Мечусь, как зверь в клетке, по всему офису, в поисках своей женщины. Дикий расфокусированный взгляд и звериный рев распугивает всех на пути. Возвращаюсь на свой этаж, чтобы забрать ключи и поехать к Уильямс, в надежде найти там, при этом обрывая ее телефон, но абонент, ожидаемо, вне доступа. Светлая макушка, показавшаяся в двери моего кабинета, принадлежит Хлое. Даже секундное чувство радости всплывает в сознании, пока я не вижу девичье лицо. Перекошенная от гнева, несётся ко мне, словно фурия, и со всей дури заезжает кулаком по роже.
— Если из-за тебя, урод, она снова что-то с собой сделает, то я тебя убью. Слышишь? Убью!
— Где она? — обжигающая боль на скуле временно выбивает из колеи, но слова девчонки доходят до моего понимания, вгоняя в откровенный ужас.
— Не лезь к ней! Слышишь? Оставь в покое! Не трогай ее, Тернер. Если хоть что-то было, не трогай.
Смеряет меня самым презрительным взглядом и уходит. Со всей дури швыряю мобильник об стену, зарываясь ладонями в волосы. Оседаю на пол и вою. Натурально, словно одинокий волк, потерявший свою самку. Которая на всю жизнь. Навсегда. И больше ее нет.
Натурально лихорадит. Подкидывает так, что не могу ничего в руки взять. Тело не слушается, голос не слушается, зрение плывет, и только мозг исправно долбит меня, напоминая, в какую свинью я превратился. Тихие осторожные шаги заставляют меня поднять голову. Ким аккуратно присела рядом, сочувственно осматривая сбитые кулаки и окровавленную одежду, а затем протянула мне салфетку и негромко сказала:
— Она дома. Не знаю, надолго ли. Но… Поезжайте.
Не в силах вымолвить ни слова, благодарно киваю. Женщина участливо сжимает мою руку и выходит, оставляя меня наедине со своими мыслями. Буквально несколько минут — подрываюсь на бешеной скорости и лечу к тачке. Гоню, не ориентируясь по километражу. Просто топлю, чтобы успеть. Увидеть, объяснить. Все сделать, чтобы поверила.
У знакомой двери бешено ору. Тарабаня в дверь и умоляя открыть. Хочу, блять, вынести эту долбаную преграду, но не могу. Слышу задушенный скулеж с другой стороны и снова умираю. Плачу вместе с ней — горячие беззвучный слезы обжигают пылающие щеки. Приваливаюсь спиной к двери и просто начинаю говорить. Как все началось, что чувствовал, когда увидел, как влюбился, как люблю сейчас. Знаю, что слышит. Но так же понимаю, что не верит. И от этого сердце просто взрывается, ударной волной все сопутствующее сметая.
Сколько сижу так — не знаю. Не ем, не сплю. Просто сижу, подпирая дверь спиной, и подыхаю от тоски. Сам себя ненавижу. Без нее больше не хочу. Не могу просто. Физически больно от осознания, что проебал. Что уничтожил ее. Что не оправдал доверия, подвёл, убил морально.
Когда сил натурально не осталось, дико захотелось курить. Судя по часам, показывающим раннее утро четырнадцатого декабря, я просидел здесь полтора дня. Медленно поднимаюсь, растягивая задревенелые мышцы, и выхожу на улицу в поисках сигарет. Никаких больше потребностей нет, только отравиться, нахрен, никотином.
Диана так и не открыла. С каждым пройденным часом я все больше ощущал беспомощность и страх. Если бы не тихий плач за дверью, полосующий меня живьём до кровавых отметин, подумал бы, что в квартире пусто. Но она была там. И не желала видеть меня.
Покупаю сигареты в первом попавшемся супермаркете. Ошарашенные испуганные взгляды красноречиво характеризуют мой внешний вид. Даже смешно — всегда лощеный Джеймс Тернер сейчас выглядит как бомж: помятая окровавленная одежда, безумный взгляд, запах пота. Затягиваюсь впервые с тех самых пор, как умер дед. Волна удовлетворительного расслабления бежит по венам, пока я неспешно шагаю обратно к дому своей женщины. Но то, что я вижу, заставляет меня натурально охуеть.
Диана выходит из подъезда, вытаскивая за собой небольшой чемодан. Маленькая, худенькая, бледная. Внутри все сжимается от тоски и тревоги. Затем взгляд фокусируется на долбаном хрене Маркусе, уверенно топающем к моей женщине.
Вот он забирает у нее чемодан, вот кладет ладонь на талию, что-то нашептывая на ухо, а во мне случается ядерная война. Откидываю сигарету и сплевываю, ускоряя шаг.
Диана чувствует. Как и всегда. Резко разворачивается, сжигая своими испуганными глазами остатки моего самообладания, и пятится назад.
Боится.
Боится меня.
Но сейчас меня ничего не остановит. Никто ее не заберёт. Никто.
Хватаю этого хуя за грудки и с размаху бью в челюсть. За все наказываю: за то, что хочет мою женщину, что настраивает против меня, что забирает от меня. Луплю, не жалея сил. Всю злость оставляю на смазливом мужском лице. Пацан пытается дать сдачи, но я сильнее. И во мне сейчас столько звериной ненависти, что хватит пиздюлей на целую ораву. Делаю всё жёстко и молча, но когда Маркус хриплым голосом кричит:
— Уезжай, Диана! Просто уезжай! — меня в ступор разматывает. Опускаю кулаки и разворачиваюсь, чтобы открывшаяся картина в конец меня уничтожила.
Уильямс трясет в истерическом припадке. Глаза стеклянные, смотрит куда-то сквозь нас. Часто дышит, уперев руки в колени, и пытается не упасть. Словно в каком-то кошмаре делаю шаг вперёд, но она отшатывается, будто я только что лупил ее, и это меня просто парализует. Выпускаю из рук пальто пацана, продолжая сверлить Диану взглядом воспаленных глаз.
"Его забили до смерти…"
"Я лежала на асфальте под дождем и смотрела, рыдая, как брата убивали у меня на глазах."
"Все из-за меня. Я ненавижу себя за то что произошло."
Холодный пот побежал по спине, когда все пронеслось в уставшем мозгу. Боже… Повторяется. У нее все повторяется. Опять. Диану по-прежнему трясет, но теперь она смотрит. Прямо на меня, точнее куда-то внутрь, вскрывая гнойники моей потерянной души. И столько лютой ненависти в этом взгляде, что я захлебываюсь в ней.
Маркус подходит к девушке, аккуратно цепляя ее запястье в свою ладонь, разворачивает и уводит к такси. Секундный зрительный контакт перед тем, как маленькая скрывается из вида — боль и обида словно по проводам из нее в меня, заворачивая каждый миллиметр моего долбанного тела.
Диана скрывается в салоне. Я хочу бежать следом, орать, выть, но вытащить ее оттуда. Но я отпускаю. Подыхаю, когда Маркус садится рядом. Подыхаю, когда заводится двигатель. Подыхаю, когда машина трогается, увозя от меня самое ценное, что есть в моей никчёмной жизни. Подыхаю. Но отпускаю.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
