«Все еще преследуешь меня? Это все еще ненормально», написала я на задней части конверта.
Затем я оставила письмо на крыльце, где он, скорее всего, найдет его на следующий день.
Следующее письмо поступило от Карлоса. Он бросил его на мой стол, в этот раз не используя домашнее задание в качестве оправдания.
— Американец сказал прочитать их, и тогда он перестанет преследовать вас.
— Карлос, я не хочу, чтобы ты снова разговаривал с этим мужчиной, хорошо? Если он подойдет к тебе, просто уйди. Не бери у него никаких писем.
Я подумала, что, может, это сработало, что он, наконец, понял намек, потому что в течение следующей недели писем не было.
Я расслабилась на день или два. А затем начала искать их. Я стала задаваться вопросом, почему их не было, почему он остановился. И больше всего... мне стало интересно, что в них было.
Но я не могла прочитать их. Мне хотелось оставаться в неведении. Было безопаснее оставаться в неведении. Но учитывая то, как я реагировала на отсутствие писем, я ни за что не могла прочитать их и остаться сильной.
Хотя на следующей неделе я поняла, что он не перестал писать письма - он просто ждал. В понедельник я шла по школьному двору и увидела группку детей с Карлосом посередине.
Он что-то достал, и, когда я подошла поближе, все они начали шептаться и не так скрытно глазеть на меня, когда я проходила мимо. Когда тем утром дети уселись за свои парты, на каждой из них было по конверту, все для меня.
Я была зла, а также успокоилась, и ощущала кучу всяких потребностей.
Домой в тот день я отправилась с полными руками конвертов и разочарованием.
Я раздумывала, что сделать, чтобы доказать свою точку зрения. Я могла выкинуть все письма туда, где бы он их нашел. Я могла сжечь их. Я могла разорвать их.
Или я могла открыть их.
Может, если я покажу, что открыла их, он остановится.
Поэтому я выбрала одно из кучи, моя кожа внезапно загудела. Я постаралась сглотнуть, но что-то завязалось узлом в моем горле.
Это просто письмо. Просто слова. Возможно, слова, которые ты уже слышала.
Дрожь распространилась с моих пальцев до всего тела, когда я открыла один конверт.
Сначала вывалился набросок.
Даже несмотря на то, что я не была там, я поняла, что это Венеция. Мимо дома, который, казалось, стоял прямо в воде, проплывала гондола. На доме располагались балконы с розами, и это выглядело так невозможно и красиво, что я почувствовала, как разрываюсь на части.
Это письмо было коротким.
Не могу поехать туда, где красиво, не думая о тебе. Черт, кого я обманываю, я никуда не могу поехать, не думая о тебе. Мне бы хотелось взять тебя сюда. Знаю, что нет оправдания тому, что я сделал. Я мог бы объяснить свои причины. Я мог бы объяснить, что мне нужны были деньги, работа. Я мог бы объяснить, что ждал, потому что беспокоился о тебе. Но настоящая правда в том, что я просто не хотел, чтобы это заканчивалось. Я знал, что ты уйдешь, как только узнаешь. И просто продолжал говорить себе, что... еще один день. Но если я что и узнал насчет тебя, так это то, что одного дня никогда недостаточно.
Я опустилась на пол у края кровати, из моей груди вырвался звук, который я даже не смогла бы описать. Это был не плач. Это было что-то глубже. Этот звук разворачивался в моих легких, низкий, рвущийся наружу и глухой. Если бы мне надо было отгадать... я бы сказала, что этот звук похож на тот, когда скучаешь по кому-то. Когда чувствуешь их отсутствие, как вторую кожу.
Я подняла еще одно письмо.
В этот раз на наброске был не какой-то красивый вид или большой город. Это были четверо мужчин в военной форме. Их лица были детальными, реалистичными и живыми. Либо он зарисовывал их с фотографии, либо они остались в его памяти.
Я вспомнила, что он рассказал мне о своем отряде, и как он потерял их, и перестала пытаться стереть слезы, которые катились по моим щекам.
Извини, что не рассказал тебе больше о себе. Что не раскрылся. Просто... я думал, что потерял все части себя, которые что-то значили, когда я потерял этих парней. Они были семьей. Вот почему мне нравилось прыгать с мостов, карабкаться на утесы и совершать разные сумасшедшие трюки, которые могли заставить меня почувствовать хоть что-то. Но даже это перестало работать... пока я не встретил тебя. Ты одним взглядом заставляла меня чувствовать больше, чем прыжок с самолета. Я ощущал больше адреналина от твоих прикосновений, чем когда пробирался на вражескую территорию или подвергался обстрелу. Знаю, как бредово звучит. Я знаю, как это все бредово. И, возможно, я делал все неправильно. Но мое единственное оправдание - я схожу по тебе с ума. И жизнь не стоит, чтобы ее прожить, пока я не с тобой. Ты мое приключение. Единственное, чего я хочу. Поэтому, если это не сработает, я попробую что-нибудь еще. Если армия меня чему и научила, так это быть настойчивым. Штурмовать. Поэтому я так и сделаю.
Я открыла каждое письмо.
Моя комната была морем бумаг, словами глубиной в океан и набросками с силой морского прилива. Когда я прочитала все, когда слова заполнили пустые места, которые он оставил, я написала письмо от себя и выложила его за дверь.
Глава 31
Я присела на качели, мое сердце скакало вперед и назад, даже несмотря на то, что я была неподвижна. Что если он не придет? Письмо исчезло, пока я была на работе, поэтому, если по близости не обитает воришка писем, то он получил его.
Я дала ему указания, как добраться сюда, но что если они оказались недостаточно хороши? Или что если я долго ждала?
Я сжимала звенья цепочки качелей, пока они не отпечатались на ладошках. Наклонила голову и закрыла глаза, стараясь успокоиться. Я могла контролировать эту ситуацию. Ничто не должно произойти, пока я так не скажу. Это мой выбор.
— Я рад, что ты дала мне инструкции. Боюсь, что картинка была не очень... эм, информативна.
Я резко подняла голову и увидела Ханта, его высокое тело блокировало солнце и отбрасывало на меня тень. У меня ушло какое-то время, чтобы сфокусироваться, чтобы делать что-то еще, кроме как смотреть на него.
Звучит как клише, но я забыла, какой он красивый. Я забыла, что его улыбка была достаточно притягательной, чтобы передвигать солнце по небу.
Он держал в руках одну из страниц моего письма, мою попытку зарисовать игровую площадку, на которой я назначила нам встречу.
Я пожала плечами, которые оказались практически тяжелыми, чтобы приподнять их.
— Я не художник, — сказала я. — Человечки и загогулины это все, на что я способна.
