– А познакомиться с девочкой можно? – спросила Марина.
– Чего ж нельзя! Конечно, можно! – согласилась Полина и оглушительно выкрикнула: – Наташка! А ну подойди сюда!
Из глубин дома в ответ на ее призыв не раздалось ни звука.
– Натка!!! Кому говорю – иди в кухню! – еще раз крикнула женщина, но никто в дверях так и не появился. Полина недовольно покачала головой и сказала: – Вот подлая девка! Ни за что сама не придет! Пошли в залу, что ли!
В большой комнате в глубине дома в уголке дивана сидела тоненькая бледная девчушка с очень светлыми, небрежно заплетенными косичками, настороженными глазами и копеечными сережками в крохотных ушках.
– Натка! Чего тебя вечно не доорешься! – перешла в наступление Полина. – Люди вот к тебе приехали! Из самого Санкт-Петербурга! Они твою бабушку с дедушкой, говорят, знали. Гостинцев тебе привезли.
Натка даже не пошевелилась при сообщении о гостинцах, которое у другого ребенка вызвало бы как минимум любопытство. Отец Дмитрий вытащил из кармана большую плитку молочного шоколада с изображением Медного всадника на обертке, которую они с Мариной купили вовсе не в Санкт-Петербурге, а в магазинчике, попавшемся им по дороге к Полине. Вместо того чтобы ухватиться за шоколадку, Наташа отвернулась и даже спрятала руки за спину.
– Вот она всегда так! – зло заметила Полина, и стало ясно, что дочка Антонины надоела ей хуже горькой редьки. – Вы уж тут с ней сами... как-нибудь... а у меня... видели... тесто... Перестоится еще... Да и вообще... некогда мне...
Безнадежно махнув в сторону девочки полной рукой, Полина отправилась поближе к своему тесту. Марина подождала, пока она скроется из вида, и попросила отца Дмитрия достать из сумки шкатулку Пелагеи. Тот недоуменно пожал плечами, но шкатулку все-таки достал. Пока Марина молча искала среди драгоценностей маленькие золотые сережки с красными камешками, которые приглянулись ей еще в спальне бабушки Бориса, Натка сидела все так же, отвернувшись от гостей и заложив руки за спину. Найдя серьги, Марина подсела на диван к девочке и сказала:
– Наташа, посмотри, пожалуйста, что мы тебе еще привезли, кроме шоколадки.
Девочка не шелохнулась, и Марине пришлось продолжить:
– Это такие камешки драгоценные... Я думаю, что они называются рубинами. У тебя будут сережки, как у маленькой принцессы!
На слове «принцессы» плечико девочки дрогнуло. Марине пришлось еще раз повторить:
– Посмотри, пожалуйста!
Натка чуть повернула голову и бросила быстрый взгляд на Маринину ладонь. То, что на ней лежало, девочку все же заинтересовало, она наконец повернулась и с восхищением уставилась на серьги. Марина молчала, и Натке пришлось что-нибудь сказать. Слабым тихим голоском она спросила:
– Это что?
– Я же сказала: сережки. Хочешь, я вдену их тебе в ушки?
– Тетя Поля заругает.
– Не заругает. Сережки тебе оставила бабушка.
– А где она? – спросила Натка, не отрывая зачарованного взгляда от сережек.
– Бабушка, к сожалению, уже умерла, но, когда еще была жива, эти сережки просила непременно тебе передать, если мы вдруг с тобой встретимся. Давай я тебе их вдену.
Девочка, напряженно улыбаясь, подставила свое сильно порозовевшее ушко. Марина вытащила из него легонькую гигиеническую сережку и вдела красный камешек. Потом вставила новую серьгу и в другое ушко Натки.
– Не тяжелые? – спросила Марина.
– Нет... – еле выдохнула девочка, боясь пошевелиться.
Марина оглядела комнату, нашла зеркало, висящее на стене у дверей, подвела к нему Натку и сказала:
– Погляди, как красиво! Тебе нравится?
Девочка кивнула со счастливым лицом. Тут к ней приблизился отец Дмитрий с шоколадом и спросил:
– Может быть, шоколадку все же возьмешь?
Натка протянула руку к яркой плитке и в свою очередь спросила:
– Тоже от бабушки?
Отец Дмитрий рассмеялся:
– Нет, это от нас с Мариной Евгеньевной.
Девочка наконец широко улыбнулась. Отец Дмитрий взял ее на руки и сказал:
– Ну а теперь, Натка, рассказывай, как живешь.
– Хорошо живу, – еле слышно пробормотала девочка.
Дмитрий сел на диван, посадил ее к себе на колени и спросил:
– Подружки-то у тебя есть?
– Нет.
– А почему?
– Не знаю...
– Ну а с братьями дружишь?
– С Петькой-Колькой-Витькой? – скороговоркой уточнила Натка.
– С ними самыми!
– Нет. Они больно щиплются и дразнятся.
– И как же они дразнятся?
– Они дразнятся Мишкиной девкой... и приблудком...
Отец Дмитрий вскинул вмиг потемневшие глаза на Марину. Она сочувственно покивала.
– Ну а где сейчас эти братцы, которые дразнятся? – опять спросил девочку Дмитрий.
– Так в школе же, – ответила Наташа, и взрослому человеку осталось только сказать:
– Ах да... – и выдавить из себя очередной вопрос: – А ты в школу хочешь?
– Нет, – все так же односложно ответила девочка.
Отец Дмитрий догадывался, что может ответить Натка, но все же спросил:
– Почему?
И Наташа дала тот ответ, которого он и ожидал:
– Там Петька-Колька-Витька...
– Ну, как вы тут? – раздался голос зашедшей в комнату Полины. – Слышу, все ж таки разговорились... – Она увидела зажатый у девочки в руках шоколад и спросила ее: – Ты хоть гостей-то поблагодарила за гостинец?
Натка быстро кивнула, а Марина поспешила добавить:
– Мы ей серьги привезли от бабушки. Вдели уже...
Полина, сощурившись, оглядела Наткины ушки и спросила:
– Никак золотые?
– Золотые, – согласилась Марина.
– Так куда они ей сейчас? Только уши оттягивать!
– Ничего... пусть немножко походит. Устанет – снимите. Только уж уговор: серьги эти Наташины. Даже если ей сейчас тяжело будет носить их долго, пусть лежат для нее, пока не вырастет.
– Само собой, – ответила Полина, но Марина поняла, что она их снимет с девочки, как только они с отцом Дмитрием уйдут, и, скорее всего, никогда ей не отдаст.
* * *
Из дома сестры Антонины Голубевой Марина с отцом Дмитрием вышли в самом дурном расположении духа.
– Нельзя оставлять Полине драгоценности, – сказал Дмитрий. – Они с мужем их непременно продадут, а деньги пойдут на хозяйство да на Петьку-Кольку-Витьку.
– Да-а-а... – протянула Марина. – Хорошо, если «Мишкиной девке» перепадут хоть жалкие крохи.
– Крохи-то, конечно, перепадут. Они же не морят девчушку голодом, и одета она во все чистое.
– Но не любят.
– Не любят. Но понять их можно. У них своих трое, а тут лишний рот навязали...
– И что же нам делать с украшениями, отец Дмитрий? – спросила Марина в отчаянии. – Я ни за что не повезу их обратно!
– Я поговорю с отцом Николаем. Может быть, частично их сможет принять церковь, как приняла серебряную утварь, а другую часть – сохранить до совершеннолетия Наташи.
