— Не забуду.
— Хорошо. Тогда до свидания.
— Пока, — из его уст прозвучало немногим лучше, чем «проваливай».
— Пока, — попрощалась и Милана, а когда гостья скрылась за калиткой, с улыбкой проговорила: — Мне девчонки рассказывали, что Аня за тобой бегает, и маме твоей она по душе…
— И шо? — угрюмо отозвался Назар.
— А ну признавайся, у тебя с ней что-то было? — прищурилась она.
— Да что у меня с ней быть-то могло!
— Она тебе нравилась до того, как я всех от тебя отвадила? — прошипела она, ухватила его за шею с видом, что сейчас начнет душить, и расхохоталась. И Назар наконец улыбнулся и словно бы потеплел, перехватил запястья, стал быстро покрывать ладони частыми поцелуями, а когда она отсмеялась, проговорил:
— Умыла. Анька — одноклассница. И дружит с Надькой. Надька — жена Лукаша. А Лукаш — мой лучший друг. Из всей этой компании нравится мне только он, понятно?
— Точно?
— Ага. Нафига ты ее на чай звала? Мы ж после речки хотели.
— Типа… гостеприимство, наверное, — Милана пожала плечами. — А то еще пожалуется Ляне Яновне, а она меня и так не жалует.
— Переживаешь?
— Она твоя мама.
— А ты — моя. И мама к этому привыкнет, — ответил Назар, пристально глядя на нее. И отгоняя от себя назойливую мысль, что если Лянка не воспринимает Милану, то как же родители Миланы могут отнестись к нему, если вдруг…
22
Шамрай поймал ее в саду. Как пичугу на охоте. Собственно, он как раз собирался ехать в охотничье хозяйство, ждал, когда загрузят в машину вещи. И даже не собирался подходить к ней, не искал возможности поговорить, как бывало раньше, потому что уже и сам начал побаиваться собственных эмоций и собственных желаний. И злости, которую не всегда мог контролировать. Но сегодня Милана сама попалась ему на глаза и заставила его изменить траекторию движений.
Вместо того чтобы ждать на террасе, когда подгонят машину, он, увидев мелькнувшие в стороне деревьев оголенные бедра в высоких вырезах шорт и яркий топик, чуть скрежетнул зубами и двинулся к ней. На завтраке они не виделись. Он завтракал в кабинете. Он вообще постепенно уходил от того, чтобы вынуждать ее собираться вместе за столом, потому что это становилось невыносимым, и в первую очередь для него.
— Отдыхаешь? — проговорил Стах, оказавшись у Миланы за спиной.
— Каникулы, — привычно двинула плечами она. Это объяснение было лучшей защитой от всего — праздного любопытства, нейтрального интереса или навязчивого внимания, как сейчас.
— Да уж… кому каникулы, а кому… — он замолчал и посмотрел на нее чуть внимательнее. — Назар, я полагаю, на работе?
С ним он тоже почти прекратил общение. Так оказалось проще — только поручения выдавать.
— Вам лучше знать, — отозвалась Милана, пряча напряженность под напускной легкостью. Это он почувствовал безошибочно. Он сам генерировал эту напряженность между ними, но ничего не мог с собой поделать. И перестать смотреть на нее тоже не мог, если уж она тут, перед ним.
— Да я вообще все про него знаю. И про его жизнь, и про его характер. И всего этого достаточно, чтобы понимать, что тебе стоит быть с ним осмотрительнее, Милана.
— Ни про кого нельзя знать всего, — с вызовом сказала она и сделала шаг в сторону, стремясь обойти Стаха, чувствуя и опасение, и неприязнь одновременно. Стах отзеркалил ее движение, перегораживая неширокую дорожку как путь к спасению. Заводился все сильнее, и она это видела. Но в то же время — ни единой эмоции на его лице, чтобы подтвердить, что это так. Снаружи он был холоден.
— Нельзя, — вслух согласился с ней Стах. — Именно поэтому надо, чтобы ты знала. Назар не тот человек, с которым стоит общаться девушке, вроде тебя. Не заиграйся, потому что тебе игра, а он над собой контроль теряет. И я это вижу.
— И что же вы видите?
