по ним пальцами и ложусь рядом с ней, поглаживая её живот.
– Уфф, – она вздрагивает, её рука накрывает мою.
Вау, это было сильно.
– Я тоже это почувствовал.
Она кивает, но её лицо искажается от боли.
– Да, но это действительно больно.
Кейт снова вздрагивает, и я чувствую ещё один сильный удар.
– Подожди здесь.
Когда я возвращаюсь в комнату, она лежит на боку лицом ко мне. Как гребаный ангел.
Её глаза расширяются, когда она опускает взгляд на то, что я держу в руках.
– Подожди, ты…играешь на гитаре?
Я подхожу к ней в одних серых трусах и сажусь рядом с ней на кровать.
– Иди, сядь ко мне на колени.
Для уверенной в себе женщины на публике Кейт Монро неуверенная за закрытыми дверями. Она колеблется, а затем снова морщится.
– Они определенно сильные, – смеется она. – И я думаю, что у одного из них икота.
– Иди сюда.
На этот раз она слушается и садится ко мне на колени. Накинув ей на шею кожаный ремешок, я кладу испанскую гитару ей на живот и начинаю медленно бренчать.
– Это “Pappa Don’t Preach” Мадонны?
Я тихо смеюсь и целую её в шею.
– Да. Возможно, это не лучший выбор, учитывая все обстоятельства.
Мой член начинает твердеть.
Не сейчас, блядь.
– Они успокаиваются? – спрашиваю я, бренча на гитаре.
Она кивает.
– Ни одного пинка с тех пор, как ты начал играть. Они любят музыку, как и их папа.
Пока я наигрываю и напеваю “Мерцай, мерцай, звездочка”, моя девушка растворяется во мне, и я чувствую, как её дыхание замедляется и расслабляется.
Пару минут спустя она делает глубокий вдох.
– Ты сам научился играть?
Я киваю.
– Вроде того. Мой отец валлиец, а музыка и пение там имеют большое значение. Он научил меня основам, а я продолжил изучать дальше. Это помогает мне расслабиться до и после игр.
– Ты валлиец? – кажется, она удивлена. Снова.
– Наполовину.
– Джонс – распространенная фамилия здесь, поэтому я просто предположила, что ты канадец.
– Не–а. Мама и папа познакомились в Кардиффском университете. Мама была студенткой–иностранкой.
– Ты можешь изобразить британский акцент?
Я прочищаю горло и стараюсь изо всех сил.
– Добрый вечер, ваше королевское высочество.
Она отрывисто смеется.
– Наконец–то нашла то, в чем ты не силен.
– О, игра начинается. Просто смотри, как я превращаюсь в Дэниела Крейга.
– Оооо, вот это было бы что–то.
– Встречаешься со мной всего десять часов, а уже сходишь с ума по другому мужчине.
– Ну, знаешь, у меня всегда должны быть варианты.
Снимая ремешок гитары с её шеи, я снимаю её с себя и укладываю на своё мягкое белое пуховое одеяло, нависая над ней.
– Скажи мне, что я тот самый.
Её глаза вспыхивают.
– Давай, принцесса. Скажи вслух то, о чём, я знаю, ты думала. Что мы с тобой навсегда.
Она улыбается, и я знаю, что ей нравится, как я вот так проверяю её границы.
Запустив свои руки в мои волосы, она медленно кивает.
– Скажи это, детка, пожалуйста.
Проходит несколько мгновений в тишине моей спальни, прежде чем она шепчет:
– Навсегда.
ГЛАВА 33
КЕЙТ
– Я на все сто процентов ковыляю, не так ли? – спрашиваю я Фелисити, когда мы входим в семейную ложу, готовые к игре.
– Хм, я бы сказала, что не столько ковыляешь, сколько раскачиваешься с боку на бок, – отвечает она, занимая своё место, и я делаю то же самое.
– Ну, это ещё хуже! – восклицаю я.
На двадцати двух неделях беременности близнецами, которые борются за то, кто будет больше, я чертовски огромная. Ну, во всяком случае, так кажется.
– Мне так неудобно.
– Что ж, плюс в том, что сейчас середина ноября, так что, по крайней мере, летом мы не будем сильно беременны, – Луна укладывает попкорн на свой постоянно растущий живот. – Это отличная полка, – говорит она, указывая на свой животик
– По крайней мере, там только один борется за внимание, – я неловко ерзаю на своем сиденье, отчаянно пытаясь устроиться поудобнее. Удары ногами не прекращаются, и единственный способ успокоить их – это когда Дженсен поёт.
Как раз в тот момент, когда мои мысли возвращаются к нему, игроки выходят на лед для разминки. Я сразу же слежу за ним, когда он неторопливо скользит, готовый приступить к своей рутине.
– Хочешь, я вытру слюни с твоего подбородка, детка? – Фелисити с ухмылкой наклоняется ко мне.
Я провожу пальцем по подбородку, и она смеется.
– Послушай, по крайней мере, теперь я могу свободно смотреть на него. Как, чёрт возьми, я так долго делала вид, что Дженсен Джонс на меня не влияет. Это выше моего понимания.
Когда он садится на шпагат, я инстинктивно скрещиваю ноги.
Господи, у меня могли бы начаться преждевременные роды прямо здесь.
Луна заливается смехом.
– Я имею в виду, мне нравится хоккей и всё такое, но бесспорно – это лучшая часть шоу.
– Я согласна, – говорит Фелисити.
– Господи, только не говори Джону, что пялишься на других игроков, пока он занят тренерской работой, – говорю я. – Этот парень такой собственник.
– Ты шутишь, да? Твой парень – ротвейлер. Это действительно смешно, все эти разговоры о том, что ты никогда не влюблялась и не была одержима мужчиной, и вот мы здесь, – она указывает на Дженсена, который начал блокировать удары Джесси. – Вы двое хуже всех.
– Я вынуждена согласиться, – добавляет Луна.
Юрист во мне хотел бы возразить и привести все причины, по которым они неправы. Но это не так. Он – воплощение всего и полная противоположность тому, что я когда–либо думала, что захочу, – собственник, одержимый, почти сталкер и такой любящий.
Когда я переехала к нему две недели назад, он самостоятельно перевез все мои вещи через весь город в свою квартиру, а меня отвез на отдых в спа–салон для будущих мам. Массаж и забота о себе были тем, в чём, по его словам, я нуждалась, но это сомнительно, поскольку он провел все сорок восемь часов, занимаясь со мной любовью. Мы едва вышли из гостиничной спальни, и когда он не был внутри меня, рассказывая мне обо всех способах, которыми ему
