— Я ни с кем не сговаривался, — ответил Якобек, и на его лице не дрогнул ни один мускул.
Эдди повернулась к Дэвису:
— Что ты об этом думаешь? Ехать мне к ней? Или это будет выглядеть так, словно я свалилась ей на голову и жажду ее одобрения?
— Думаю, она решит, что ты захотела узнать у нее рецепт яблочного кобблера. — Дэвис усмехнулся и взял ее за руку. — Давай навестим твою мать. Она уже продемонстрировала свое одобрение всеми этим подарками.
— О, Дэвис, ты прав!
— Значит, мы едем.
Они потерлись носами и крепко обнялись.
Я сползла с грузовика и театрально осклабилась, когда Якобек протянул мне бандану, чтобы вытереть глаза.
— Они живут в блаженном тумане романтических идеалов, — пробормотала я.
Он аккуратно сложил мокрую от моих слез бандану и сунул в карман своей рубашки.
— Я рад за них, — сказал он.
Целый день караван грузовиков с яблоками «Фермы Хаш» был главной национальной новостью, пока мы медленно двигались с гор Северной Джорджии к мягким прибрежным холмам Каролины и Виргинии. Мэри Мэй оставила себе несколько яблок для Интернетаукциона. Охотники за сувенирами уже и так украли наш почтовый ящик в Долине и красивые указатели, помогающие водителям добраться до фермы от автотрассы. Наши яблоки тоже могли стать экземпляром коллекции.
Наконец мы оказались в Вашингтоне, округ Колумбия. Когда секретная служба проверила груз и позволила нам проехать, караван остановился на дороге, ведущей вверх к Белому дому. Якобек выпрыгнул из кабины первого грузовика и прислонился к ней. Я сидела на горе яблок в кузове первого грузовика, стараясь не дрожать от холода. Теплая куртка и синие лыжные штаны меня не спасали.
Эдвина в окружении своих помощниц вышла на улицу, чтобы поприветствовать нас. Штатный президентский фотограф все время щелкал камерой. Эдвина улыбнулась мне.
— Вы прямо Джон Яблочное Семечко!
В эту минуту из кабины второго грузовика на землю спрыгнули Дэвис и Эдди.
— Мама, — негромко произнесла Эдди и заплакала.
Эдвина оставила меня и пошла к дочери, а я села обратно на мои яблоки и посмотрела на Якобека. Он стоял внизу и смотрел на меня с таким выражением, что мне сразу стало жарко. Он показал мне большой палец. Я кивнула.
Я обыграла Эдвину! Я победила ее изящно, стильно и остроумно. Потому что я привезла ей самый лучший подарок из всех возможных.
Ее дочь.
— Наша работа здесь закончена, — сказал Якобек. — Еще вина?
— Обязательно.
Он налил рубиновое мерло в мой полупустой бокал, потом долил себе. Мы чокнулись над тарелками с отбивными и приготовленным на гриле лососем. Мы пили за благополучную доставку Эдди к ее матери. Удивительная панорама ночного Вашингтона и реки Потомак простиралась за окнами нашего гостиничного номера. Вернее, моего гостиничного номера.
Разумеется, Эдвина настаивала, чтобы мы остановились в Белом доме, но я бы ни за что на свете не согласилась ночевать под ее крышей. Ал был в Китае, так что я могла не бояться обидеть его своим отказом. Поэтому я без обиняков заявила Эдвине, что предпочитаю держаться в стороне. Она заслужила право побыть наедине со своей дочерью и моим сыном. Я сделала особенное ударение на словах «мой сын», желая предупредить ее, чтобы она хорошо с ним обращалась. Впрочем, должна отдать ей должное, я почти не сомневалась, что все пройдет благополучно. Сумев коекак восстановить душевное равновесие после внезапного возвращения Эдди, Эдвина явно радовалась знакомству с Дэвисом.
— Вашему сыну ничего не грозит в моем присутствии, — парировала она.
— Перестаньте хмуриться, иначе вам придется повторить курс инъекций ботокса.
Крупица информации от Якобека. Эдвина не осмелилась спросить, откуда мне об этом известно, только повернулась к Якобеку и мрачно посмотрела на него. Он делал вид, что изучает гору Вашингтон.
В общем, день оказался удачным.
Но потом в холле отеля какието люди узнали меня и стали просить автограф. Никогда в жизни никто не просил у меня автограф, я не дала его и теперь. Хуже было то, что узнали и Якобека. За те десять минут, что мы провели в ожидании у стойки портье, несколько человек со страхом смотрели на него. Я видела на его лице выражение спокойной решимости и циничную усмешку: он сознавал, что на него смотрят, как на сторожевую собаку, которую не следует выпускать на улицу без поводка и намордника. Поэтому я изобразила, что меня невероятно нервируют просьбы дать автограф, и спросила Якобека, не возражает ли он против ужина в моем номере. Он сразу же понял, что я старалась ради него.
— Если ты полагаешь, что я проявлю себя настоящим стоиком и откажусь от приглашения, ты ошибаешься.
Во всяком случае, мы оба понимали, во что ввязываемся.
— Как самочувствие? — поинтересовался Якобек, когда мы покончили с едой. Атмосфера в комнате вдруг стала очень напряженной.
Я положила салфетку на стол.
— Отличное.
— Мы впервые ужинаем вдвоем…
— Это прекрасно, но я почемуто нервничаю.
— Ты чересчур все усложняешь. Лично я люблю простоту. — Он едва заметно улыбнулся и указал на пустую тарелку. — Когда я голоден, то так и говорю. — Он произнес эти слова так, что я занервничала еще сильнее. — Когда я смотрю на тебя, я умираю с голода.
В эту минуту я вдруг почувствовала, что принадлежу ему. Якобек подстерег меня там, где я жила, дышала, где мне не приходилось думать. Я словно услышала шепот Большой Леди: «Он — твое счастье, и ты его заслужило».
— Джейкоб!.. — простонала я.
Он привстал в кресле, я поднялась ему навстречу…
И тут в дверь постучали.
На пороге стояли Эдди и Дэвис. Эдди явно только что плакала. Дэвис выглядел рассерженным. За ними маячили Люсиль и ее агенты. Они устало кивнули нам. — Я достаточно погостила у матери, спасибо, — заявила Эдди. — Теперь мы можем ехать домой.
Понадобилось около трех часов задушевных разговоров, чтобы с языка Эдвины сорвалась маленькая бомба. Сначала она была очень осторожной и задавала самые простые вопросы, как любая мать. Соблюдает ли Эдди диету, как она спит, хорошо ли себя чувствует и понравился ли ей гинеколог, которого она посещает в Атланте? Между прочим, этого доктора Эдди рекомендовала я — врач была моей подругой.
«Да, все в порядке, — отвечала Эдди. — Я хорошо питаюсь, отлично сплю, замечательно себя чувствую».
И тут Эдвина потеряла бдительность и сказала:
— Я знаю, что твой гинеколог — садоводлюбитель. Именно так она познакомилась с Хаш. Это было в то время, когда Хаш руководила мастерской Общества садоводов штата…
При этих словах Эдди застыла.
— Откуда тебе это известно, мама, если вы с Хаш почти не разговаривали?
