Уже не слушая ее лепета о суррогатной матери, решительно оборвал Марину:
— Уходи.
Марина запнулась.
— Уходи, — с нажимом повторил Плетнев и, видя, что бывшая жена не торопится его покидать, повысил голос и произнес по слогам: — УБИРАЙСЯ!
— Но, Виктор…
Он резко встал из-за стола.
— Я приду через пять минут, чтобы духа твоего здесь не было. Еще раз вздумаешь прийти — пожалеешь.
Его хватило на то, чтобы аккуратно закрыть за собой дверь кабинета. Славик, заметив начальника, спрятался за монитором и застучал клавиатурой, будто хотел пробить в ней дырку.
Плетнев, печатая шаг, вышел в коридор, спустился на лифте и вышел из здания. Холодный, пронизывающий ветер ударил ему в лицо. Виктор похлопал себя по карманам в поисках сигарет, не нашел и тихо матерясь, вернулся в здание.
— Курить есть? — хмуро спросил у охранника.
— Только такие, — немного стесняясь, мужчина в костюме протянул ему пачку солдатского «Кэмэла» без фильтра.
— Подойдет, — Плетнев достал сигарету и прикурил ее прямо у поста охраны.
Крепкий дым оцарапал горло, Виктор закашлялся и вернулся на крыльцо. В несколько затяжек докурил сигарету, но продолжал стоять на ветру. Мысли в голове скакали, как стадо антилоп в саванне. Чтобы хоть как-то успокоиться, Плетнев махнул рукой охраннику, топчущемуся неподалеку и, когда тот подошел, попросил еще сигарету.
От крепкого табака тут же начало мутить, но он зачем-то докурил, мужественно борясь с тошнотой. Кивком головы поблагодарил охранника и поднялся на свой этаж.
— Принеси мне молока, — распорядился, проходя мимо Славика.
Он не сомневался, что молоко для него найдется, как не сомневался и в том, что Марина покинула его офис. Все-таки десять лет брака научили ее неплохо разбираться во всех оттенках его настроения.
В кабинете никого не было, только сладкий запах дорогих духов напоминал о приходе бывшей жены. Виктор тяжело опустился в кресло, обхватил голову руками. Слабость накатывала волнами, и ему нестерпимо хотелось поддаться этой слабости. Закричать, затопать ногами, упасть на пол и, катаясь по полу, завыть от отчаяния. Может, если он так сделает, станет хоть немного легче?
Славик почти бесшумно возник на пороге кабинета, на мысочках приблизился и поставил перед ним высокий стакан молока.
— Как вы просили, Виктор Алексеевич.
Плетнев залпом выпил молоко, надеясь, что тошнота отступит.
— Ваша …. Жена… в смысле, бывшая…, Мири… Марина… — совсем запутался бедный Славик.
— Что?
Славик выдохнул, собрался с духом и произнес:
— Просила вам передать.
Славик протянул ему сложенную вчетверо бумажку.
— Что это?
— Она сказала, это адрес. Что вы знаете, чей.
Виктору нестерпимо хотелось взять эту бумажку. Узнать, где сейчас Ядвига. Рвануть к ней. Убедиться, что жива и здорова. Но ему удалось взять эмоции под контроль.
— Выброси. И можешь быть свободен.
Славик убрал листок, сосредоточенно кивнул и стал отступать к дверям.
— Завтра у тебя выходной, — сказал ему Плетнев.
Если помощник и удивился, что вида не подал, лишь покивал, как китайский болванчик.
— Дай мне этот адрес, — распорядился Виктор. — И спасибо тебе, Вячеслав.
Когда за обалдевшим Славиком закрылась дверь, Плетнев осторожно, будто он был заразным, взял листок с адресом Ядвиги. Покрутил его в руках, не торопясь разворачивать. А потом достал зажигалку, поджег бумагу и, глядя, как огонь ее уничтожает, тихо сказал:
— Умерла, так умерла.
И словно бы в ответ на его слова, взвился огонек, больно обжигая пальцы. Плетнев зашипел и бросил бумажку на пол, наступил на нее, гася пламя. Растер ногой пепел, буквально вдавливая его в пол, в надежде, что от белого листа не останется ни клочка.
