Генрих Сапеский.
P.S. Прошу незамедлительно ответить.
Ну что ж. Я сама настаивала, чтобы отвечать на любое письмо. А что, если одним махом ответить на все? В одном письме решить все проблемы? Например:
Дорогая Анета, ни Брюссель, ни президент не знают, что так сильно волнует тебя, не знают о твоей проблеме с коленкой на поводке. В следующий раз не звони в школу, и тогда ты уж точно не забеременеешь…
Уважаемая редакция!
Мой муж не возвращается домой, а приходит под утро. Я не верю, что он работает каждый день по ночам. Дорогая редакция, что мне делать?
Не устраивай скандалов. Наберись терпения, подожди пару недель, и он переберется к той даме.
Дорогая редакция!
Мы ругаемся по каждому поводу, иногда у меня появляется сильное желание его убить. Что мне делать?
Не бросай под горячую руку в ванну, где моется муж, включенный фен. На самом деле попытайся для начала с ним поговорить. Может быть, вам удастся прийти к согласию. Но скорее всего нет, насколько я знаю жизнь.
Дорогая редакция!
Я потеряла ключи, как мне быть? Я беспокоюсь…
Если ты потеряла ключи, не меняй замков. Воспользуйся случаем и смени квартиру.
Дорогая редакция!
Я хотел весной подремонтировать квартиру, купил краску фирмы «Jukon», потому что банка красиво смотрелась на полке и продавец сказал, что стены достаточно покрасить ею один раз, а оказалось, что она плохо перекрывает старый цвет. Что мне делать?
Купить краску нужного цвета и не прозрачную – это так просто.
Дорогая Юдита!
Несколько часов – не вечность, ты выдержишь. Займись чем-нибудь, и время быстрей пролетит. В любом доме найдется масса дел. И не морочь мне голову по пустякам.
С уважением,
Юдита.
Голос Адама в трубке прозвучал как чужой, но тем не менее у меня подкосились ноги.
– Добрый день, это Адам. Юдита?
– Да, я, – прошептала я в трубку, и у меня оборвалось сердце, вырвалось наружу и уселось на плече, как Манькин ручной попугай.
Значит, не все потеряно. Он вернулся вчера, как и было запланировано, и позвонил, позвонил сразу же, может быть, все, что с ним там приключилось за эти месяцы и что толкнуло его написать то ужасное письмо, здесь потеряло значение? Готова ли я простить? Ведь он не стал бы звонить просто так, ни за чем. Теперь я уже не обязана молчать, мы поговорим, вместе все выясним.
– …и я сразу тебе звоню, – как сквозь туман до меня донесся обрывок фразы.
«Я очень рада, что ты приехал, я так по тебе скучала, Адам! Не важно, что у тебя там было, давай встретимся, поговорим, как взрослые люди… ведь нет бесповоротных решений. Если мы любим друг друга, все можно простить, понять. Я так рада, что ты здесь…» – хотела сказать я, как в американском сериале, и открыла глаза.
Я так сильно вдавила трубку в ухо, что казалось, еще чуть-чуть – и я проткну ею остатки своего здравого рассудка.
Я сделала глубокий вдох.
– Я рада, что ты приехал, – сказала я.
– Я спрашиваю: мог бы я к тебе заехать завтра за дрелью и за компьютером? В среду я выхожу на работу и…
За компьютером и дрелью. Ну да.
– Конечно, хорошо, когда тебе будет удобно.
– Завтра, если позволишь. Во сколько ты возвращаешься с работы?
«Я не хожу на работу, меня выгнали, я работаю дома. Приезжай, когда хочешь, я хочу тебя видеть как можно раньше. Приезжай в шесть утра, буду ждать с горячим кофе, сваренным для тебя, и с чаем – для себя!» – хотела крикнуть я.
– Как тебе удобно, я весь день дома, – сказала я в трубку.
– Тогда, если позволишь, я приеду днем, около четырех.
– Хорошо, – согласилась я, и мне стало совсем нехорошо.
– Значит, мы договорились, – начал прощаться мой любимый Голубой, но уже не мой, стеклянным и бесцветным голосом, совершенно лишенным каких-либо чувств. – Тогда до свидания.
– До свидания, – ответила я.
Я положила трубку, очень хотелось забыть этот тон. «Если позволишь», «мог бы я» – этикетные фразы из пособия по культуре речи.
Борис лежит у моих ног. Тяжело дышит. Вчера я снова выносила его в сад, задние ноги почти парализованы, он волочит их за собой. Сегодня он не смог встать. Манька говорит, что подошло его время. Чувствую, что он мучается.
Опустившись на колени рядом с псом, я положила ладонь на его поседевшую морду, погладила и крепко прижала к себе кудлатую голову. Борис приоткрыл глаза и посмотрел на меня. В этих черных пуговках столько тепла, любви и чего-то еще, о чем я не желаю знать… Еще нет, Бориска, держись, я так сильно тебя люблю! Я гладила и гладила его, подошли даже коты, и ревнивый Сейчас подсунул мне под руку свою серебристую мордочку.
Очень скоро я останусь одна, знаю – завтра, или послезавтра, или через три дня мне придется принять решение. Я наклонилась к Борису, он отвернулся – не выносит, когда я дую ему в нос, – и поцеловала его в ухо. Ухо начало подрагивать, словно стряхивая мой поцелуй. «Пусть моя хозяйка так себя не ведет: то дует на меня, то щекочет – пусть оставит меня в покое, я старый больной пес».
Я встала. Сейчас протянул мне лапку. Ох уж эта Тося! У меня единственный в мире кот, который подает лапу, когда хочет есть, – Тося его научила. Я пошла в кухню, достала кошачьи консервы и положила в мисочки по три больших ложки. Борис услышал постукивание, но не поднялся, не появился в дверях кухни, не попытался притвориться, что не знает, которая миска его, а какая – кошачья. Я специально громко стучала ложкой о банку, но в дверях по-прежнему никого.
А потом я дала волю слезам. Плакала о себе и о своем Борисе, плакала, потому что не так должна была выглядеть наша встреча, моя и Адама, плакала, потому что он не хотел, чтобы я его встретила в аэропорту, плакала, потому что мне снова придется выносить Бориса во двор, раз он не пришел на звук открываемой банки, плакала, потому что жизнь у меня невыносимо тяжелая, потому что всегда в самые трудные минуты я одна, и единственное существо, которое любило меня независимо от того, какой я была – отвратительной или великолепной, выглядела ужасно или чудесно, – лежало в комнате на ковре, и у него не было сил подняться. Мне предстояло взять на себя ответственность за решение: жизнь или смерть? А потом я вынесла Бориса в сад. Было холодно и темно, Борис, волоча задние лапы, потащился за кусты сумаха. Я ждала его на террасе, мерзла, но собаке тоже иногда надо побыть одной. Он смущается, когда я за ним хожу, словно стыдится своей немощной походки. Борис медленно возвращался обратно, зацепился косматым боком за кустик роз, отскочил, повалился на бок, неуклюже встал и заковылял в мою сторону, а у меня защемило сердце.
