В раздевалке мы опять сцепились. Уже собирались выйти на улицу, как неожиданно вмешался Аким:
– Вы, парни, будто бабу поделить не можете, – крикнул Гедуев.
– А он ради трехминутной блажи нас послал, разве не очевидно? Хорошо дает, а, Шест?
Сжав руку в кулак, я ударил в живот Кира, тот моментально согнулся, и парни спохватились, вырастая между нами.
– Еще раз слово в ее адрес скажешь, убью! Понял?!
– Гребаный каблук! Друзей на баб не меняют! Да сколько у тебя таких будет! – орал не своим голосом Иванов.
– Друзей и девушек на одну ступень не ставят. Спустись на землю, Кир! Она – это она, ты – это ты!
– Иди нахер!
И нет, это была не последняя наша ссора. Да и команда не могла сыграться на площадке из-за наших с Ивановым конфликтов. Они словно пытались варьировать где-то между, словно хотели мира, который отчего-то не наступал.
Наверное, если бы не Рита, я бы не справился, сломался просто. Баскетбол и друзья для меня всегда были важной частью жизни, в них я находил отдушину. Стоило только взять мяч, подойти к кольцу, как сердце зажигалось невидимой энергией. Мне нравилась атмосфера игры, нравилось ощущать себя одним из «Воронов», а уж когда мы забивали победное очко, душа ликовала.
Спорт – наркотик, привычка, выработанная годами. А команда – вторая семья. Я смотрел на происходящее на площадке, смотрел на то, как моя семья разрушается крупица за крупицей. Порой на тренировках я останавливался и молча взирал на них, с досадой осознавая, что моя привычка превратилась в никотин, убивающий легкие. И этим никотином стал я сам.
Нужно было что-то делать, в конце концов, когда корабль тонет, правильно пересадить людей на новый, а старому позволить потонуть вместе с капитаном. Для этого нужно мужество, новая цель, причина двигаться дальше. Моей причиной и светом в конце туннеля была Рита, тренер, и, черт возьми, даже Кирилл. Мы ведь друг друга убивали там, на площадке, не давали возможности идти вперед - к намеченной цели.
Закончив очередную тренировку, я заглянул к Рыжову. Он как раз просматривал информацию о предстоящих соревнованиях.
– Можно?
– Заходи, конечно.
– Андрей Игоревич, в общем вот – я положил повязку капитана на стол. Взгляд зацепился за многочисленные кубки, медали и грамоты. На стенах даже были старые вырезки из газет, где мы, еще будучи мальчишками, занимали какие-то лидирующие места. В этом кабинете хранилась целая история, легенда «Воронов», моя жизнь.
– Что это, Шестаков? – глаза тренера расширились, он поднялся из-за стола.
– Я решил уйти, – выдохнув, произнес я, растягивая губы в поддельной улыбке. Люди привыкли видеть меня улыбчивым, способным выдержать любые бури, что ж, было бы глупо разрушать эту иллюзию.
– Как? В смысле уйти? Куда уйти?
– Команда рассыпается из-за меня. Я не хочу ломать то, что строилось титаническими усилиями.
– Виктор, ты что такое говоришь? Да они же оболтусы такие, идиоты просто!
– Если у меня однажды родится сын, – я продолжал улыбаться, хотя в груди все разрывалось, горело адовым пламенем. Я был листом бумаги, что сожгли дотла, оставляя лишь пепел. – Если к тому времени вы еще будете преподавать, я обязательно приведу его к вам.
– Витя, – прошептал Рыжов.
Я сжал руку в кулак, стукнул ей по груди и поднял вверх, подобно факелу свободы. Это был наш символ, так мы желали друг другу удачи, знаменуя, что вороны всегда взлетают, даже в непогоду.
– Вперед, «Вороны», – произнес я, развернулся и покинул кабинет. Шел по залу, смотрел на щит, на мячи, валяющиеся в центре площадки. Сколько связано с этим залом, с кольцом и мячами... Я отчетливо помню, как впервые оказался здесь, как промазывал, закидывая мимо. А наша первая игра? Губы сами растягиваются в улыбке, ведь мы вырвали победу тогда, сражались до последнего, до мозолей на пятках.
Коснувшись ладонью стены, я провел по ней, громко вздохнув.
– Вперед, «Вороны», – повторил шепотом, прощаясь со своей командой. Когда лодка тонет, капитан обязан ее спасти.