Тщетная надежда, бумажка не успела сгореть полностью и теперь искушала его, манила, звала. Плетнев поднял не догоревший клочок с пола, отправил его в мусорную корзину и уставился в монитор. Через пару минут понял, что работать сегодня уже не сможет — строчки скакали перед глазами, ему приходилось перечитывать одно и то же предложение по несколько раз. Виктор выключил компьютер, надел пиджак и вышел в приемную. Удивился, не увидев помощника на положенном ему месте, потом вспомнил, что сам же его и отпустил и даже дал выходной. Впрочем, правильно сделал. Вряд ли он сам сможет завтра работать. Трудно сосредоточиться на деле, когда все мысли заняты другим.
По пути на парковку, позвонил начальнику службы безопасности и распорядился, чтобы домой его отвез водитель. Садиться сейчас за руль самому было смерти подобно.
«Ядя, Ядя», — думал он, сидя на заднем сидении служебного автомобиля и бесцельно глядя в окно, — «что же ты наделала, что же мы с тобой наделали. Почему не пришла ко мне? Почему ничего не сказала?»
Виктор не осуждал ее. Наоборот, он прекрасно понимал Ядвигу. Возможно, окажись на ее месте, поступил бы также.
Признавая право Ядвиги на месть, сейчас Виктора волновало другое: были ли ее чувства частью игры, или она действительно любила его. Плетнев перебирал в памяти слова, жесты, взгляды и никак не мог решить — что же стояло за всем ее поведением? Неужели ее чувства были просто притворством и частью хитроумного плана?
И как бы ни было больно, Плетнев склонялся к тому, что Ядвига мстила. Иначе не смогла бы равнодушно бросить его, инсценировав собственную смерть. Она ведь знала, каково это — терять любимых. Знала, что чувствует человек, глядя, как догорает то, что еще несколько часов назад было самым дорогим. Если ее план заключался в том, чтобы причинить ему боль, заставить мучиться, разбить сердце, то Ядвига должна быть довольна — ее месть удалась на славу.
Нестерпимо захотелось найти ее немедленно, посмотреть в лживые глаза, спросить — счастлива ли она, отомстив за смерть семьи. Но он знал, что не будет этого делать. Зачем? И так все ясно. Наверное, она празднует победу. Еще бы, Ядвиге удалось сделать то, чего до нее не смог сделать никто — уничтожить его морально.
Виктор не знал, что тяжелее — думать, что любимая женщина погибла, или знать, что она жива и предала его. И вместе с этим, в глубине души, где-то глубоко — глубоко внутри, он был рад, что Ядвига жива. Так пусть и живет себе. Пусть будет счастлива. Без него.
Когда машина въехала на территорию жилого комплекса, где теперь жил Плетнев и затормозила у подъезда, он принял окончательное решение — Ядвиге Троепольской не место в его жизни.
Глава 36
После ухода Мири я просидела на полу до поздней ночи. Прокручивала в голове все, что узнала от нее, корила себя — ведь должна была догадаться, понять, что Виктор не мог быть за рулем той машины, ломала голову над тем, как теперь все исправить.
И с каждой секундой во мне росла уверенность — Виктор меня не простит. Нельзя простить то, как я с ним поступила. Нет мне оправдания. А самое главное, чтобы я ему не сказала, он все равно не поверит. Тот, кто обманул однажды, обманет и в другой раз.
Мысли были одна тяжелее другой, я все пыталась себе представить нашу с Виктором встречу, и то, что я ему скажу, но вот о чем я не подумала, так это о том, что наша встреча не состоится и вовсе.
Из квартиры, в которой мы с ним жили, он съехал. Прийти к нему в офис я посчитала неудобным. Оставалось …. А что мне, собственно оставалась?
Дрожащими руками набрала его личный номер. Несколько долгих гудков, и мое сердце замерло.
— Слушаю.
Я не знала, как начать разговор.
— Я вас слушаю, — повторил Виктор.
— Это я, — с трудом выдавила из себя.
— Я? — переспросил Плетнев, и мне показалось, что его голос дрогнул.
— Ядвига, — шепнула в трубку.
От волнения противно взмокли ладони, и я поспешила вытереть их о юбку.
— Ядвига, — повторил за мной Виктор странный, чужим голосом.
И разговор прервался. Набирая его номер повторно, я еще надеялась, что это просто неполадки со связью, хотя и понимала, что лгу себе.
