Хоббит, похватал свои вещи с нижних нар напротив Шилова, и закинул шмотки наверх, а те, что там лежали до этого, сбросил на пол, туда, где сегодня ночевал Молотов. Хозяин вещей с верхних нар не сказал ни слова и спокойно расстелил себе на полу одеяло. Роман сидел абсолютно офигевший и ничего не понимал.
— Рома, Рома. Какой ты к черту Рома? Молот, он и в СИЗО — Молот. Да тебе же отмазаться ничего не стоит, а ты какого хрена тут сидишь? Таких, как ты не сажают!
— Почему? Ходорковский же сидел! — подметил Роман.
— Ты дурак что ли? — изумлялся Шило, — Ты что думаешь, тебя невеста ждать будет, или твои миллионы тебя дождутся?
— Нет. Не думаю. Да и не в деньгах счастье. Я был счастлив лишь однажды, и тогда у меня из доходов одна стипендия была.
— Странный ты. Ладно, отдыхай. Вопросов больше не имею. Но только одно имей в виду, главный здесь все равно я. Такие у нас законы.
— Я знаю. Ни на что не претендую. За нары спасибо.
На удивление своих сокамерников, Молот продолжал вести себя тихо и спокойно, не «быкуя» и не «понтуясь». Хотя и мог бы вообразить себя царем и богом. Но при этом, наверняка, кто-нибудь, да проучил бы его, за неподчинение общим законам. Роман все хорошо понимал. Его приняли, дали место, его «уважают», и он «охраняется» Шилом, — этого более, чем достаточно, о большем в этих условиях он и мечтать не мог.
— Рома, я серьезно, я же переживаю, — говорила Рита, не понимая его шуток.
— Все нормально. Правда. Мне дали полку на нижних нарах, никто не залупляется, все дышат в мою сторону ровно.
— У меня такое ощущение, что ты уже смирился. Неужели ты не хочешь выйти? — удивлялась его спокойствию Рита.
— Марго, я — реалист, я прекрасно понимаю, что кто-то очень грамотно меня подставил, а значит, я сяду. А, знаешь, я, наверное, это заслужил. Я слишком увлекся властью и деньгами.
— Молотов, это ты говоришь? Я тебя не узнаю! — покачала головой Рита.
— А ты скажешь, что это не так? Да, я не убивал Жанну, но это не значит, что мне не за что сидеть. Знаешь, сегодня мне снился Леший. Снилось, как я убил его. Я проснулся и не мог поверить в то, что оказался когда-то на это способен. Не верилось, что это сделал я. Я сам себя немного боюсь… Я столько времени ни с кем не считался, отталкивался лишь от своих желаний, и мне было все равно, чего хотят другие. И знаешь, чего я боюсь? Что когда я выйду, все вернется на круги своя. Я боюсь себя. Сейчас я смотрю на себя как бы со стороны, и ужасаюсь своему эгоизму и безнаказанности. Но это пока я здесь, без власти и без денег. А там, на свободе, рядом окажутся те же люди, что привыкли бояться и исполнять любые мои прихоти. И я опять продолжу пользоваться этим не задумываясь, без зазрения совести, понимаешь?
— Кажется, да… На свободе у тебя иной статус, и он обязывает тебя вести себя сволочно, что ты и делаешь, так?
— Видимо…, или я на самом деле такая сволочь? Ничерта не понимаю.
— Ром, я смотрю, тебя в философию потянуло. В таком случае, ты пока сиди и размышляй, а я сделаю все, чтобы поскорее вытащить тебя отсюда.
— Даже если я останусь той же сволочью? — задал каверзный вопрос Роман.
— Да. И я, и ты — мы оба — знаем, что занимая то место, которое занимаешь ты, нельзя оставаться белым и пушистым, там выживет только сволочь. Ну, или хотя бы, решительный и жесткий человек.
— В том-то и дело. А надо ли мне на то место?
— У-у, Молотов, я смотрю у тебя совсем крышу повело, — всплеснула руками Рита, — Нельзя терять то, что ты получил своим трудом и кровью. Что, хочешь сказать, все было зря? Мне ясно одно: тебя надо поскорее отсюда забирать, — решительно добавила она.
— Только под твою ответственность, — продолжал шутить Молотов.
— Естественно, — улыбнулась Рита.
