злостью приправляет.
Ревностью блядской.
Психом себя чувствую.
К каждому слову ревную.
И пташка дохрена поводов давала…
Только почему-то вина за это давит.
– Что? – рявкаю, не выдерживаю. – Что ещё было?
– Ничего. Я просто не умею по-другому. Знаешь, пытаюсь за добро отплатить и…
– Ты за своё дурацкое добро сполна оплатила.
– Знаю. Прости. И не нужно было уезжать, я не устала. Просто немного скучно было. Вот и разморило.
– С моими братьями – скучно?
– Ну… Вы говорили, а я просто молча сидела. Интересно, но они весь вечер болтали, - глаза закатывает, фыркает. – И больше часа намекали мне на свадьбу. То как у одного было, как у другого, то у какого-то Мамедова вот-вот будет.
Черт.
О Мамедове я и забыл совсем. Давний друг семьи, с которым не общались особо. Отбитый даже по моим меркам, а это нужно постараться. Какая там у него свадьба по счету?
Третья?
Четвертая?
Но братья молодцы. Правильные мысли втолковывают Нике. Я с этим не спешу, сначала надо, чтобы девчонка со мной осталась. Потом можно и штамп в паспорте. Херня это, ничего не решает.
Что девчонка убежать может, что жена.
Вопрос только в желании.
– Никакой свадьбы, Хаджиев, - произносит твердо, подбородок вздергивает. – Пока в шахматы не выиграешь, то никакого брака.
– Если Адам будет мешаться, то игра будет долгой. С животом под венец пойдёшь. Нам ещё заново…
– А не нужно заново!
Подбирается, улыбается довольно. Сама из машины выскакивает, к дому несётся. А час назад готова была в переполненном расстояние спать. Что так её взбодрило?
Раздеваюсь в прихожей, обувь стаскиваю, когда Ника обратно вылетает. С удивительной грацией, пусть длинное платье и мешает.
– Вот, - протягивает мой блокнот, а после к груди прижимает. – Я вспомнила.
– Что вспомнила, пташка?
– Я ведь все ходы записывала, помнишь? И твои тоже, раз ты не делал такого. Так что мы расставим всё и можем продолжать.
Можем.
Продолжать.
Настолько выиграть хочешь, пташка?
Горечь проглатываю.
Мерзкое ощущение.
Как бы не удерживал, а она рвётся подальше.
Блядь.
Хрен с ней.
Хочет для галочки выиграть? Будет ей. Намеренно проиграю, даже стараться не буду. Пусть забирает моего короля, а я заберу её. Ни слова не скажу, когда потом Ника не захочет уходить.
Надеюсь на это.
– Сыграем, Саид? Или… Ты говорил, что у тебя дела.
– Сыграем. Душ приму, я весь в табачном дыме.
– Хорошо.
Не спорит, взглядом мажет. Пойдёт со мной в душ или нет? Нет, походу. Я проиграю, пташка, но сделаю это медленно. Чтобы привыкла ко мне и не улетала больше.
Поняла, что не так со мной плохо, как она думала.
– Вернусь скоро, - направляюсь к лестнице, но торможу. – Жив.
– Что? – хлопает ресницами, губы приоткрывает.
– Эмин – жив. Про Тахира такого сказать не могу.
Потому что племянник – Хаджиев, как бы не плевался.
Я ему выбор дал, когда в комнате сидели. И я решал, что с ним дальше делать. Рассказывал, как Тахир перешел грань. И что Эмин сам должен с ним разобраться.
– Ника – семья, - так я сказал. Племянник не спорил. – А в семье…
– Кровь за кровь.
Эмин закончил за меня.
И я не сомневался, что Эмин сам глотку перережет Тахиру.
А ужас на лице предателя стремительно расцветал.
Тахир тоже в этом не сомневался.
– Господин Саид…
– Свободна. Пусть все оставят нас. Только Тереза с малым остается.
– Я поняла.
Застываю с кружкой в руках, прижимаюсь поясницей к кухонному столику. Нигяр мигом покидает кухню, всем доносит, чтобы дома никого не осталось.
А я не знаю, что меня ждёт.
Вчера всё было прекрасно. И игра, когда я так легко фигуры мужчины забирала, и ночь вместе. И даже утром, поцелуи и близость, от которой трепет внутри.
Теперь же Саид возвращается чертовски злым. Рявкает на всех, дверью гремит. И я не представляю, что могло произойти. Как мужчина на мне отыграется за то, что случилось.
Так ведь уже было.
Ничего нового.
Поэтому стараюсь слиться с мебелью, не привлекать к себе внимания. Нет меня, элемент декора. Только Саид смотрит прямо на меня, его лицо – непроницаемая маска.
Падает на стул, телефон и ключи бьются о стол. Мужчина хлопает по карманам, достает зажигалку. А потом ругается на незнакомом мне языке и отбрасывает пачку сигарет.
– Я сейчас найду пепельницу, - шепчу, хотя в тишине слишком громко получается. – И выйду, можешь покурить.
– Нет. Лучше кофе сделай, - не просит, приказывает. – Как ты себя чувствуешь?
– Я? Да… Нормально.
Отвечаю осторожно, не понимая, к чему этот вопрос. Или надо было соврать, что мне очень плохо? И тихонько ускользнуть, пока мужчина ничего не понял?
Саид загадка.
Темная бездна.
Хаджиев сейчас это огромное минное поле, где каждый сантиметр под напряжением. И я не знаю, куда можно ступить так, чтобы меня не накрыло взрывом.
– К врачу поедем скоро.
– Зачем?
– Мы планировали. Ты должна была быть готова к четырем.
– Я и готова. Конечно.
Поспешно заливаю кофе кипятком, ставлю кружку перед мужчиной. Мнусь, не знаю, как мне лучше поступить. Я была так спокойна всего секунду назад, а теперь пальцы дрожат.
Из головы вылетело, что мы собирались на осмотр. Саид сам настоял, хотел проверить, что с ребёнком всё нормально. И его не волновало, что постоянно ездить к врачу не нужно.
Он все ещё собирается?
– Может… Ты голодный? Я накрою на стол.
– Нет. Что с тобой, пташка?
– Ничего, - больше на вопрос получается, но я киваю. – Всё нормально. А у тебя… Что-то случилось?
– Пустяки.
– Ой, - пищу, когда Саид тянет на себя. Утягивает в объятия, а после неспешно кофе глотает. Кружка задевает щеку. – Горячо.
– Прости. Кто обидел?
– Что? Нет, никто. Никто меня не обижал, Саид.
– Так что с настроением, пташка?
Царапает щетиной, шумно выдыхает. Я вся как на иголках, жду каких-то упреков или резких фраз. Но их не следует. Стараюсь развернуться к мужчине, понять, что он от меня хочет.
Совсем не этого от Хаджиева жду. Приготовилась защищаться или тихо себя вести, не нарываясь. Но он кажется… Не спокойный, конечно, весь напряженный. Но и не
