Мы с Якобеком стояли у распахнутой задней двери фургона, пока Мэри Мэй, Эдди и Дэвис рылись в горе изящно упакованных коробок и пакетов. Мэри Мэй прижимала руки к сердцу и вскрикивала. Эдди издавала восхищенные возгласы, не замечая, что Дэвис погружается во все более мрачное молчание.
— Это плохо, — прошептала я. Якобек кивнул.
— Всегда плохо, когда мужчина понимает, что ему потребуется собрать зарплату за год, чтобы подарить жене золотой чайник для заварки, который тетка прислала ей ради смеха.
— Посмотри, что прислала мне тетя Реджина! — радостно воскликнула Эдди, подходя к двери и демонстрируя сверкающий золотой чайник. — Это просто… — Она посмотрела на Дэвиса, запнулась, но тут же продолжила: — Это просто бахвальство. Я люблю тетю Реджину, но эта вещь абсолютно бессмысленна.
Дэвис задумчиво смотрел на жену.
— Мы можем сделать для него полочку в гостиной, чтобы все видели, какие у нас богатые родственники.
— Этот чайник совершенно ужасен, — настаивала на своем Эдди, изо всех сил стараясь выглядеть искренней. — Большая часть всего этого отправится обратно, ты понимаешь? Мама может сложить это на складе, отдать на благотворительные цели… Пусть поступает, как ей будет угодно. Некоторые из этих подарков можно считать государственными, так что…
— Нет, дорогая, это все твое, и ты не должна чувствовать себя неловко.
— Это наше, Дэвис! Не мое, а наше!
Мой сын покачал головой — им овладела упрямая гордость. Щеки Эдди залил румянец. Я подалась к Якобеку и прошептала:
— Мы должны чтото сделать.
— Закройте фургон! — крикнул он Эдди, и все удивленно посмотрели на него. — Загоните его в гараж. Отправьте благодарственные письма, а позже решите, что со всем этим делать.
Эдди просияла.
— Замечательная идея, Ники! Очень практично. Дэвис пожал плечами:
— Точно. Мне необходимо все это обдумать, свыкнуться, так сказать, с идеей.
— Дорогой, я все понимаю… — попыталась успокоить его Эдди.
Он подхватил ее на руки.
— Если хочешь, оставь себе этот чайник. Мы раздобудем для него настоящую сосновую полку.
Эдди рассмеялась. Они с Дэвисом поцеловались. Мы с Якобеком переглянулись с мрачным облегчением.
— Чертова Эдвина, — проворчала я.
К сожалению, испытания на этом не кончились — у Эдвины нашлись союзники.
Во второй половине прохладного солнечного октябрьского дня мы с Якобеком вернулись из Амбаров и обнаружили на заднем дворе японских джентльменов, выгружающих ящики из грузовика. Мэри Мэй и Дедуля смотрели на них во все глаза.
— Они привезли подарки от императора Японии, — прошептала Мэри Мэй. — Люсиль все проверила. Но я не знаю…
— Чертовы японские проныры! Я всегда говорил, что они настоящие убийцы, — заявил Дедуля, и Мэри Мэй пришлось увести его в дом, чтобы пятьдесят лет успешной азиатскоамериканской дипломатии не превратились в пыль изза воспоминаний старого солдата.
Предводитель японского контингента низко поклонился Якобеку и мне. Не слишком хорошо зная протокол, я последовала примеру Якобека и поклонилась в ответ.
— Позвольте мне сходить за сыном и его женой…
— О нет, мэм, — мужчина говорил на превосходном английском. — Это подарки для вас, миссис Тэкери. Вы мать жениха, которой все восхищаются. Император много читал о вас. Он и его жена будут вам очень признательны, если вы примете этот символ их уважения.
Японец открыл коробку, я заглянула внутрь и увидела аквариум с двумя яркожелтыми рыбками кои. Я достаточно знала о них, чтобы сразу распознать чемпионов породы.
— Они прекрасны, но я не могу…
— Пожалуйста, выпустите рыбок в пруд, миссис Тэкери. Их нельзя слишком долго держать в контейнерах. Это вредно для них.
— Прими рыб, — прошептал мне Якобек.
— Я невероятно вам благодарна, — неловко промямлила я и поклонилась. — Но, боюсь, мне не удастся обеспечить им должную безопасность. Я теряю примерно пять рыбок в год.
— Теряете? — японец нахмурился.
Я нагнулась к нему, словно рыбы могли нас подслушать.
— Их вылавливают голодные еноты.
— О! — японец просиял. — Миссис Тэкери, мои люди и я можем построить отличную ограду против енотов. — Он помолчал. — Но позвольте спросить, что такое енот?
Мы с Якобеком стояли в гостевой ванной комнате на первом этаже в крошечном пространстве, где помещались сияющий белизной комод, сверкающая благодаря еженедельным усилиям моей экономки белая фаянсовая раковина и старинные изображения яблок на обоях цвета зеленого яблока. А теперь на комоде стояла маленькая керамическая статуэтка обезьяны в широкополой шляпе и пальто. Мне прислала ее Эдвина. «Подарок одной матери другой, — гласила приложенная записка. — Наслаждайтесь!»
— Она прислала мне уродливую обезьяну, одетую как Хамфри Богарт в конце фильма «Касабланка», — заявила я. — Что это, потвоему, должно означать?
Якобек еле удержался от улыбки и серьезно ответил:
— Думаю, это статуэтка работы ее любимого африканского скульптора. Вероятно, стоит кучу денег.
Я спокойно посмотрела на него.
— А помоему, это художественный эквивалент неприличного жеста. Эдвина своим подарком дает мне понять, что ее мир полон сокровищ. Она словно говорит моему сыну и своей дочери: «Посмотрите, чтб вы можете иметь, если всего лишь выйдете за ограду». Или того хуже: «Посмотри, Эдди, что ты можешь иметь, если бросишь своего мужа».
Якобек, прищурившись, посмотрел на меня.
— Так что же предпримет Хаш Макгиллен Тэкери, чтобы сравнять счет?
Пока не знаю, но я умею распознать вызов.
— Это уже чересчур! — крикнул Дэвис, перекрывая рев десяти двухтонных грузовиков, полных яблок.
Эдди прижала руки к горлу. В рубашке от Гуччи и комбинезоне для беременных, который был ей широк, она выглядела очень юной и уязвимой.
— Хаш, вы не должны посылать такой экстравагантный подарок моим родителям! Моя мать просто пытается спровоцировать вас!
«Что ж, ей это удалось», — подумала я, вставая на нога на горе яблок в кузове. Я осмотрела склад и увидела, что Якобек направляет ленту конвейера к следующему грузовику.
— Эти яблоки не просто подарок, — ответила я Эдди. — Они посланники. Они напомнят твоей матери, что ты плод ее чрева. А теперь позволь мне задать тебе вопрос: ты готова ехать вместе с яблоками?
Эдди удивленно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Якобека.
— Признавайся, это ты сговорился с Хаш подстроить все таким образом, чтобы я поехала навестить маму?
— Я ни с кем не сговаривался, — ответил Якобек, и на его лице не дрогнул ни один мускул.
Эдди повернулась к Дэвису:
