровать и принялся целовать — в шею, губы, глаза, а потом отключил телефон, чтобы уже ничто не мешало их соединению.
Февраль 1991 года
После похорон отца все мысли Клайва устремились к смерти. Удивляться нечему, думала Роксанна, убийство Оливера, добавившееся ко всем остальным страданиям, могло лишить сил и человека посильнее Клайва. И какое утешение могла дать ему она, если он постоянно говорил, что совсем не против смерти — ведь он ничего после себя не оставляет, кроме красивого дома и красивой женщины, беременной от другого мужчины!.. Все это было невыразимо трагично. И печально, думала Роксанна, что человеку надо заболеть, чтобы получить столько внимания: Хэппи соорудила японский садик бонсай на нефритово-зеленом блюде, даже Аманда звонила из Калифорнии, а ничего не подозревавшая Салли сделала для него фотографию Роксанны — портрет в три четверти, на котором Роксанна с ангельским видом склоняла голову над тугим букетом роз, перетянутым лентами. Фотографию в серебряной рамке поставили на стол, и Клайв не мог не видеть ее со своего дивана каждый раз, когда поднимал взгляд.
— Тебе ведь неприятно, убрать ее отсюда? — спросила Роксанна.
— Оставь. Мне нравится рамка.
Он, который раньше говорил ей всякие нежности, теперь был безжалостен. И она понимала: он хочет, чтобы она почувствовала, что значит быть отвергнутой, отринутой, без всякой надежды.
Как-то она застенчиво проговорила:
— С тобой хотел бы повидаться Йен.
— О, так вы поддерживаете отношения?
— Только по телефону. Он хочет с тобой поговорить.
— Не представляю о чем.
— О том, что случилось.
— О чем тут еще говорить? И скажи ему, чтобы не приезжал, иначе я прикажу вышвырнуть его из дома. Ты поняла?
— Да. В тот вечер… ты сказал, что собираешься выгнать меня из дома, но не сделал этого. Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Делай, как тебе нравится.
— Тебе нужен уход, я могу для тебя готовить, — сказала Роксанна, сознавая, что голос ее звучит униженно, хотя она вовсе этого не хотела.
Он насмешливо на нее посмотрел.
— Вообще-то найти кухарку не так уж сложно.
Она понурилась. Никогда в жизни она не испытывала такого унижения.
— В чем дело? — спросил он. — Йен тебя бросил?
— Да, все кончено.
— Не верю. Он тебе это сказал?
— Нет, но я знаю. Женщины много чего знают.
— О да, женщины много чего знают и делают. Чего ты ревешь? — с издевкой спросил он, когда Роксанна утерла тыльной стороной ладони слезы. — Можешь оставаться. Я долго не протяну. Еще до лета вы все снова придете на кладбище.
С той ужасной ночи она редко плакала, слишком велик был страх. Но в последнее время глаза у нее все время были на мокром месте. Он стоял и смотрел, как она вытирает слезы.
— Я не плачу. Тебе-то что плакать? Может, своей смертью я сделаю доброе дело. Мое тело — то, что от него останется, — будет отдано на научные цели. Может, какой-нибудь умник найдет зацепку в каком-нибудь кусочке Клайва Грея и скажет: «Вот разгадка тайны рака».
— Не надо!
Разрыдавшись, она выскочила из гостиной и бегом поднялась в комнату, где теперь спала одна. Успокоившись, Роксанна встала у окна, глядя на укрытый снегом сад, на то место, где будет клумба с розами. «Возможно, и правда, к моменту их цветения он уже будет в могиле, его несчастная, жалкая жизнь закончится. Но он не заслужил такого конца! И я тоже не хотела, чтобы все так обернулось. Лишь подчинялась чувствам и желаниям…»
Часы внизу пробили очередные полчаса, сгущались сумерки. Роксанна услышала, что Клайв поднимается по лестнице, входит в комнату, но не обернулась, пока он не коснулся ее плеча.
— Мне не следовало так с тобой разговаривать, — мягко произнес он. — Мне очень жаль. И очень стыдно.
— Ничего, я все понимаю.
— Просто мне нет покоя от этих мыслей, я пытаюсь отогнать их, и в основном мне это удается, но периодически они возвращаются, и я спрашиваю себя, могли ли вы с Йеном знать друг друга до нашей свадьбы. Он так странно вел себя в тот день, когда я привел тебя в дом отца. Потом я говорю себе, что все это смехотворные выдумки.
Роксанна ничего не сказала. Какой смысл говорить ему сейчас правду?
— Ты была так добра ко мне со дня… с тех пор как все это случилось.
— Я и хотела. Это мое искреннее желание.
— Боже, как же тяжела жизнь!..
— Никогда не знаешь, что будет дальше, правда?
— Ты боишься за будущее? Не надо. С тобой все будет хорошо, — сказал он. — Честно.
— Ты правду говорил про кладбище… про то, что умираешь?
— Нет. В гневе люди много чего говорят.
— Я надеюсь, что ты говорил сгоряча, Клайв. Ты слишком молод, чтобы умереть.
— Сдается мне, что наш сосед Сэм Дженкс тоже так про себя думает. Но ему-то всего девяносто один год.
— Кажется, да.
— Ну же, улыбнись. Я не хочу, чтобы ты грустила. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, Роксанна. Это твой дом. Если, конечно, ты хочешь остаться.
— Спасибо. Хочу.
— Тогда пойдем вниз. Можем вместе посмотреть новости. Обопрись на мою руку.
— С чем ему повезло, — сказал Дэн, — так это, на удивление, с Роксанной.
Они ехали с воскресным визитом к Клайву. За прошедшую неделю он только один раз приезжал в контору, да и то на полдня.
— Да, — продолжал Дэн, — по первому впечатлению я бы не сказал, что она сделается такой домашней, такой преданной. Она действительно хочет поставить его на ноги. И знаешь, несмотря ни на что, я готов побиться об заклад, что он выкарабкается. Конечно, выглядит он плохо, но чего ожидать после курса химии. Вот смерть Оливера действительно его подкосила. Проклятие! Полиция, похоже, так ничего и не узнала. Даже оружия не нашли.
