— Рон…
Имя едва срывается с губ и тут же заглушается языком, от движений которого кровь вмиг вспыхивает. Мужчина углубляет поцелуй, будто что-то доказывая нам обоим, отчего по телу проносится электрический заряд.
Длинные пальцы скользят по щеке, скулам и волосам. Перебирают пряди и в какой-то момент резко меня отпускают. Я приоткрываю глаза и наталкиваюсь на хитрую усмешку, блуждающую в черных глазах.
— Ну, ты собираешься смотреть, куда мы приехали? — деланно интересуется. Словно это не он только что лишал меня дыхания и упорно добивался отклика.
Я вздергиваю подбородок, стараясь утихомирить бешеные скачки сердца, и с удивлением обнаруживаю до боли знакомое место.
— Площадь Сан-Лоренцо?
Вместо ответа он открывает багажник и достаёт большую спортивную сумку. Внутри — запасная теплая одежда, плед и несколько термосов.
— Мы что, неделю здесь жить будем? — тихо посмеиваюсь, пораженная его заботой. Всё еще пытаюсь взять себя в руки и вернуть утраченный контроль.
— Через пару часов уже холодно будет. Не хочу, чтобы ты замерзла.
Черт возьми. Звучит даже лучше, чем «я тебя люблю».
Рон находит достаточно удобное место и бросает на землю сумку. Я даже не знаю, что мне нравится больше — его спокойная уверенность или же наше уединение.
Сегодня рабочий день, поэтому народу немного. Кое-где бродят туристы с фотоаппаратами, но все они кажутся замыленным фоном. Я не могу оторвать глаз от Рона, и что-то внутри меня ёкает, когда мужчина обезоруживающе улыбается и протягивает мне стаканчик с кофе.
Всё так просто, но чертовски идеально. Наверное, в студенческие времена я приходила сюда не только с Джиной. Мне всегда нравилось любоваться архитектурой, наблюдать за сотнями людей, слушать ненавязчивые мелодии и вести беззаботные разговоры. Почему-то именно среди толпы я особенно остро чувствовала нашу связь.
Будто лишний раз убеждалась — из миллионов других я выбрала правильного человека. Хотя, скорее, это он выбрал меня.
— Спасибо.
Я беру кофе и делаю несколько глотков. Приятное тепло тут же расползается по горлу.
Рон достаёт еду и надкусывает бургер. Вместо привычного ему мяса туда добавлена картофельная котлета и, судя по его грустному выражению лица, мужчина не находит вегетарианскую кухню вкусной. Или даже съедобной.
— Я же говорила, что ты можешь купить что-то другое, — с насмешкой комментирую и прикрываю глаза, наслаждаясь ароматом приправ.
— Редкостная дрянь, — кривится и обманчиво зло дотрагивается до моего плеча. — Почему с тобой так сложно?
— Обычно мужчины еще до брака понимают, с кем лучше не связываться, — ехидно иронизирую.
— А когда ты забеременеешь, тоже мясо есть не будешь? — хрипло шепчет.
Вроде и не сурово говорит, но я чувствую какую-то немую угрозу. Всё решает интонация.
— Что?!
От неожиданности я подавилась кофе и чуть не закашлялась. Он это серьезно?
Глава 36. Моника прощает
— А чему ты удивляешься? — насмешливо хмыкает. — Мы женаты. Я волнуюсь о тебе и о здоровье нашего будущего ребенка.
По спине бежит холодок. Я медленно выдыхаю и тру глаза, пытаясь избавиться от напряжения, вибрирующего между нами.
— Ты говоришь о том, чего еще даже в планах нет.
— В твоих, может, и нет, зато в моих точно есть, — прорезаются хищные нотки.
По глазам вижу — он не шутит. Придвигается ко мне и смахивает крошки с уголка губ, мимолетным касанием вызывая десятки мурашек.
— Я сказала, что мы можем попробовать, — между строк опускаю подробности. Наш брак стоит на кону. — Но это не значит, что я согласна…
— Брось, — пренебрежительно отрезает. — Ты уже всё решила. В противном случае ты бы не смогла мне довериться. Я же знаю, насколько ты боишься темноты, — лукаво хмыкает. — А в машине ты себя полностью выдала. Вон красная, как помидор.
