— Живица приближается, — сказал Теофил, мы начали делать надрезы.
Мы посмотрели друг на друга, и наконец Георг спросил:
— Что приближается?
Теофилу пришлось объяснять новичкам все о кленовом сиропе и о том, как он делается. В Европе мы никогда не слышали об этом.
На следующее утро началось самое прекрасное время, которое мы провели в Америке, включая недели в «За Стоу»: наш первый сахарный сезон. Теофил и его старшие сыновья ездили на упряжке с баком для собирания живицы. Наши девочки помогали собирать ее, а Георгу Теофил показал слегка замысловатый процесс варения. Мы с Георгом были в сахарном доме, и нам это нравилось.
Стояло начало весны в Вермонте, вокруг еще лежало много снега, и лошадям приходилось пробивать себе путь по грудь в снегу, когда они выходили на сахарную дорогу. Но к полудню солнце становилось теплее. Оно растапливало крышу сахарного завода, и маленькие ручейки бежали повсюду вокруг сахарных кустов. Некоторые открытые места склонов уже совсем освободились от снега, и ранние весенние цветы уже поднимали свои изящные головки. В лесах были слышны первые птицы. Весна витала в воздухе и наполняла его новой энергией и радостным ожиданием. Поддерживание огня этими большими, тяжелыми дровами и возня с бидонами, заполненными кленовым сиропом, к вечеру наполняла болью наши спины, когда мы брели домой, жутко усталые, но удовлетворенные. Кленовый сироп был денежным урожаем. Это были первые деньги, которые мы заработали на ферме. Потом Георг считал галлоны [27] в бидонах, по мере того, как их количество в подвале росло. Их было уже больше ста, и каждый должен был принести 3,6 доллара. Я была очень счастлива, потому что занятие в гуще сахара держало его вне дома, вид которого являлся для него источником постоянного раздражения, а работа приводила его во все лучшее и лучшее расположение духа.
Снова настала холодная погода, первый период тепла закончился. Ужасная пурга постоянно держала нас дома. Теофил сказал нам, что сахарных дел не будет несколько дней. Когда мы все вместе одновременно находились дома, не нужно было обладать большой наблюдательностью, чтобы увидеть главное: он слишком мал для нас. В Стоу жил один архитектор, Альфред, с которым мы советовались о состоянии построек перед тем, как купить ферму. Он уверил нас, что они были в достаточно хорошем состоянии, чтобы удовлетворить наши личные нужды. Этот архитектор был для нас находкой, так как более половины своей жизни прожил в Европе, главным образом в наших австрийских Альпах, свободно говорил на немецком языке, и очень хорошо знал ту часть страны, откуда мы были родом. Очень скоро наши семьи стали в самых дружеских отношениях.
В тот день, когда на улице особенно сильно бушевала пурга, мы позвонили Альфреду по телефону. Хотя электрического света у нас не было, телефон, которым мы так давно не пользовались, имелся. Это был привинченный к стенке аппарат. Чтобы говорить в микрофон, нужно было встать на цыпочки, но все же это был телефон. Я подняла трубку, и каково же было мое удивление, когда чей-то голос произнес:
— И как, подошли дедушке новые зубы?
У меня не было раньше никакого представления об общей телефонной линии, я не знала, что происходило, и с испугом выслушала грустную историю о том, что новые зубы совсем не годились, и дедушка терял их все время. Наконец, я соединилась с Альфредом и сообщила ему, что наш дом немного маловат, и не мог ли он что-нибудь сделать для нас?
— О, это можно легко переделать, — услышала я его бодрый, успокаивающий голос. — Просто поднимите крышу и сделайте еще один этаж. У вас будет достаточно комнат.
Далее, он посоветовал нам повидать мистера Сирза — лучшего плотника в деревне. Мы позвонили мистеру Сирзу, который обещал прийти к нам, как только кончится пурга. Это случилось на следующий день. Мы объяснили мистеру Сирзу свою потребность, рассказали о совете Альфреда и спросили, не можем ли мы начать прямо сейчас. Он выглядел несколько неуверенно, так как погода все еще была очень холодной, но, увидев наши молящие глаза, сдался, и в полдень этого дня мы уже начали вскрывать крышу.
Георг, Мария и Гедвига с головой погрузились в плотницкую работу, и скоро большая часть крыши была удалена, и вырисовались слабые контуры новой конструкции. На четвертый день опять разразилась снежная буря, заставившая мистера Сирза остаться дома. В полдень мы все сидели на кухне, расположенной в пристройке, и обедали, когда вдруг услышали ужасающий грохот. Мы вскочили и, открыв дверь в общую комнату, ступили в открытое пространство. Большая часть дома рухнула. Все обвалилось — вплоть до трубы камина — прямо на подвал. Несколько полуобвалившихся стен еще стояли, но крыша полностью рухнула. И словно это была именно та цель, которую пурга стремилась достигнуть, она почти стихла, покрыв предварительно все развалины тонким слоем нового снега. В этот момент зазвонил телефон. Я вышла под открытое небо. Телефон все еще висел на оставшейся части стены. Бодрый голос Альфреда интересовался, как обстояли дела.
— Я хотел сказать, не открывайте сразу слишком большой участок крыши, — предупредил он. — В ненастный день это может оказаться не слишком хорошо.
— Это больше не будет нас беспокоить, Альфред, — сказала я.
— Ах, — казалось, он заулыбался, — поздравляю! Вы уже так далеко продвинулись? Это очень быстро.
— Почему бы тебе самому не приехать и не посмотреть, — сказала я и повесила трубку. Потом я позвонила мистеру Сирзу.
— Мистер Сирз, не можете ли вы сказать мне, что делают с рухнувшим домом?
— Я сейчас приеду, — быстро ответил его голос.
Час спустя архитектор с плотником стояли у могилы своих планов и пытались свалить все друг на друга. Что же теперь будет? Мой несчастный муж выглядел разбитым.
— Знаешь, Георг, — сказала я, — я даже рада этому. Тебе так не нравилась идея ставить новую заплату на старую тельняшку, как ты это называл. Тебе не нравилась основа, не нравилась вся идея в целом. Теперь мы построим новый дом и сделаем его точно таким, каким хотим.
— Построим новый дом — можно спросить, на какие деньги?
— Ха — деньги! Разве не сказал однажды кто-то, что нация стоит ровно столько, сколько проявляет воли к труду! Что хорошо для нации, то хорошо для семьи, и, если мерить таким критерием, мы стоим миллионы.
Архитектор и плотник согласились на том, что следующее, что теперь нужно было делать — снести то немногое, что еще оставалось от дома.
— А теперь, Альфред, сделай нам, пожалуйста, проект дома для австрийской фермы, и если мы будем работать все вместе, очень скоро у нас будет прекрасный дом.