и долго тру кожу полотенцем, до красноты.
Все равно добьюсь! Как только развод получу, смогу действовать так, как хочется. А пока нельзя Аленку тянуть в отношения, даже если мой брак – всего лишь игра.
- Ну ты и дошел, Ястребовский, - фыркает Юлия, которая, видимо, специально меня ждала в гостиной.
- Только не ври, что ревнуешь.
- Не собираюсь. Парень, ты конечно, неплохой, но… Меня Тимур нашел.
Даже кашляю от неожиданности.
- Что?
- Я в торговом центре была. Сегодня. Ну знаешь, всякие там распашонки-чепчики. Как-то потеряла бдительность. Разворачиваюсь, а вместо консультанта – он, - Юлия морщится.
Но я вижу в ее глазах боль. И панику.
- Почему охрану не взяла?
- Взяла. Этот идиот в туалете зависал. Не важно. В общем… Папочка мог бы мною гордиться. Отшила в лучшем виде. Сказала, что от его запаха тошнит, - хихикнула невесело. – Видел бы ты эту рожу.
Да уж, представляю. Такой удар по самолюбию.
- Чего он хотел?
Юлия жмет плечами.
- Сама не знаю. Но выглядит неважно… Или мне кажется. В любом случае, я боюсь, что Тимур может догадываться. Он втирал про то, что тебя только деньги интересуют. Сам налево ходишь, а мне мозги пудришь.
Черт. Тимурка наверняка успел заметить, что с Аленой я провожу достаточно времени.
- А ты?
- А я посоветовала не судить по себе. Тут и охранник пришел, заставил уйти. Да плевать. Мне нужно уезжать срочно. Билеты я уже заказала, с отцом сама поговорю. Так что приготовься выдержать моральный прессинг. Возможно, папа заявится лично.
И Юлия скрывается в своей комнате.
- Черт, - шиплю, с силой потирая лицо.
Только Оболенского для полного счастья не хватало.
***
В приемном покое светло и тихо. По коридору то и дело прогуливаются будущие мамочки и их сопровождающие. Одни на выписку, другие с вещами… Я жду Ульяну.
Слава богу, хоть в этом вопросе все наладилось. Ей установили пессарий, с дочкой все хорошо. Поверить невозможно, что через четыре недели беременность будет считаться доношенной. И тем более, что нижний порог – тридцать две недели – Ульяна благополучно прошла.
Мобильник вибрирует.
Спорить готова – это Демьян. У него теперь новый номер, который сто процентов конфиденциальный. Открываю сообщение и улыбаюсь. Опять прислал смешную картинку. Он последнее время часто так делает. В прошлом, я бы возмутилась – запрещая такую фривольность, а сейчас…
Ох, кажется, я снова превращаюсь в Алену. Но не могу себе в этом отказать.
Все эти пустяки, вроде картинок или вкусностей, которые Демьян тащил к чаю всякий раз, как приходил в гости – это так мило.
Хочется улыбаться, а в груди разливается тепло. Я опять чувствую себя юной и беззаботной.
- Елена Николаевна, здравствуйте, - звучит над головой.
Вздрагиваю, выныривая из приятных размышлений.
- Здравствуйте! – вскакиваю на ноги. – Что-то случилось?
Передо мной врач Ульяны. И я до начинаю нервничать, когда он смотрит так внимательно и цепко.
- Разве что выписка, - жмет плечами. – Я здесь чтобы дать несколько рекомендаций. Состояние пациентки стабилизировалось, но я настоятельно рекомендую полный покой. Как физический, так и моральный. Никаких волнений, долгих прогулок и тем более уборок, стояния у плиты тоже, - произносит с нажимом.
Киваю, словно болванчик. Будет выполнено. Сегодня же найму для Ульяны помощницу.
- Так же ей прописан курс некоторых препаратов. Принимать строго по расписанию. На этом все.
И, попрощавшись, доктор уходит.
А я оседаю на кресло. Ох, прямо в пот бросило. Нельзя так реагировать, иначе нервов никаких не хватит.
Но страх за малышку не дает мыслить здраво. Мне кажется, что я делаю недостаточно. Что можно еще лучше… Паранойя развилась незаметно и стремительно. Не могу потерять этого ребенка. Пусть не я вынашиваю, но… Ох, Наденька – моя дочь.
Мобильный снова вибрирует.
Не хочу поднимать, но взглянув на экран – тяжело вздыхаю.
Оболенский… А ему что надо?
- Здравствуйте, Георгий Георгиевич, - здороваюсь максимально сухо.
- И вам не хворать, Алена Николаевна…
Вздрагиваю, понимая, что Оболенский нарочно назвал меня моим прошлым именем.
- … жду вас в ресторане, - называет адрес, - через час. Есть разговор.
И отключается.
Вот же черт!
Сердце барабанит о ребра так, что перед глазами темнеет. Вдох-выдох. Я не должна нервничать. Непонятно, чего хочет Оболенский, но сделать он ничего не сможет. Надеюсь.
Мучительно размышляю, а не позвонить ли Демьяну. Может, он что-то знает? Хотя обычно звонит сам, если какие-то новости.
Но в итоге отметаю эту идею в сторону. Нет. Не стану его впутывать, пока не узнаю, чего хочет Оболенский.
Оглядываюсь и замечаю Ульяну. Она уже в холле. Идет ко мне, на губах легкая улыбка. Я тоже пробую улыбнуться. И даже выходит правдоподобно – женщина, кажется, не замечает моего состояния.
- Уф, эти больницы, даже самые хорошие – такое испытание, - замечает беззлобно. – Домой?
- Да, конечно. С врачом я говорила, он рекомендовал полный покой. Сегодня скину список с анкетами помощниц. Будут готовить.
Ульяна не слишком довольна – чувствую. Кухарить она любит, по части уборки к ней и так клининговая компания заезжала, но вот еду женщина готовила сама, за исключением периода токсикоза.
- Как скажешь.
И поправила легкий рюкзачок.
Водитель быстро доставил нас до дома Ульяны. Тепло попрощавшись в ней, я прошу отвезти в ресторан. А саму колотит. Но совсем не от промозглой погоды за окном. Не хочу встречаться с Оболенским! Ничего хорошего он мне не скажет.
Предчувствия не подводят. Едва официант подвел меня к столику, вместо приветствия в меня летит полный презрения и ярости взгляд.
Оболенский пытается маскировать его улыбкой, но выходит откровенно паршиво.
- Здравствуйте, Алена Николаевна, - скалится, точно волк.
- Елена Николаевна, - поправляю равнодушно. И видит бог, чего мне это стоит! – Хотя в вашем возрасте с памятью могут быть проблемы.
Оболенский щурится. Лицо сереет, в тон делового костюма. На краткое мгновение мне кажется, что он ударом кулака перевернет столик, но мужчина только слегка меняет положение тела.
- Проблемы не больше ваших, уважаемая Елена Николаевна. Или все-таки Алена? Та самая, которая залетела от некого молодого и очень амбициозного мальчика Демьяна.
Это как удар под дых. Кидает в пот, в голове тысяча вопросов: откуда узнал? Кто слил информацию? Как давно?
Но я возвращаю Оболенскому его же выражение лица – холодное и злое.
- Если вы тут, для
