разрушал все, становясь все более нестабильным и эксцентричным. Свергать его изнутри было слишком опасно, поэтому они обратились к моей тете Маше, чтобы она помогла принять меня в свои ряды. Она сопротивлялась, но знала, что дальше будет только хуже. Как только мы поговорили об этом, я захотела внести свой вклад. — Лицо Киры приобретает мрачную форму, ее плечи опущены, вся борьба улетучивается из нее. — Мой отец убил Машу и ее людей прежде, чем мы смогли привести план в действие. Поэтому я двинулась вперед самостоятельно. Он никогда не думал, что во мне это есть.
— Он никогда не заслуживал тебя, — говорю я именно это. Момент, когда Джорджия всадила пулю Олегу между глаз, возможно, станет одним из самых приятных моментов в моей жизни. Это была расплата за всех, кого я люблю, и что он забрал у меня. Моя мать, мой отец, моя сестра.
— Активы Олега теперь твои. — Я отмечаю. — Ты управляешь Братвой Антона, хочешь ты этого или нет.
Она качает головой.
— Империи Антонова больше нет. Я не хочу руководить этим именем.
— А что ты хочешь? — Я спрашиваю ее.
— Мы объединим силы под именем Козлова. Моя мать ведь была Козловой. — Она выглядит задумчивой. В ночь нападения Кира попросила нас рассказать ей о нашей матери. Трудно было пересказать, но мы просидели до самого утра, потягивая виски и рассказывая Кире о хороших временах — о том, что нам в ней нравилось, о ее доброте, ее радости, ее искренности. Но мы также поделились с Кирой трагическими обстоятельствами ее смерти. Это был нелегкий разговор, много острых эмоций всплыло на поверхность по поводу того, что мы потеряли, но правду нужно было высказать.
— Ничто не сделает меня счастливее, — честно говорю я ей. Я встаю и поднимаю рубашку, чтобы она могла увидеть новейшие чернильные пятна на моем теле. Оно все еще заживает, но это потрясающее созвездие — водоворот звезд, взрывающихся яркими красками.
— Красиво, — говорит она, осматривая дизайн.
— Это мы, — признаюсь я. — Джорджия спроектировала его для того момента, когда мы, наконец, найдем тебя и будем все вместе. Вот только я добавил еще один сюрприз. Это Джорджия, — говорю я, указывая на яркую звезду рядом со своей. — А эта колибри, парящая над всем этим, — мама.
— Это так сюрреалистично. У меня никогда не было семьи, а потом я узнала, что вы все время были здесь. — Она улыбается, на глазах блестят слезы.
— Ты не сможешь избавиться от нас, — говорю я. Мы встаем, и я обнимаю ее, прижимая к груди. Где, я надеюсь, она останется надолго.
Джорджия
Говорят, что люди, находясь в коме, слышат все вокруг, но мой опыт не такой. Я ничего не слышала, ничего не чувствовала, ничего не переживала, кроме зияющей черной пустоты, в которой я была заперта. В один момент я плыла сквозь море тьмы, а в следующий момент я смотрю в обеспокоенные янтарные глаза Андрея.
— Андрей, — хриплю я. Мое тело липкое от пота, рот сухой и нечеткий.
— Я здесь. — Он сидит на краю кровати, наклонившись ближе, эмоции отразились на его красивом лице. — Я здесь ради тебя.
Оставаясь совершенно неподвижной, чтобы не толкать пульсирующий череп, я быстро моргаю, мои глаза все еще привыкают к яркой комнате. Андрей быстро вскакивает и задергивает шторы. Я с удивлением обнаруживаю, что нахожусь в спальне Андрея, а не в больничной палате. Повсюду стоят машины и медицинское оборудование.
— Как долго я отсутствовала?
— Три дня. — Он протягивает мне через соломинку стакан воды, и я с жаждой пью. — Ты можешь что-нибудь вспомнить?
Я вздрагиваю.
— Я все помню. — Воспоминания наполняют мой мозг: от того, как Андрей нашел меня дрожащей на полу чулана, до победного момента, когда я выстрелила Олегу между глаз. Все это запечатлено в моем мозгу — и плохое, и хорошее — кристально ясно.
Его глаза становятся мягкими. Именно тогда я замечаю бороду на его обычно чисто выбритом лице, темные круги под глазами, порезы и царапины на лице.
— Ты была настоящей крутой девчонкой. Я знал, что ты потрясающая, но это было дерьмо нового уровня. — Он покачал головой, в его глазах вспыхнуло смятение. — Боже, ты чуть не умерла, и все из-за меня. Я не должен был…
— Остановись, — говорю я, нежно кладя руку ему на грудь. — Я ни о чем не жалею. Ни о чем из этого. С того момента, как ты забрал меня из дома Олега, и до настоящего времени, когда я здесь с тобой.
Его грудь расширяется от глубокого вздоха, выражение лица становится мрачным, когда он тихо говорит:
— Это была чистая пытка — беспомощно сидеть здесь последние несколько дней. Я не знал, что будет, когда ты проснешься. Даже не знал, вспомнишь ли ты меня и останешься ли ты тем же человеком после всего этого.
— Я здесь, и со мной все в порядке, обещаю. — Я протягиваю руку, мои пальцы переплетаются с его. Его вид наполняет меня тяжелой тоской. Я умираю от желания, чтобы он прикоснулся ко мне, обнял меня, чтобы показал мне, что нашей любви достаточно, чтобы вместе покорить этот мир.
— Мне следует позвонить врачу.
— Сейчас. Все в порядке? Где Кира? Мне нужно знать, что она выбралась из этого адского склада живой.
— Мы в порядке. Критических повреждений нет. Кира пострадала, но жива. Она здесь, с нами. — Его губы кривятся в сладкой улыбке. — Где ей и место.
Дыхание вырывается из меня с облегчением.
— Я так боялась, что все закончится плохо. Что ты причинишь ей боль и никогда не простишь себя.
Он проводит рукой по моей щеке, хватая мой подбородок большим и указательным пальцами.
— Ты никогда не должна была ей говорить. Или находить ее. Ничего из этого не зависело от тебя. — Его глаза смотрят в мои — в них ясно читается опустошение. — Мне нужно, чтобы ты кое-что знала. Я не собирался отпускать тебя к Олегу. Когда пришло время, я не смог этого сделать.
Я моргаю и тяжело сглатываю, моя грудь сжимается, когда я впитываю его слова. Он был готов пожертвовать самым важным для него делом — найти Киру — ради меня, ради моего счастья. Мои мысли возвращаются к вертолету, когда я находилась в сознании и теряла его.
Когда он сказал, я люблю тебя.
— У тебя есть свобода, krasotka. Вы с отцом можете идти куда угодно, без каких-либо условий.
Что!? Мое сердце ударяется о ребра.
— Думаешь, я брошу тебя?
Он