— Что он слишком горячий. Настолько, что однажды рискует оказаться в тюрьме, если его не сдерживать. Уже бы оказался, я его только чудом вытащил. В шестнадцать лет он чуть не убил собственного отца только потому, что разозлился. Ты уверена, что это тебе подходит? Потому что Сане не подходит точно, да и я не хочу выносить этот сор из избы.
Милана вздрогнула, будто Шамрай ей объявлял приговор, а не племяннику. Потому не сразу нашлась, что ответить. Слишком молода была против Стаха, и хоть и имела зубы, и кусаться умела, но в их противостоянии — преимущества были не за ней. Впрочем, свои позиции она все же удерживала.
— То есть папе вы пока не жаловались, да? — уточнила она, отступая от Стаха, чтобы сохранить дистанцию.
— Милана, я не изверг и не урод, даже если тебе кажется, что это не так. Я желаю тебе добра. Да и Назару тоже. И лезть не собираюсь, тем более, через твоего отца. Но именно поэтому говорю — вы друг другу не подходите. Ничем хорошим это не закончится. Хотя решать что-то все равно тебе.
— Тогда я пойду… — она растянула губы в деланной улыбке, — решать. Можно?
Стах с трудом оторвал от нее взгляд. Дошло. Отодвинулся и освободил ей дорогу.
— Хорошего дня, Милана, — пожелал он ей.
— И вам, — прошелестела она и проскочила мимо него — в дом, а потом в комнату, где можно было спрятаться, и где можно было подумать. По дороге быстро отыскала в телефоне контакт Назара, но сразу и одернула себя. Не говорят о таком по телефону. Да и Стах — не тот человек, которому она доверяет, он что угодно может наговорить, даже если в его словах и есть правда. И все же до самого вечера, пока торчала в поместье, и потом, пока ждала Назара в домике его бабушки, постоянно возвращалась к тому, что сказал Шамрай. Сама она знала слишком мало, и скорее могла лишь предполагать. А это было неправильно по отношению к Назару, все равно что гадать на кофейной гуще.
Милана задумчиво рассматривала коричневую жидкость, остывающую в чашке, которую она держала в руках, когда скрипнула калитка. Она подняла голову, облегченно выдохнула, отставила в сторону недопитый кофе и спешно пошла по дорожке навстречу Назару. Он мчал к ней, уставший, но, кажется, даже не замечающий своей усталости, а когда они наконец встретились на середине пути, потянулся за поцелуем.
Потом она кормила его ужином, поила чаем, слушала его рассказы, говорила сама. А в сумерках они ушли на речку, что стало уже привычкой — заканчивать вечер у воды. Когда можно было молча сидеть, прижавшись друг к другу и слушая звуки начинавшейся ночи.
Они расположились на пирсе, свесив ноги с бревенчатого настила. Натянув на мокрое тело футболку Назара, Милана удобно устроилась в его руках. Где-то вдалеке резко крикнула ночная птица. Милана повернула к нему голову и негромко проговорила:
— Мне сегодня Стах рассказал, что когда-то вытащил тебя из тюрьмы.
Назар быстро глянул на нее, всего на секунду, но она почувствовала, как руки его напряглись, и как напряглось все тело, до этого спокойное и расслабленное.
— В смысле — рассказал? — с трудом проронил он.
— Сказал, что ты отца избил. Сильно.
От этого ее уточнения он побледнел. Обычно, когда смущался, то пятнами шел, а тут — побледнел. Не смутился, нет. Медленно разжал руки, выпуская ее из объятия, и ответил:
— Было дело.
— Расскажешь? — попросила она, не отстраняясь.
— Да что тут рассказывать… правда было. Долбанул так, что в башке что-то повредил, и он в кому впал. Еле откачали.
Она вглядывалась в его лицо, словно пыталась разглядеть то, что случилось много лет назад.
— Ты никогда не говорил об отце, — сказала Милана и снова устроилась у него под рукой, возвращая себе его объятие. — Где он сейчас?
В ответ он прижал ее к себе так крепко, что нечем стало дышать — и вспомнилось, что в руках его дурная сила. А потом так же быстро отпустил, но на этот раз не отстранялся. Только напряжен был еще больше. Сталь под кожей.