Девушка вышла из СИЗО с какими-то странными чувствами. Она не могла поверить, что разговаривала с тем самым человеком, который не поведя бровью, подчинил ее своей власти, который считал всех размышляющих над смыслом жизни жалкими неудачниками, который никогда ни в чем не сомневался ни секунды, а просто брал и действовал. Рита представляла, как он станет рвать и метать, обвинять всех и проклинать все, а он спокойно сидит и ждет решения своей участи. Такой Молотов не укладывался в ее голове, ну никак!
Спустя пару дней, Рита вновь общалась с Мейерхольдом, и тот зачитывал девушки некоторые несостыковки в деле.
— А это что и есть Жанна? — спросила Рита, увидев фотографии убитой.
— Ну, да, — ответил адвокат, перелистнув страницу.
— Подождите, дайте я еще гляну, — зачем-то попросила Рита.
— Это не лучшее зрелище.
— Пожалуйста, — настаивала Маргарита, и адвокат выполнил ее просьбу.
Рита внимательно рассматривала фото трупа и о чем-то задумалась.
— Кажется, я ее где-то видела, но не могу вспомнить, где.
— Ну, возможно в офисе у Романа Валентиновича, в деле говорится о том, что она работала у него секретарем.
— Нет, только не в офисе, я в его офисе ни разу не была, и до последних событий даже адреса не знала. Просто лицо знакомое.
— Да, какая разница, — отмахнулся Всеволод, — Мало ли. Она раньше в Питере жила, может быть, в одном дворе встречались, в магазине, в клубе. А может быть, она просто на кого-то похожа. Люди после смерти вообще выглядят несколько иначе, чем при жизни.
— Вы правы, — согласилась Рита, а сама так и пыталась вспомнить, где же она видела это лицо?
Начался февраль. Молотов уже больше трех недель сидел в СИЗО и хотя дело казалось ясным, его никак не передавали в суд.
Рита в очередной раз пришла к Роману на свидание. Но в ту секунду, когда ввели Молотова, Рита просто оторопела. Он сидел перед ней в рваной рубашке, с разбитой губой и ободранным носом.
— Рома, что это? Что случилось? Тебя сокамерники избили? — переполошилась она.
— Нет. Охранники. Да, это так, ерунда, — отмахнулся Молотов.
— За что?
— Да не за что. Всех били и мне прилетело.
— Что значит, всех били, как так? — продолжала изумляться Рита.
— Вот прилипла! У нас в камере хмырь сидел один, он падчерицу изнасиловал. Его и порешали. Мне Шило с вечера сказал, что ночью движуха будет, а мое дело лежать тихонько и не вмешиваться. Но когда охрана пришла всем досталось. Так что, не обращай внимания.
— Очень хорошо. Как я могу не обращать внимания?!
— Как, как? Легко и просто. Зато, пока меня лупасили, я вспомнил одну важную деталь! Когда я вышел из подъезда Жанны, она выглядывала в окно. И не просто выглядывала, она его открыла и орала мне вслед, что я козел, неблагодарная тварь и что из-за меня у нее не будет детей. Я оглянулся, крикнул ей: «Да пошла ты!». И уперся в пенсионерку с собачкой. Она так осуждающе на меня посмотрела, но ничего не сказала и поскорее пошагала к подъезду, собачушку свою на руки прихватив. Я не знаю, живет она там или шла к кому, но она моя единственная надежда. Только она может подтвердить, что когда я вышел из подъезда, Жанна оставалась жива.
— Что ж ты раньше-то молчал?!
— Я же говорю — забыл. И не дай мне по башке, может и не вспомнил бы. Скажи обязательно Мейерхольду, пускай он там пошерстит, поищет эту бабулю, — попросил Роман.
— Какая у нее хоть собачка-то была?
— Пекинес. И поводок красный, точно помню.
— Будем искать. Даже если ее там и не было, мы ее найдем, — уверила Романа Рита.
— Она была. Ты мне не веришь?
— Верю, это я так сказала, что мы все сделаем, но бабулю эту отыщем, — пояснила свою реплику Маргарита.
— Спасибо.
— Не за что. Ты держишь, скоро вернешься домой, — говорила Рита, поскольку сама в это безоговорочно верила.
Вернувшись после свидания с Молотовым домой, девушка приняла душ, выпила свежевыжатый апельсиново-морковный сок и прилегла на диван. Рита смотрела в потолок и продолжала думать о Жанне. «Мало ли, где вы могли ее видеть. Она раньше в Питере жила, может быть в одном дворе встречались, в магазине, в клубе» — всплыли в голове слова Всеволода и тут Риту словно пробило током, отчего она соскочила с дивана.
