настолько будоражит мою нервную систему, что я почти два часа не могу уснуть, терзаясь догадками и сомнениями. На следующий день я с трудом дожидаюсь окончания пар и, наспех перекусив, отправляюсь к Елене. Наше с ней дополнительное занятие начинается только через полчаса, но томиться в неизвестности больше нет сил.
– Елена Алексеевна, можно? – постучав, заглядываю в аудиторию.
Девушка оборачивается, и ее слегка недоуменный взгляд фокусируется на мне:
– Эм… Да, Егор, конечно. Только вы рановато, я еще хотела спуститься в столовую пообедать.
– Я много времени не отниму, – шагаю внутрь и плотно прикрываю за собой дверь. – Мне нужно поговорить с вами. Это важно.
– Ну хорошо, – растерянно отзывается она и тут же добавляет. – Какие-то сложности с домашним заданием?
– Нет, с домашкой все в порядке. Я по личному вопросу, – приблизившись, останавливаюсь напротив.
Ее красивые серые глаза бегают по мне в поисках ответов и, кажется, находят, потому что постепенно выражение ее лица из непонимающего превращается смущенно-взволнованное.
– Егор, мы же уже все обсудили…
Пальцы девушки в смятении перебирают ткань юбки, а опущенные ресницы трепещут.
– Как оказалось, не все, – делаю еще один крошечный шаг вперед, вторгаясь в личное пространство Елены, и она, к счастью, не отступает. – Скажи честно, тебя тянет ко мне?
Резко перехожу на «ты», но в разговорах на тему чувств «выканье» неуместно.
– Егор, это неправильно и…
– Я знаю, что неправильно, – не даю ей договорить. – Просто ответь: да или нет?
Она по-прежнему глядит в пол, и я позволяю себе неслыханную дерзость: цепляю пальцем ее подбородок и, аккуратно приподняв его, вынуждаю Елену посмотреть прямо на меня.
На щеках девушки горит пунцовый румянец, а из приоткрытого рта вырывается учащенное дыхание. Сама она молчит, но ее тело говорит о переполняющих ее эмоциях красноречивее любых слов.
И тогда, отринув стеснение и страхи, я решаюсь сокрушить бетонную стену между нами.
Обхватываю Елену за талию и, повинуясь какому-то дикому животному порыву, притягиваю ее к себе. Мой рот находит ее губы без особых усилий, интуитивно и тут же присасывается к ним. Мы сливаемся воедино, и я чувствую, как мой рассудок медленно плавится под воздействием новых ощущений и дурманящих запахов.
Поначалу Елена упирается руками мне в грудь, силясь оттолкнуть, отодвинуться, защититься от моего внезапного напора… Но потом как-то постепенно стихает, перестает протестно мычать мне в рот и расслабляется, обмякнув в моих руках, словно растаявшее мороженое.
Это ее немое повиновение становится для меня очередным сигналом к действию, и я еще сильнее вжимаюсь своим животом в ее ребра. Еще яростней слизываю языком вкус ее губ. Осторожности и деликатности больше нет места: хочется отчаянно терзать друг друга ласками, быть громче, нетерпеливее, быстрее… Хочется расщепиться на атомы в моменте и остаться в нем навсегда.
Стелла
– Ну вот и славненько, – довольно подытоживает наш долгий разговор Виталина Андреевна. – Значит, фотографа сразу после экзаменов пригласим.
– Да, думаю, так лучше, – киваю я. – После сдачи настроение у всех будет праздничное.
– Согласна. И еще кое-что, Стелла, – кураторша ныряет взглядом в свои записи, а потом фокусирует его на мне. – Ты до сих пор не сдала деньги на выпускной. Все в порядке? Или стоит позвонить твоим родителям?
– Ой, вот дырявая голова, – качаю головой, разыгрывая смущение. – Все время забываю у них попросить. Извините, Виталина Андреевна, на следующей неделе сдам.
– Хорошо. А то уж я подумала… Может, сложности какие.
– Нет, все нормально, – отмахиваюсь я, натягивая улыбку. – Сложности у меня только с памятью.
– Бывает, – с пониманием отзывается она. – Стелла, я могу тебя попросить занести вот эти документы Елене Алексеевне Грачевой? Давно ей обещала передать, да никак не пересечемся.
– Без проблем. Занесу, – принимаю из ее рук папку с бумагами.
– Спасибо. Она сейчас в двести четвертой должна быть.
Прощаюсь с преподавательницей и, повернувшись к ней спиной, наконец расслабляю уголки губ. В фальшивой беззаботной улыбке больше нет нужды. Надо усиленно думать о том, где раздобыть средства на выпускной. Второй раз прикрыться девичьей памятью не получится.
Разумеется, я уже неоднократно заикалась маме о том, что мне нужны деньги, но, кроме пустых обещаний, ничего не добилась. И, кажется, уже не добьюсь – на днях Игорь приобрел плазменный телек в кредит, поэтому с наличкой сейчас как никогда туго.
Спускаюсь по лестнице и заворачиваю в коридор, направляясь к нужной аудитории. Вокруг ни души, потому что перемена уже давно закончилась. Коротко стучу в дверь и, не дождавшись ответа, открываю ее, а дальше…
Дальше мои глаза превращаются в шары, а рот изумленно распахивается.
Прямо у преподавательского стола, тесно прижавшись друг к другу, замерли двое – Елена Алексеевна и Егор Янковский. Мой бывший парень, который стал таковым от силы дня три назад. Заметив постороннего, они, естественно, шарахаются в разные стороны, но у меня все равно нет никаких сомнений, чем именно они занимались.
Нет, вы только подумайте: преподавательница и студент! Где вообще такое видано?! А ему ведь даже восемнадцати нет! Вот вам и правильная Елена в монашеских юбках и с вечными тирадами о добром и вечном! Столь вопиющего лицемерия я еще никогда не встречала!
Разумеется, я знала, что Егор давно пускает слюни на русичку, но думала, этим все и ограничивается. Это ведь только кажется, что легко завести роман с преподавательнице, а на деле подобное безумство связано с кучей препон и колоссальным общественным порицанием.
Интересно, как отреагирует наш директор, если я расскажу ему о занимательной сцене страсти, невольным свидетелем которой стала? Думаю, совсем не обрадуется.
Шагнув назад, я с силой захлопываю дверь и, подавляя клокочущую внутри злость, устремляюсь прочь. Вы бы знали, как грызла меня совесть за то, что я, как мне казалось, по-свински обошлась с Янковским! Бросила его без объяснений и стала встречаться с другим. Согласитесь, некрасиво вышло?
Но, похоже, я зря терзалась и изводила себя самобичеванием. Егор, как видно, не слишком-то и грустил по поводу расставания – нашел утешение в объятиях Елены сразу после разрыва со мной. А может, даже и не после… Не удивлюсь, если их интрижка началась еще во время наших так называемых отношений.
Умом понимаю, что детская обида, бушующая во мне, – лишь следствие уязвленного женского самолюбия. Ведь я сама добровольно отказалась от Янковского, поэтому злиться из-за того, что он не горюет по мне должным образом, как минимум, нелогично.
Но логика логикой, а токсичные мысли контролю не поддаются. Поэтому желчное «Как он мог?» все равно ядовито пульсирует в мозгу, отравляя душу разочарованием.
Вот черт! А мне казалось, я хорошо