Глава 54 - Витя
Я не зашел в раздевалку, не попрощался с парнями, хотя, чего прощаться, собственно, в одной школе ж учимся. Все равно будем видеться, может, даже общаться начнем как раньше, в конце концов, больных точек соприкосновения у нас больше нет. Хотя и это не особо важно, главное вернуть на площадку командный дух, очки, победы, остальное – дело десятое.
Переодевшись, взял сумку и вышел на улицу, подставляя лицо весеннему ветру. Март почти закончился, до конца учебы оставалось каких-то два месяца, там экзамены, выпускной и новая жизнь. Я, честно, раньше и не задумывался о будущем, а теперь будто потерял ориентир, карту, по которой надо было двигаться дальше.
Куда поступать? Какие экзамены сдавать? Кем мне хочется стать? Я всегда жил баскетболом, а теперь, словно потерявшейся ребенок, не мог понять, направо мне или налево.
Байк оставил у школы и побрел тихонько по улочкам, пиная камешки и разглядывая набухающие почки на деревьях. Сам не понял, как пришел к Рите во двор, хотя знал, что дядя Паша сегодня дома, она даже выйти на минутку не сможет. А мне чертовски, до дрожи в коленках захотелось ее увидеть.
Я уселся на качели на детской площадке, той самой, где мы выросли. Вон грибок, под которым прятались жаркими летними деньками от дождя, а с той дальней крутой горки Рита боялась съезжать. Мальчишки ее засмеяли, и она, чтобы утереть им нос, залезла на верхушку, уселась и зажмурилась. Я видел, как ей было страшно, поэтому залез следом, пристроился позади, приобнял, и мы скатились.
Кажется, это было так давно, и в то же время – буквально вчера.
Я оттолкнулся ногами, раскачиваясь на качелях, и продолжал предаваться воспоминаниям, которые грели ничуть не хуже весеннего солнца. Беззаботное детство осталось позади, пришло время взрослеть, принимать решения, брать на себя ответственность. Но мне почему-то хотелось продолжать раскачиваться на качелях, отбивать мяч об асфальт и держать Риту за руку.
В своих мыслях я провел не меньше часа, а потом вдруг услышал знакомый голос, сперва даже показалось, он звучит из далекого детства, но нет, Рита была настоящей.
– Витя! – крикнула Рита, держа в руках пустое ведерко. На ней была тонкая вязаная кофточка, волосы забавно торчали в разные стороны, а длинная, до самых пят, юбка волочилась по земле.
Она подошла ко мне, поставила ведро возле железной перекладины и взглянула с неподдельной тревогой, как, пожалуй, никто и никогда не смотрел на меня, кроме нее, конечно.
– Ты чего здесь… что-то случилось?
– По тебе соскучился, – с улыбкой ответил, потянулся к руке Марго и дернул на себя, уткнувшись носом ей в грудь. Она была такой маленькой, хрупкой, словно пушистое перышко, что может в любой момент обломиться. Сердце у меня сжалось от тоски и горечи, я не хотел говорить Рите о баскетболе, не хотел, чтобы она переживала. Но и поделать ничего с собой не мог – рядом с ней я превращался в открытую книгу, становился настоящим.
– Вить, – позвала Марго, она перебирала пальчиками пряди моих волос, а потом начала просто гладить по голове, словно маленького мальчишку.
Под ребрами болезненно заныло, казалось, по телу разливалась какая-то тупая, ноющая боль. Я еще сильнее прижался к Рите и вдруг осознал: это было настолько ярко, живо, как ни с кем и никогда. Теплота, исходящая от этой девушки, исцеляла, вдыхала энергию, желание двигаться дальше, открывать для себя новые горизонты.
Я приподнял голову, взглянув на Риту снизу вверх, она тоже ответила нежностью во взгляде, словно и без слов знала то, что рвалось из моего сердца.
– Я люблю тебя, Романова, ты ведь знаешь это, да?
Глаза Марго покраснели, она часто заморгала, кажется, смутилась.
– Я… – она вдохнула, робко улыбнувшись. – Я тоже тебя… люблю.
Опустив голову, я прислонился ухом к груди Риты, пытаясь услышать, как неистово стучит ее сердце, потому что мое норовило выпрыгнуть, сменить владельца. Наш мир вмиг сократился до двух людей, заставил повзрослеть, захотеть чего-то большего – совместного будущего.