Я чувствую обиду и облегчение. Оба чувства обхватывают шею и давят на горло невидимой нитью, которую я с насмешкой привыкла считать трусостью. Да. Именно так. Когда наступает важный момент, я всегда пасую, потому что с детства несу отпечаток отвержения. Мне страшно, что однажды Рон передумает и решит — я не стою таких усилий.
Проклятье.
Всё очевидно. Он ни разу не дал в себе усомниться. Это я себя топила. Сама бежала навстречу боли, страхам и пустоте. И наивно не замечала — горечь пропадает в исключительных случаях. Когда он рядом со мной. На расстоянии одной руки, а кажется, будто всего в нескольких сантиметрах.
Грудь защемило. Усилием воли я отогнала чертовски неправильные предрассудки, которые портят наш день. Без них лучше. Слаще. Вкуснее и как-то особенно радостнее. Будто вместо горького кофе я хлебаю молочную пенку. Воздушную и приторно сладкую. Чрезмерно сдобренную сахаром, но мне нравится. Лучше играть на грани оттенков, чем терпеть усредненное положение.
— Мы часто здесь гуляли? — невозмутимо прерываю молчание.
Рон хмыкает и кивает. Судя по всему, он понимает, что я хотела о другом спросить, но пока не решаюсь.
— Да, — хитро прищуривает глаза. — В день, когда мы встретились во второй раз, ты сбежала от меня на эту площадь. С тех пор это место стало значимым для нас обоих.
— И что? У меня получилось? — ехидничаю.
— Да разве от спецназовца убежишь? — усмехается. — Но ты заставила меня поволноваться. В толпе затерялась, но выдала себя слишком странной походкой. Запомни — если тебя преследуют, нужно сбавить шаг. Идти осторожно, будто ты просто прогуливаешься. А еще лучше — сменить одежду. Хотя бы верхнюю куртку снять.
— А ты не мог не гнаться за мной? Это, знаешь ли, очень пугает, — обиженно фыркаю.
— Ты сама напросилась. Я просто подошёл к тебе и хотел задать вопросы, а ты, как меня узнала, сразу дёру дала. Других вариантов не оставила.
— Ты вообще себя видел? Огромный, весь в чёрном, да еще и с пистолетом за пазухой. Безоружным совсем не гуляешь? — насмешливо роняю и тянусь к стакану с кофе, но он внезапно хватает меня за руку.
— Тогда мне была важна информация. А сейчас — твоя безопасность.
Маска безразличия не позволяет увидеть его эмоции. Лишь по рычащим ноткам я понимаю, что он полон тревог.
— Рон, ты правда хочешь уйти из Ндрангеты? — вопрос слетает с губ раньше, чем я успеваю подумать.
— Я знаю, что ты не примешь эту сторону моей жизни, поэтому я оставлю её в прошлом.
Его лицо смягчается, но черные глаза смотрят прямо, в упор. Гипнотизируют. Засасывают. Горят мрачной решимостью.
— Но ты не должен…
— Верно, но я хочу этого. Ради тебя. Ради себя. Ради нас. При такой жизни ты всегда будешь в опасности.
— И что ты предлагаешь? Уехать?
— А что тебя здесь держит?
Воздух застревает в легких. Я не сразу нахожусь с ответом, потому что знаю — ничего меня не держит. Я всё потеряла, хотя, по сути, я ничего и не имела.
— Столько воспоминаний в этом городе. Та же Джина. Она — моя единственная подруга, — неловко кашляю, заметив его пристальный взгляд.
Под таким надзором и кусок в горло не лезет. Хочется под землю зарыться и спрятаться — больно уж ощутимые касания глазами. Словно одновременно и прибить, и соблазнить пытается.
— И много радости тебе эти воспоминания доставляют? — хмурится и сцепляет пальцы на моих запястьях. — Тебе нужно попрощаться с Джиной и со всем, что тебя тяготит. Я уверен, смена обстановки нам обоим пойдет на пользу.
Я просто киваю. Делаю так, как он хочет, потому что не вижу смысла в сопротивлении. Своим упрямством я могу нам обоим навредить.
— Осталось поймать Брайса?
— Да. Щенок скрывается, но ему недолго осталось. День, два, и мы его прижмём.
Цепляюсь за последнее слово. Рон не конкретизирует и не объясняется. Вопрос лишь в том, что он планирует. Убить или отдать полиции…
— Можно я завтра к Джине поеду?
— Ты спрашиваешь у меня разрешения? С каких это пор? — вздергивает бровь и скользит по мне изучающим взглядом.
